Вера Камша - Герои на все времена
«Вот здесь высказан вопрос, чем объявленный конкурс отличается от статей о «передовиках производства» в 70-е годы, — откомментировал ситуацию Николай Перумов. — Что-то типа «ими гордится страна», «в жизни всегда есть место подвигу» или даже «пионер старушку через улицу перевел».
Ирония в вопросе нескрываемая. Мол, помним-помним весь тот маразм, и генсека-бровеносца, на ордена которого пчелы слетаются, «потому что у Покрышкина или Маресьева они порохом пахнут, фу, а у него — ли-и-и-ипой». И про заготовку грубых и сочных кормов в хозяйствах Ленинградской области мы помним, и про многое другое.
Помним. Но вот беда — по соседству с романами о том, что «наша сила — в наших плавках», страданиями «богемы», коей «затыкали рот» и «не давали атмосферы», была и совсем иная жизнь. Где «липе» места не было. Где, порой чертыхаясь, порой молча, делали дело. Водили атомоходы по Севморпути, строили дома, лечили людей, учили — так, что до сих пор советское образование считается лучшим в мире; делали открытия, писали книги — «В списках не значился», «А зори здесь тихие…», «Территория», «Тяжелый песок», «В августе 44-го», «Странные взрослые», «Сестра печали» — да все не перечислить!..
Были, были «в этой стране» люди, что не давились за «дефицитом», не жили по принципу «ты — мне, я — тебе», не считали себя обделенными. Летают старые самолеты, их руками собранные, ходят поезда, стоят мосты. И нефть качают — ими, «передовиками», разведанную и освоенную. И в домах живем, построенных в основном тоже тогда — в шестидесятые, семидесятые, в первой половине восьмидесятых. Так что существовали эти самые «передовики» на самом деле. Наряду с липовыми, измышленными пропагандой (идиотизм которой никто не отрицает) — самые настоящие. Это их наследие проедаем мы уже четверть века и все никак не проедим.
Нелишние люди.
Мой командир ЗРДН, молодым «советником» отражавший налеты «Б-52» на Ханой.
Учитель моего отца, С. Е. Бреслер, возрождавший разгромленную после лысенковщины молекулярную биологию, автор знаменитого учебника, первого, насколько я знаю, в стране.
Мой дед, А. Е. Алексеев, начинавший чертежником на проектировании орудийных башен для первых русских линкоров еще до Первой мировой и закончивший жизнь членом-корреспондентом АН СССР, выдающимся электротехником, не бывший ни единого дня в партии или около нее.
И множество, множество других. Честно служивших Родине, а не «режиму», «партии» или себе, не занимавших стратегической позиции в хате с краю (мол, после них хоть потоп). Сейчас их пытаются выплеснуть вместе с «мутной водой застоя». Но если бы не они, если б не их труд, не созданные ими ракеты и подводные лодки — не было бы России. А были б пресловутые «тридцать (или пятьдесят? — не помню уже) независимых государств», о необходимости разделения России на кои вещали в свое время апостолы «покаяния».
Если порыться в архивах, почитать мемуары и специальную литературу — хоть по медицине, хоть по химии, хоть по истории театра, архитектуры и балета, — да просто пройтись по Москве, Киеву, Минску, Риге, читая надписи на мемориальных досках, окажется, что в той же Российской империи, а позднее в СССР жило множество интереснейших и талантливейших людей. Они были, их не могло не быть — там, где нет никаких иных людей, кроме лишних, жизнь останавливается.
И кто сказал, что «лишние люди» исключительно поэтичны и романтичны — каждый на свой лад, — а «нелишние» обыденны, лишены индивидуальности и похожи друг на друга, как оттиски одной казенной печати? О нет — они очень, очень разные. Нелишние люди могут быть чертовски обаятельны, как Ойра-Ойра, вежливы, как Эдик Амперян, грубы, как Корнеев, опасны, как Кристобаль Хунта. Их могут обожать, как мастера Робинтона, а могут ненавидеть, как новобранцы ненавидели хайнлайновских сержантов. Над ними можно посмеиваться, как над кузеном Бенедиктом, Паганелем, воистом Кортиковым, или восхищаться, как Джеком Обри, Сайрусом Смитом, Иваном Рябовым, Андреем Львовым, Федором Серпилиным. Они могут служить империи, как Порфирий Петрович или Хорнблауэр, добывать деньги для революции, как мексиканец Фелипе Ривера, лечить, как доктор Дымов и Володя Устименко, учить, как ВикНикСор, делать бизнес, как Штольц, ловить преступников, как Жеглов и Мегрэ. Они могут управлять государством, могут работать кухарками и сантехниками. Одних «нелишних» знает весь мир, другие ведомы лишь родичам и сослуживцам. Эти люди бывают добрыми и злыми, правыми и виноватыми, веселыми и грустными, они могут выиграть, могут проиграть, но:
…они не твердят, что Господь сулит
разбудить их пред тем, как гайки слетят,
они не бубнят, что Господь простит,
брось они службу, когда хотят.
