Исмаил Кадарэ - Лирика

Он молчал, цепями скован.
Голова в крови.
А султан, как черный ворон,
Каркал: «Говори!

То ли ты лишился слуха,
То ли — языка?
Отвечай, неверный! Ну-ка!
Ты ведь жив пока».

Нет в плечах могучей силы.
Темен белый свет.
«Я мертвец», — как из могилы
Слышится в ответ.

Закричал султан в волненье,
Пряча торжество:
«Львам голодным на съеденье
Бросьте-ка его!»

…Изошли слезами реки.
Желтый лист опал.
Так погиб в далеком веке
Славный генерал.

Не заходит солнце на просторе
Той земли, не знающей конца.
Словно степи,
Широки сердца,
А глаза там
Голубее моря.

Как амфитеатр, воздвиглись горы,
Окружив гигантский яркий сад.
На ступенях зрители сидят —
Сосны и притихшие озера —
И глядят с синеющих высот,
Как Россия гордая цветет.

Пишут малыши, склонив головки,
слово «мир», стараются, сопят.
Маленькие пальчики неловки —
трудная задача у ребят.
И хотя работы много разной
будет впредь у грамотной руки,
ничего нет чище этой грязной
вкривь и вкось написанной строки.

Об Ильиче я думал столько раз!
Я слов искал особого накала,
но имя Ленин редко, как алмаз,
в моих стихотворениях сверкало.
Ведь полыхать он должен, как заря,
жить среди шквалов революционных,
шагать в морозных вьюгах Октября
под шелест флагов, бурей опаленных.
И часто рвал стихи я, брови хмуря, —
казалось мне, что в них живет не буря,
а запах трав и спелого зерна,
где сон тропинок стережет луна…

Но ничего… Пускай любимый Ленин
живет в полях, что с детства мне близки,
идет по тихим улицам селений
и слушает, как шелестят дубки.
Шагал он через бури, в непогоду,
сквозь грозные октябрьские ветра,
но кто еще, как он, любил природу
и тишину крестьянского двора!
Имел он душу чуткую поэта,
любил цвета заката и рассвета,
и над озерной гладью паруса,
и в утреннем багрянце небеса…

В рассветной дымке солнца алый шар
напоминал ему восход России,
а на закате огненный пожар —
кровь тех, кто жизнь Отчизне подарил.
И в этот час, когда за грань земли
медлительное солнце заходило,
он знал, что поднимается вдали
другое — незакатное светило.
Вождя сейчас я вижу как живого,
звучит спокойно ленинское слово,
мне кажется — весь мир наполнен им:
«Завоеванья наши отстоим!»

Над Дрином проносятся тучи понуро…
В полночном безмолвии аккордеон
поет, не смолкая, о волнах Амура —
мелодией вальса простор напоен.

Поют пограничники. В вальсе старинном
встает перед ними большая страна.
Амур в этой песне становится Дрином —
бьет в берег албанский Амура волна.

На чужбине, вдали
От родимой земли,
Пал солдат у подножья горы.

Даль нема и пуста —
И над ним ни креста
И ни матери нет, ни сестры.

Только с родины тучи
Приплыли, узнали
И оплакивать стали.

Война…
Желаю тебе опозданья.
Но не на пять минут, как
на свиданье.

Опоздай,
Разминись
С людьми
На всю жизнь.

Мои стихи встречая по журналам,
их автора, наверно, иногда
ты связываешь с тем влюбленным малым
из юности, утекшей, как вода.

И, может быть, хранишь еще (сознайся)
мои посланья — синий бред чернил…
Опять сомнений рой…
Не сомневайся.
Да, это я. Тебя любивший. Смил.

Тот гимназист, что мучился жестоко,
встречая холодок красивых глаз…
Ты вправе сомневаться — ни намека
нет о тебе в моих стихах сейчас.

Как путник на заснеженной дороге
высматривает отблеск фонаря,
так ты мечтаешь отыскать в итоге
то, что могло случиться там, в прологе…
Но снег вокруг.
А ты все ищешь…
Зря.

Бродили мы с тобой вдвоем,
И ветер третьим был.
Он белым кружевом играл
На платье голубом твоем.

На озере, едва-едва
Своею легкою рукой
Касаясь волн,
Вязал он пены кружева,

И наряжалась синева,
Как будто бы хотела
Быть на тебя похожей.
Я понимал ее вполне:
Ты, видно, нравилась волне.

На улице дождь беспрерывный, унылый.
Над партою голову ты наклонила.
О чем ты мечтаешь, о чем?

Когда-нибудь,
когда года пройдут,
Ты будешь мечтать о том,
Что видишь сегодня тут.
Все будет мило: и эта слякоть,
И стекла, не перестающие плакать,
Аудитория, этот дом.
Ты даже можешь вернуться сюда,
Постоять перед этим окном.

Но никогда уже не будет рядом
Моего
за тобою следящего взгляда.

На этих берегах
Гнездятся птичьи стаи…
Ты подожди, ты подожди,
Пока я взрослой стану!

Цветы нам поле даст,
Грозу подарят горы.
Ты подожди, ты подожди,
Я вырасту так скоро!

И опьянели птицы,
И время наступило…
Прими меня, прими меня
В свои объятья, милый!

Мы в поле соберем цветы,
В горах мы бурю встретим.
Чего еще, чего еще
Желать на этом свете?

Леса замолкли. Птицы
От нас тепло уносят.
Согрей меня, согрей меня —
Уже подкралась осень!

Цветы завяли в поле,
Гора в снегу уснула…
Как быстро пробежала жизнь,
Как пестрый сон, мелькнула!

Жернова, вращаясь,
Говорят с водой.
Только ты печален,
Мельник молодой.

Мыслей вереница
В голове кружит.
Чернокрылой птицей
В небе ночь дрожит.

Что же опускается
Сильная рука?
Сыплется, ссыпается
Белая мука.

Ах, муќа постылая!
В м́уке дни текут.
За другого милую
Замуж выдают.

И тебе не знать бы,
Что из той муќи
Подадут на свадьбу
Горы-пироги.

Жернова, вращаясь,
Говорят с водой.
Что молчишь, отчаясь,
Мельник молодой?

Думы до рассвета.
Как их отогнать?
Ведь на свадьбе этой
Не тебе гулять.

Услыхать не смогут
Завтра на селе,
Как гремит тревогу
Мельница во мгле.

Не заметят гости,
Сидя за столом,
Как застрянет в горле
У невесты ком.

Как, затмив веселье,
Шутки жениха,
Ей глаза застелет
Смертная тоска.

Жернова, вращаясь,
Говорят с водой.
Чем ты опечален,
Мельник молодой?

Разогнать не в силах
Горькую тоску,
Будешь вместо милой
Целовать муку.

Радуясь, как солнцу,
Вере дорогой,
Что она коснется
Той муки рукой.

Жернова, вращаясь,
Сыплют белый след.
Ты один встречаешь
Пасмурный рассвет.

Пенье бесконечно
Старых жерновов,
Как сильна и вечна
Мельника любовь.