Владимир Маяковский - Маяковская галерея

Многие
              слышали звон,
да не знают,
                      что такое —
                                            Керзон.
В редком селе,
                            у редкого города
имеется
               карточка
                               знаменитого лорда.
Гордого лорда
                           запечатлеть рад.
Но я,
         разумеется,
                              не фотографический аппарат.
Что толку
                  в лордовой морде нам?!
Лорда
            рисую
                        по делам
                                         по лординым.
У Керзона
                  замечательный вид.
Сразу видно —
                           Керзон родовит.
Лысина
              двумя волосенками припомажена.
Лица не имеется:
                               деталь,
                                             не важно.
Лицо
         принимает,
                             какое модно,
какое
          английским купцам угодно.
Керзон красив —
                              хоть на выставку выставь.

Во-первых,
                    у Керзона,
                                      как и необходимо
                                                для империалистов,
вместо мелочей
                             на лице
                                           один рот:
то ест,
            то орет.
Самое удивительное
                                     в Керзоне —
                                                             аппетит.
Во что
            умудряется
                                 столько идти?!
Заправляет
                    одних только
                                           мурманских осетров
по тралеру
                   ежедневно
                                       в желудок-ров.
Бойся
           Керзону
                          в зубы даться —
аппетит его
                    за обедом
                                       склонен разрастаться.
И глотка хороша.
                              Из этой
                                            глотки
голос —
               это не голос,
                                      а медь.

Но иногда
                  испускает
                                   фальшивые нотки,
если на ухо
                    наш
                           наступает медведь.
Хоть голос бочкин,
                                  за вёрсты дно там,
но толк
             от нот от этих
                                      мал.
Рабочие
                в ответ
                             по этим нотам
распевают
                    «Интернационал».
Керзон
              одеждой
                               надает очок!
Разглаженнейшие брючки
                                      и изящнейший фрачок;
духами душится,—
                                 не помню имя,—
предпочел бы
                        бакинскими душиться,
                                                              нефтяными.
На ручках
                  перчатки
                                  вечно таскает, —
общеизвестная манера
                                          шулерска́я.
Во всяких разговорах
                                       Керзонья тактика —
передернуть
                       парочку фактиков.
Напишут бумажку,
                               подпишутся:
                                                    «Раскольников»,
и Керзон
                на НКИД врет, как на покойников.
У Керзона
                   влечение
и к развлечениям.
Одно из любимых
                                керзоновских
                                                         занятий —
ходить
             к задравшейся
                                        английской знати.
Хлебом Керзона не корми,
дай ему
              задравшихся супругов.
Моментально
                        водворит мир,
рассказав им
                        друг про друга.
Мужу скажет:
                        — Не слушайте
                                                   сплетни,
не старик к ней ходит,
                                      а несовершеннолетний. —
А жене:
              — Не верьте,
                                      сплетни о шансонетке.
Не от нее,
                   от другой
                                     у мужа
                                                  детки.—
Вцепится
                 жена
                          мужу в бороду
и тянет
             книзу —
лафа Керзону,
                          лорду —
маркизу.
Говорит,
               похихикивая
                                     подобающе сану:
— Ну, и устроил я им
                                      Лозанну! —
Многим
              выяснится
                                 в этой миниатюрке,
из-за кого
                 задрались
                                    греки
                                              и турки.
В нотах
             Керзон
                          удал,
                                   в гневе —
                                                      яр,
но можно
                 умилостивить,
                                          показав долла́р.
Нет обиды,
                    кою
было бы невозможно
                                       смыть деньгою.
Давайте доллары,
                                гоните шиллинги,
и снова
             Керзон —
                                добрый
                                              и миленький.
Был бы
              полной чашей
                                       Керзоний дом,
да зловредная организация
                                                 у Керзона
                                                                   бельмом.
Снится
             за ночь
                           Керзону
                                          раз сто,
как Шумяцкий
                        с Раскольниковым
                                                    подымают Восток
и от гордой
                     Британской
                                          империи
летят
          по ветру
                         пух и перья.
Вскочит
               от злости
                                бегемотово-сер —
да кулаками на карту
                                     СССР.
Пока
         кулак
                   не расшибет о камень,
бьет
          по карте
                         стенной
                                        кулаками.