И на давно обжитых путях и там,
где еще не ступал человек,
в труде и бденье — и только так —
Дети Марфы проводят век.
Каждый день мы сталкиваемся с ними — на улице, в метро, в магазине, — и от их добросовестности зависят наши жизнь и здоровье. Мы слишком мало, слишком редко вспоминаем об этом. Нет, не так. Мы слишком редко вспоминаем Детей Марфы с благодарностью, зато сплошь и рядом клянем, когда в «Час X» рядом оказываются не они, а… «лишние люди», сложные и неординарные. Одно дело — читать о «переживающей глубокую личную трагедию натуре», совсем другое — нарваться на врача, которому в свете оных переживаний плевать на больных. Как неоднозначен и достоин сочувствия разочарованный в жизни и любви герой, когда, картинно докурив сигарету и выпив коньяку, он берет пистолет и идет мстить городу и миру. Как страшно зайти в супермаркет за батоном и схлопотать пулю от подобного страдальца. Чацкие в белых халатах и раскольниковы в погонах — это жутко, но заметно. Они — герои новостных лент, избирательных кампаний и триллеров. Идущие под пули «неоднозначных» бандитов максим максимычи и горбатящиеся за гроши в поликлиниках устименки остаются за кадром. Когда они в нужное время оказываются в нужном месте, этого никто не замечает, потому что не случается беды. «А город подумал — ученья идут», и давай дальше пить коктейли пряные и ждать новостей. Когда Дети Марфы не успевают, не справляются, падают под непосильной ношей, их же частенько и обвиняют. Обвиняют их, и когда они справляются, вынуждая отвечать за козл… То есть за «лишних людей», которых занесло в медицину, науку, школу, армию, милицию, адвокатуру…
Жил в Петербурге замечательный и, без сомнения, «нелишний» человек Артемий Николаевич Котельников, памяти которого посвящен один из рассказов сборника. Потомственный дворянин (прадед — предводитель Черноярско-Енотаевского и Царевского дворянства, дед — редактор петербургской газеты «Наша жизнь», дважды привлекался к судебной ответственности вместе с Куприным за пренебрежение требованиями цензуры), Котельников в детстве пережил голод Поволжья, а его юность совпала с войной. Выпускник артиллерийско-минометного училища принял боевое крещение на Курской дуге. Затем в составе Двенадцатой Киевской ордена Суворова, Богдана Хмельницкого, Кутузова Краснознаменной минометной бригады Первого Украинского фронта прошел от Белгорода до Берлина и Праги. После войны гвардии лейтенанта более чем настойчиво оставляли в армии, но он предпочел военной карьере юридический факультет ЛГУ. Был и прокурором, и следователем, и юрисконсультом, пока наконец не понял, что его призвание — ЗАЩИЩАТЬ, и не ушел в адвокатуру. Котельников работал до последнего своего дня, уже в больнице беспокоясь о том, что в Думе готовят подрывающий российское правосудие закон. И еще ему очень не нравилось то, что людей упорно приучают к грязи: «Именно утверждение «берут все», «все жулики, дураки и сволочи» толкает людей, особенно молодых, на нечестные поступки. Народ не верит в силу закона, а верит в силу взятки. Почему журналисты (писатели, к сожалению, тоже) всегда готовы написать про проворовавшегося чиновника или милиционера, а про то, как другой чиновник, не бывший три года в отпуске, упал с инфарктом на рабочем месте, а милиционер в одиночку пошел против четырех обкурившихся подонков с ножами, ни слова? Почему черное смакуется, а белое игнорируется? Когда-то в СССР «не было» проституции, наркомании, стихийных бедствий, а были только победы, победы и победы. Это неумно и недальновидно, но нынешняя тенденция к тотальной «чернухе» не менее порочна».
Ну что ж… Эпоха постмодернизма достигла своего зенита, уже предыдущие поколения властителей умов ниспровергли все, что могли и до чего дотянулись, вплоть до того что создали свой канон. Нынешнее поколение имеет право на свое видение и, вероятно, в состоянии поспорить с очередным сложившимся стереотипом. «Народ, забывший свою историю, обречен пережить ее вновь» — так и есть, и, наверное, помнить надо дольше и глубже. И шире, вероятно. «Популярная» история помнит единиц, и порой эти единицы более чем деструктивны. Но — ярки. Ярок был огонь Герострата. Поджигатель добился своего — его имя уцелело в веках, а многие ли знают имена строителей Парфенона? О да, покопавшись в справочниках, мы найдем Калликрата, Иктида… Более-менее начитанный человек еще припомнит Фидия, занимавшегося, говоря нынешним языком, художественным оформлением. А вот Герострата назовет практически каждый — его «самопиар» оказался действеннее. Справедливо? — Не очень. То есть совсем несправедливо на самом деле.
