Владимир Маяковский - Стихотворения (1926)

Двое.
         В петлицах краснеют флажки.
К дверям учрежденья направляют
                                                      шажки…
Душой — херувим,
                               ангел с лица,
дверь
         перед ними
                           открыл швейцар.
Не сняв улыбки с прелестного ротика,
ботики снял
                   и пылинки с ботиков.
Дескать:
              — Любой идет пускай:
ни имя не спросим,
                               ни пропуска! —
И рот не успели открыть,
                                       а справа
принес секретарь
                            полдюжины справок.
И рта закрыть не успели,
                                       а слева
несет резолюцию
                            какая-то дева…
Очередь?
                Где?
                        Какая очередь?
Очередь —
                   воробьиного носа короче.
Ни чином своим не гордясь,
                                             ни окладом —
принял
           обоих
                     зав
                          без доклада…
Идут обратно —
                          весь аппарат,
как брат
             любимому брату, рад…
И даже
           котенок,
                       сидящий на папке,
с приветом
                  поднял
                             передние лапки.
Идут, улыбаясь,
                          хвалить не ленятся:
— Рай земной,
                        а не учрежденьице! —
Ушли.
          У зава
                    восторг на физии:
— Ура!
           Пронесло.
                           Не будет ревизии!.. —

Назавтра,
               дома оставив флажки,
двое
        опять направляют шажки.
Швейцар
              сквозь щель
                                  горделиво лается:
— Ишь, шпана.
                        А тоже — шляется!.. —
С черного хода
                        дверь узка.
Орет какой-то:
                      — Предъявь пропуска! —
А очередь!
                 Мерь километром.
                                              Куда!
Раз шесть
                окружила дом,
                                       как удав.
Секретарь,
                 величественней Сухаревой башни,
вдали
          телефонит знакомой барышне…
Вчерашняя дева
                          в ответ на вопрос
сидит
          и пудрит
                        веснушчатый нос…
У завовской двери
                              драконом-гадом
некто шипит:
                    — Нельзя без доклада! —
Двое сидят,
                   ковыряют в носу…
И только
              уже в четвертом часу
закрыли дверь
                       и орут из-за дверок:
— Приходите
                      после дождика в четверг! —
У кошки —
                 и то тигрячий вид:
когти
        вцарапать в глаза норовит…
В раздумье
                  оба
                        обратно катятся:
— За день всего —
                               и так обюрократиться?! —
А в щель
              гардероб
                             вдогонку брошен:
на двух человек
                          полторы галоши.

Нету места сомнениям шатким.
Чтоб не пасся
                      бюрократ
                                     коровой на лужку,
надо
       или бюрократам
                                 дать по шапке,
или
      каждому гражданину
                                       дать по флажку!

С белым букетом
                            из дымных роз
бежит паровоз,
                        летит паровоз…
За паровозом —
                          толпой вагончик.
Начни считать —
                            и брось, не кончив!
Вагоны красные,
                          как раки сваренные,
и все гружённые,
                           и все товарные…
Приветно машет
                           вослед рука:
— Должно, пшеница,
                                  должно, мука! —
Не сходит радость
                              со встречных рож:
— Должно, пшеница,
                                  должно быть, рожь! —
К вокзалу главному
                               за пудом пуд
в сохранной целости
                                 привез маршрут…
Два человечика,
                          топыря пузо,
с одной квитанцией
                                пришли за грузом:
— Подать три тысячи четыре места:
«Отчет
            Урало-металло-треста!» —
С усердьем тратя
                             избыток си́лищи,
за носильщиком
                          потел носильщик…
Несут гроссбух,
                          приличный том,
весом
          почти
                    в двухэтажный дом.
Потом притащили,
                              как — неведомо,
в два километра! —
                                степь, а не ведомость!
Кипы
        обиты в железные планки:
это расписки,
                      анкеты, бланки…
Четверо
             гнулись
                          от ящика следующего,
таща
        фотографии
                            с их заведующего.
В дальнейшем
                       было
                               не менее трудненько:
профили,
               фасы
                        ответсотрудников.
И тут же
             в трехтонки
                               сыпались прямо
за диаграммою диаграмма.
Глядя на это,
                     один ротозей
высказал мысль
                          не особенно личную:
— Должно,
                 с Ленинграда
                                      картинный музей
везут
         заодно
                    с библиотекой Публичною.—
Пыхтит вокзал,
                        как самовар на кухне:
— Эй, отчетность, гроссбухнем!
Волокитушка сама пойдет!
Попишем,
                подпишем,
                                 гроссбухнем! —

Свезли,
             сложили.
                            Готово.
                                        Есть!
Блиндаж
              надежней любого щита.
Такое
         никогда
                     никому не прочесть,
никому
            никогда не просчитать.
Предлагаю:
                  — не вижу выхода иного —
сменить паровоз
                          на мощный и новый
и писаное и пишущих
                                   по тундре и по́ лесу
послать поближе
                           к Северному полюсу…
Пускай на досуге,
                            без спешки и лени,
арифметике
                   по отчетам
                                     учат тюленей!

Лучше
           мысль о елках
                                  навсегда оставь.
Елки пусть растут
                             за линией застав.
Купишь елку,
                     так и то
                                  не ту, которая красива,
а оставшуюся
                      после вычески лесных массивов.
Что за радость?
Гадость!
Почему я с елками пристал?
Мой ответ
                 недолог:
нечего
           из-за сомнительного рождества Христа
миллионы истреблять
                                    рожденных елок.
Формулирую, все вопросы разбив
(отцепись, сомненья клещ!):
Христос — миф,
а елка —
              вещь.
А чтоб зря
                 рождество не пропадало —
для каждого
                   подумал про подарок.