Ефим Ховив - Городской романс
Наталья Багрецова
Я доверяю этому городу
Челябинск часто бранят. И грязный он, и вечно раскопанный, и атмосфера отравленная. Я никогда не спорю, так как это правда. Но в душе больно: ведь это мой любимый город.
Я не родилась в нем, и детство мое не здесь прошло. Я и жила-то в нем немного: семь лет в войну и после, да семь лет сейчас, на склоне годов. А сорок лет лишь наездами, на пару дней, с промежутками по пять и десять лет.
А ведь были в жизни и другие города: старинный Таллинн, например, или фантастически прекрасный Фрунзе (Бишкек), утонувший на фоне величественных снежных гор. Не говорю уж про Москву и Ленинград, про мой «родной» областной Курган, где приходилось жить неделями на учительских курсах, да немало было и других городов. Но любимый все равно Челябинск.
В юности я была, конечно, романтиком, и романтизм мой питался книгами о великих стройках. Поэтому, пересекая страну от Прибалтики до Урала на подножке эшелона, я жадно искала взглядом фабричные трубы и корпуса заводов, досадуя, что их попадается на пути так мало! Слова «экология» тогда еще не сочинили, а к природе относились однозначно: покорять!
Не удивительно, что Челябинск с его гигантами-заводами покорил мое романтическое сердце.
Есть на проспекте Ленина, на перекрестке улицы Российской, самая возвышенная точка. В войну там многоэтажных домов не было, ничто не загораживало горизонт. И вот выйдешь на пригорок, и открывается вид на ЧТЗ и Ленинский район. На зеленоватом фоне позднего зимнего рассвета смутные громады зданий и дымы, дымы, дымы… Картина эта вызывала у меня восторг и гордость.
Те же чувства я испытывала, добираясь к подруге на Сельмаш. Девять труб ТЭЦ, из которых две отдыхали, а остальные деловито извергали разноцветный густой дым. Трубопрокатный. Завод металлоконструкций. Сельстрой. Отдельным островком КПЗ и С. И все это построено в годы войны! В холоде и голоде, при двенадцатичасовом рабочем дне! Это ли не памятник человеческому труду, терпению и выносливости! И как по сердцу пришлись мне сказанные через десять лет слова Твардовского: «Урал! Опорный край державы!»
К гордости за челябинцев примешивались и гордость за себя. Ведь и я немножечко участвовала в этом коллективном подвиге. Чувство общности с народом в его самый трудный час пришло ко мне именно здесь, в Челябинске. Для людей моего поколения годы войны — самые главные годы нашей жизни.
В прекрасном южном городе Фрунзе мне, шестнадцатилетней девчонке, не раз приходилось подниматься по мраморной лестнице управления НКВД. Вежливо, но настойчиво там интересовались, почему мы сюда приехали, почему жили в Прибалтике, кто мы и что мы. Там я работала на строительстве военного завода, но никакой гордости не испытывала, а лишь чувство унижения от того, что мне не доверили стоять у станка, выпускавшего патроны, а только таскать на носилках глину и кирпичи. И все потому, что я не там, где надо, родилась и жила.
А Челябинск не разделял людей по сортам. Он по-братски принимал всех, ставил к станкам и машинам. Здесь я почувствовала себя полноценным человеком, здесь узнала я гордость трудовых успехов в овладении профессией. Здесь вспыхнуло желание учиться, поддерживавшее меня пять трудных — труднейших — лет. В Челябинске, наконец, мне повезло встретить много хороших людей, которым хотелось подражать, равняться на них. Просто мысль, что эти люди есть, помогала жить.
Челябинск остался в сознании, как очень организованный, трудовой и честный город. Привычка сверять по нему жизнь осталась навсегда. Стоишь на остановке в воспетой Гоголем Полтаве, битый час ждешь троллейбус и думаешь: «Нет, у нас в Челябинске троллейбусы лучше ходят!..» Или едешь в поезде «Сочи — Тбилиси», проводник насадил безбилетников, тесно, грязно, про чай не заикайся, и как светлое видение встает фирменный поезд № 13 «Челябинск — Москва»…
Так как я появлялась в Челябинске редко, мне особенно бросались в глаза происходившие в нем перемены. Широкое Копейское шоссе. Обтекаемые, почти бесшумные трамвайные вагоны. Неожиданно (для меня) появившиеся подземные переходы. Исчезновение знакомых бараков, а вместо них — новые многоэтажные микрорайоны. Новый вокзал! Новый цирк! Новые челябинцы — хорошо одетые, с книжками, с умными разговорами…
Сейчас в Челябинске многое меняется. Есть и перемены к худшему — это неизбежно, это везде. Идет переоценка ценностей, меняется поведение людей. Но я все-таки верю, что наш суровый и добрый город достойно пройдет все испытания, что возобладает здравый смысл и челябинцы сохранят выдержку и умение трудиться. Я рада, что в это смутное, переломное для Родины время я оказалась опять в Челябинске. Я доверяю этому городу.