П р и м е ч а н и е.
Можно
            еще поописать
                                       лик-то,
да не люблю я
                         этих
                                 международных
                                                               конфликтов.

Чьи уши —
               не ваши ли? —
не слышали
                     о грозном
                                       фельдмаршале?!
Склонитесь,
                      забудьте
                                       суеты
                                                  и су́етцы!
Поджилки
                  не трясутся у кого!
Мною
           рисуется
портрет Пилсудского.

У Пилсудского
                          нет
                                 никакого роста.
Вернее,
               росты у него разные:
маленький —
                        если бьют,
большой —
                     если победу празднует.

Когда
           старается
                             вырасти рьяней,
к нему
            красноармейца приставляют
                                                               няней.
Впрочем,
                 военная
                                не привлекает трель его:
не краснозвездников,
                       а краснокрестников норовит
                                                       расстреливать.

Крохотный лоб.
Только для кокарды:
                                     уместилась чтоб.
А под лобиком
                          сейчас же
                                             идут челюстищи
зубов на тыщу
                          или
                                 на две тыщи.
Смотри,
чтоб челюстьце
                             не попалась работца,
а то
        разрастется.
Приоткроется челюсть,
                                         жря
                                                или зыкая,—
а там
          вместо языка —
                                       верста треязыкая.
Почему
              уважаемый воин
так
      обильно
                     языками благоустроен?
А потому
                 такое
                            языков количество,
что три сапога,
                          по сапогу на величество, —
а иногда
               необходимо,
                                      чтоб пан мог
вылизывать
                      единовременно
                                                   трое сапог:

во-первых —
                         Фошевы
подошвы,
Френчу
              звездочку шпорову
да туфлю
                 собственному
                                          буржуазному
                                                                  борову.
Стоит
           на коленках
                                и лижет,
                                               и лижет,
только сзади
                        блестят
                                      пуговицы яркие.
Никто
          никогда
                        не становился ниже:
Пилсудский
                     даже ниже
                                        польской марки.
А чтоб в глаза
                         не бросился
                                     лизательный снаряд —
над челюстью
                         усищев жесткий ряд.
Никто
          не видал
                          Пилсудского телеса.
Думаю,
             под рубашкой
                                      Пилсудский — лиса.
Одежда:
                мундир,
                              в золото выткан,
а сзади к мундиру —
                                     длиннющая нитка,
конец к мундиру,
                              а конец второй —
держится
                  Пуанкарой.
Дернет —
                  Пилсудский дрыгнет ляжкой.
Дернет —
                  Пилсудский звякнет шашкой.
Характер пилсудчий —
сучий.
Подходит хозяин —
                                    хвостика выкрут.
Скажет:
               «Куси!» —
                                   вопьется в икру.
Зато
        и сахар
                     попадает
                                      на носик
этой
         злейшей
                         из антантовских мосек.
То новеньким
                         заменят
                                        жупан драненький,
то танк подарят,
                             то просто франки.
Устрой
             перерыв
                             в хозяйских харчах —
и пес
          моментально б
                                      сник
                                               и зачах.
Должен
              и вере
                          дать дань я
и убеждения
                       оттенить
                                       до последних толик:
Пилсудский
                был
                социалистического вероисповедания,
но
     по убеждению
                               всегда
                                            иезуит-католик.
Демократизм прихрамывает,
                                                   староват одёр,
у рабочих
                  в одра
                               исчезает вера.
Придется
                  и Пилсудскому
                                             задать дёру
из своего
                  Бельведера.

П р и м е ч а н и е.
Не очень ли
                      портрет
                                     выглядит подленько?
Пожалуй,
                 но все же
                                   не подлей подлинника.