Юргис Балтрушайтис - Лилия и серп

Пора признать! Не путь от тризны к тризне,
Где боль утрат меняет бледный страх,
Не плен в тени — великий жребий жизни,
А поздний день, светающий в веках…

В бреду страстей, в обмане их свершенья,
Людской душе, распятой в их игре,
Уже не раз потир Преображенья
Являл свой свет на звездном алтаре…

Еще велик раздор неутомимый
В земной пыли, где слышен лязг меча
И стон раба, в его неволе мнимой,
Где жажда смерти в слабом горяча…

Но миг борьбы в сердцах, до срока пленных,
И дрогнет прах, приемля звездный зов,
Предсказанный в пророчествах священных
И в трепетном наитии певцов…

Посеян день, взошла и зреет нива,
И пенится несущий вечность вал —
Не жизнь лгала, сознанье было лживо,
Не зов был слаб, а смертный слух солгал…

Средь пенья волн, в часы их зова,
Горька прибрежная роса,
И от тщеты труда земного
Уносят сердце паруса…

В час бренных дум и боли праздной,
Моих испытанных подруг,
От их игры однообразной
Нагорный звон влечет мой слух…

Нежданный миг иль вихрь случайный
Приблизит сердце к забытью,
В простор своей суровой тайны
Уносят звезды мысль мою.

К кресту земли, во львиной яме,
Мой дух тоскующий, ты весь
Прикован древними цепями,
Но в вечной жажде ты — не здесь!

Сквозь тишь зимы трудна дорога к маю,
К лесной свирели, к пению садов,—
Но я метель любовно принимаю,
Как дали льдов…

Ниспавшей капле долго ждать возврата
В полдневный пояс радужных полос —
Нo тверд мой дух, пусть глухо грудь объята
Приливом слез…

Пред бездной мира разум безоружен
И ткани дум в сознаньи нет —
Лишь знаю я, что праздный колос нужен,
Как нужен цвет…

Не скоро взмах отвечного огнива
Сольет творенья в пламени одном —
Но в вихре яви сердце искрой живо
И кратким сном…

В игре теней не скоро в смертной доле
Искупит Солнце алчущих в бреду —
По я горжусь венцом суровой боли
И чуда жду…

Миг торопит, час неволит,
День заходит — кубок пролит!
Чуда крови сердце молит.

Хлынул-сгинул трепет вала…
Снова, снова, как бывало,
Грудь от радости отстала…

Блеск был ярок, звон был ясен!
Вечерея, час безгласен…
Вечер тенью опоясан.

По суровому завету,
Как ни ратуй, как ни сетуй,
Бродит серп от цвета к цвету.

Точит силу червь бессилья,
От сиянья, от обилья
В сумрак, в сумрак реют крылья!

Уводит душу час в тени
Назад, назад,—
Туда, rge ярки были дни
И цвел мой сад…

Пестро менялись звон и цвет
В моих лугах,
И дрогнул в сердце с бегом лет
Бессильный страх.

И вот железный крест готов
Давно, давно —
И плачет сердце средь цветов,
Одно, одно.

Кто мерой мига сердце мерит
И тайный жребий смертных дней,
Тот горько слеп, тот в жизнь не верит,
Тот в ней — как тень в игре теней!..

И всех зовущий сон забвенья,
Пред строгим подвигом веков,
Объяв людей, лишь множит звенья
Их дух унизивших оков.

Кто в свете часа дом свой строил,
В величьи мира будет мал,
Зане он жизни не утроил
И бытия не оправдал…

Пусть ярок трепет искры зримой,
Но он лишь миг владеет тьмой,
Где человек — как сев озимый,
До утра майского немой!

И пусть свята молитва слова
В устах восставшего раба,
Но строят высь пути людского
Лишь тяжкий молот и борьба!

Предвижу разумом крушенье
Всех снов — солгавший мир в пыли!
И вновь предчувствую свершенье
Всех тайных чаяний земли…

Пусть смешан пепел с каждым жаром,
Пусть тлен венчает каждый цвет,
Но миг минувший цвел недаром,
Недаром в пламя был одет.

Весь подвиг дней в борьбе упорной,
Как след случайный на песке,
Но бьется сердце плодотворно
В слепом алканьи и тоске…

Влача свой крест, и пути к утрате,
Где каждый сетует, сам-друг,
Всем даром терний и распятий
Преобразится смертный дух.

И зыбкой искре, слитой с тенью,—
Глухому воплю и слезе
Дано быть каменной ступенью
В людской светающей стезе!

Весь преданный жару тоски ненасытной,
Плетусь я по звездам, ночной пилигрим,
Приемля их холод душой беззащитной,
Взывая к их пламени сердцем нагим.

Мерцает их слава, то кротче, то строже,
Великая полночь их сменой полна,
Но сердце, как тайна, все то же, все то же,
И боль кочевая все также одна.

Лишь вижу: напрасна молитва в пустыне,
Что с бледною дрожью слагают уста,
И горек мой посох — доныне, отныне —
Где выкован череп под знаком креста!

Лишь знаю, что в мире — две разных ступени:
Средь высей зацветший покой
И в дольней дороге от тени до тени —
Заблудший в смятении разум людской!

Скользнул закат по высям отдаленным,
И вновь шепчу я сердцу моему:
Познав весь свет, равно неутоленным,
Падешь во тьму…

На всех стеблях, чья стройность длится хрупко,
Зажжется свет, затмится и пройдет…
И лишь полынь — на дне живого кубка,
Где будто был налитый на пир мед…

В миг пламени веков седая Пряха
Роняет прах, и меркнет вдруг игра,
И каждый раз для холода и страха
Влачусь я от костра…

Смыкает день стоогненные сроки
В полях земли — лишь в небе облака
Цветут, горят… Но искры их далеки!
И дрожь близка…

Полдневный лен и розы отцвели…
В последний раз, чуть зыбля свет в пыли,
День шелестом касается земли…

И где сливалась ткань земного сна
Из зыбкого цветного волокна,
Немая даль немых теней полна…

И где пылал о разном миг и миг,
Весь призрак яви, как единый лик,
У звездного порога вдруг возник…

Мир пестроты, свершившей свой завет,
Облекся в прах без знаков и примет,
И на земле у сердца крова нет…

В твой звездный храм приотворялась дверь,
И ты, душа, раскрытая теперь,
Всю нищету отдельности измерь!

Как срок дан искре, срок — волне,
Так сердце мечется во мне…

Вот, алчное, в твоей тени
Зажглись нежданные огни!

Их трепет праздный, но живой
Своим забвением удвой…

Tвой жребий вплел в их знойный миг
Пыланье всех надежд твоих…

Умей беречь, умей продлить
Из молний сотканную нить…

Их цвет пустой возьми в свой путь,
Скитанью преданная грудь,—

Их цвет, что цвел лишь раз вблизи,
Сквозь слезы в далях отрази,—

И всю их пламенную ложь,
Тоскуя, в памяти умножь!