Мария Мочалова
Друзей моих прекрасные черты
Прогулка по городу… Но Челябинск огромен и некомпактен. Если до конца XIX века город рос естественным путем, оставаясь плотно сколоченным, не спеша отодвигая окраины от центра, где над морем одноэтажных и редко двухэтажных домов господствовали храмы и безраздельно царил величественный Христорождественский собор, то позже, с развитием промышленности, как ни досадно, в город пришел беспорядок, начиная даже с железнодорожных путей: проложенные к случайно размещенным предприятиям, например, к элеватору, они бессистемно расчленяли территорию города. Жилые массивы складывались близ возникавших промышленных гигантов. Годы и социальные заказы отзывались на их архитектуре: формалистический конструктивизм, неоклассицизм, «борьба с излишествами», типовуха, «хрущевки», многоэтажные шеренги с пугающе широкими дорогами, так называемый «постмодерн» с фальшивыми выпусками стен «силуэта».
Но архитектура — великое искусство. Разговаривать с нею надо только на Вы. Архитектура, тем более жилая, должна быть серьезной и теплой, приветливой, внушать спокойствие, надежность, умиротворение, существовать, прежде всего, для тебя, для человека, а не для машин. Именно такие черты присущи большинству старинных челябинских построек.
Откроюсь вам: ведь если бы не они, то, пожалуй, и не застряла бы я на всю жизнь в этом индустриальном городе. Для меня, выросшей на приокском рязанском раздолье, показался чужим гипертрофированный заводской Челябинск. Пугал безоглядный рост экологически вредных предприятий, поглощавших и без того чисто символические защитные зоны. «Челябинцам не жаль ни природы, ни людей: пришлые они; плохо станет — в другое место уйдут», — думала я.
Но… старые кварталы, старые улицы с деревянными и каменными домами и лавками, добротными надворными постройками, часто двухъярусными, — все это открыло мне своеобразную архитектурную и традиционно человеческую историю Челябинска, торгового города, когда размеренно текла жизнь за окнами со ставнями и резными наличниками, когда приветливо зазывали украшенные «солнышками» тесовые ворота.
Меня охватило страстное желание побольше узнать о прошлом челябинцев, ставивших избы и дома так ладно и так прочно не на один век. А с изучением истории города, его корней пришли глубокое уважение и настоящая любовь, желание защитить его, сохранить его неповторимую красоту. Именно неповторимую! Ни один дом, ни один наличник не повторяются. Вот, например, прибрежная улица Красного Урала в Заречье… Ах, какие славные дома уничтожили здесь «благодарные потомки»: каждый дом — драгоценный экспонат архитектурного музея. Разве нельзя было, благоустроив, примирить их с сегодняшним днем? Ведь старые кварталы не составляли и одной двадцатой части города. Сберечь их надо было как эталон строительного мастерства, как лекарство для сохранения или привязанности к родному городу. Но все лучшее из деревянного зодчества уже уничтожено, да многое и из каменного, например, челябинские лавки, лавочки.
Маленькие, коренастые по фасаду, в два окна с дверью посередине, но емкие в глубину, со стенами из кирпича или дикого камня, с задиристым, подчас наивным, силуэтом, они наделяли торговый Челябинск особой характерностью. И сейчас пригодилось бы…
Только теперь, перекормленные типовыми повторами новых жилых микрорайонов, можем мы оценить врачующую благотворность разнообразия в архитектуре — при цельности, гармоничности застройки, ее соразмерности человеку.
Бывало, когда навалятся неприятности, станет худо и муторно на душе, уходила я к старым домам, воротам. И там, сидя на скамейке, прислоняясь щекой к теплой веере (ведь дерево и зимой теплое), вдруг чувствовала, как мир нисходит в душу, обиды «усыхают» до терпимых размеров. И снова тянуло к людям, к работе, хотелось больше доброго сделать городу.
Прогулки по Челябинску… Дивная осень стоит в этом году. Она скрашивает безликую архитектуру на АМЗ, упрощенный конструктивизм на ЧТЗ (впрочем, довольно привлекательный честностью и единством замысла); особая уютность окружает челябинцев на ЧМЗ, особенно в районе проспекта имени Б. Хмельницкого. Довоенные жилые дома на КБС, по улице Свободы, по проспекту Ленина в большинстве своем обладают приятными пропорциями, деталями и, главное, лишены порока тиражирования. Но нельзя объять необъятное. Задержусь и у домов близ кинотеатра имени Пушкина, вспомню молодых авторов этих скромных приветливых построек… Пусть «друзей моих прекрасные черты появятся… И растворятся снова»…
