Любовь Столица - Голос Незримого. Том 1

Голубое вино —
Небеса по весне.
Золотое руно —
Облака в вышине.
Голубое стекло —
Ручейки в глубине.
Золотое крыло —
Ветерки в тишине.

Голубое вино —
Девья кровь по весне.
Золотое руно —
Девьи косы во сне.
Голубое стекло —
Девьи очи в окне.
Золотое крыло —
Девье сердце в огне.

Стало розовым белое солнце,
Голубым стало серое небо.
Всё тончает мое веретенце,
Всё меньшают у матери хлебы.
Над избой – кружева ледяные
И воробушков ласковый лепет.
Чую шаткую поступь весны я,
Шею гну, как усталая лебедь…
Стал в веснушках мой лик золотиться,
Груди круглыми, нежными стали —
И в очах две задумчивых птицы
Перелетным крылом замахали.

Ходит полдень в золоте капели,
Ходит полночь в серебре метели.
Розовые почки на осине,
И на ней же жемчуговый иней.
Сгинул кот мой ласковый украдкой,
Но вернулась под окно касатка,
И пропали зимние печали,
Вешние же – в сердце постучали.
В полдень мы с сестрою в церкви плачем,
В полночь мы лежим во сне горячем —
Лица ясные и сжатые колени,
Под глазами ж – голубые тени.

Нынче голубь прилетал —
Кроток, весел, бел и мал,
И клевал с моей ладони
Зерна, солнышка червленей.
Я сидела у окна,
Темнокоса и юна,
За работою последней,
Слыша благовест к обедне.
Дед дремал в углу с пилой,
Бабка грезила с иглой,
Я ткала, ткала охотно
Белоснежные полотна.
Нынче юныш приходил,
Худощав, кудряв и мил,
Назывался птицеловом,
Обращался с нежным словом.
Я заснула у окна,
Свежим воздухом пьяна,
С белым голубем у сердца,
А в саду скрипела дверца.

Голубые – в поднебесье – купола
Зачинают всеми звездами блестеть,
Золотые – в тишине – колокола
Зачинают с перезвонами гудеть.
И расходятся по зелени лугов
Бирюзовая студеная вода,
Песни девичьих высоких голосов
И овечьи, и гусиные стада.
Зачинаю в хороводе я ходить,
Плат мой – белый, синий, синий – сарафан,
Зачинает меня юныш мой любить,
Ликом светел, духом буен, силой пьян.
На лице моем святая красота
Рассветает жарким розовым лучом,
А по телу молодая могота
Разливается лазоревым ручьем!

Дела творятся вешние:
Высокие скворешники
В поднéбесье поют,
И синие подснежники
В проталинах цветут,
И все коровы телятся
На солнечных дворах,
И под землей шевелятся
Родители в гробах.

Свое я дело сделаю:
Теленка неумелого
Я с пальца напою,
И с блеском зуба белого
Веснянку пропою,
И дам глаза неясные
Лазоревым глазам
И губы еле красные —
Малиновым губам!

Золоты на небе грозы,
Зелены в полях березы.
В небе мечется скворец,
В поле трудится отец.
От дождей – весна скорее,
От трудов – земля щедрее,
Под листвой – гнезду милей,
С пеньем – людям веселей.

Проливные ливни льются,
Золотое в них пшено.
Молодые листья вьются,
В них зеленое вино.

Золоты мои косицы,
Зелен взор мой сквозь ресницы,
Я бегу за бороной,
Жеребенок вслед за мной.

От лучей смуглеют локти,
От земли чернеют ногти,
За работой стан растет,
С ростом сердце друга ждет.

Волоса густые вьются,
Золотое в них пшено.
Взоры ласковые льются,
В них зеленое вино.

День всё длинней и длинней,
Яблонный сад всё белей —
Словно в раю мы живем
В чистой избе за плетнем.
Вечером нет в ней огня,
Утром – работ для меня:
Хлеб золотой испечен,
Соткан серебряный лен.
Мышки из щели ушли,
Замуж подруг повели.

Мне лишь одной всё гулять —
Девьей судьбы своей ждать.

Лик мой бледней и бледней,
Веки мои всё томней —
Словно для райского сна
Их закрывает весна.
Жду я одна у плетня:
Милого нет у меня.
Руки без дел так нежны,
Очи от снов зелены,
Тело дрожит от стыда,
Юныш мне снится всегда.

Мне лишь его подождать —
Всю и навек себя дать.

Слышен часто чудный шорох
В светлых вешних вечерах:
Окунь в розовых озерах,
А карась – плывет – в прудах.

Виден часто чудный трепет
В светлых вешних вечерах:
В голубых болотах стрепет,
А глухарь – летит – в лесах.

Ночью дичь стреляют братья,
Удят вечером зятья.
Дома – ситцевое платье
Тихо скидываю я.

Слышен часто чудный шорох
По весне в моих дверях:
Милый ходит в лаптях скорых,
С ветерком в златых кудрях.

Виден часто трепет чудный
По весне в моем окне:
Милый в горнице безлюдной
Поцелуи дарит мне.

Ночью дичь стреляют братья,
Удят вечером зятья.
Дома – нежные объятья
Раскрываю другу я.

Подходит время летнее —
И песни уж последние:
Малиновка молчит,
Кукушка не кричит.
Над тонкими нашестами
Под солнцем и под звездами
Лишь кочеты поют
И здесь, и там, и тут!

Подходит время летнее —
Уж вью цветные плетни я
И два венка из них:
Есть у меня жених.
Теперь уж я просватана,
Коса почти припрятана,
Поет лишь голос мой,
Что кочет молодой!

Но песня та последняя:
Уйду в село соседнее.

Мне подарён тобой улыбчивый Гермес, —
И на столе моем, где было строго-пусто,
Холодной белизной сияет контур бюста,
А сзади зыблется, как небо, синь завес…

И я, любуяся на дивный глаз разрез,
Ленивый ток кудрей, свивающихся густо,
Узывнейший изгиб улыбки тонкоустой, —
Со всей тоской хочу, чтоб древний мир воскрес!

Тогда, о чудо! бог лукавый оживает:
Очами поводя, и дышит, и играет
Лицо, что изваял Праксителев резец.

И видится мне в нем уж лик иной, знакомый,
Цветущий прелестью, презреньем и истомой, —
Античной юности оживший образец!

О, жизнь! Ты – море, море южное,
Где роковая синева
И где кораллово-жемчужные
Любви счастливой острова.

К ним после бури и крушения
Меня вдруг вынесло волной…
Сверкнуло канареек пение,
Пахнул земной, зеленый зной!

И долго, до смерти усталая,
Я между раковин спала.
Когда ж, пошатываясь, встала я, —
То друга в двух шагах нашла!

Как я, дитя почти погибшее,
Раскинулся он на песке —
Сорочка на груди прилипшая,
Сапфирный перстень на руке…

И кудри черные я выжала,
Я отогрела бледный рот!
Чтоб полюбить опять, я выжила!
Чтоб полюбить, – он не умрет!

О, жизнь! Мой бедный челн раскалывай,
Мой беззащитный парус рви! —
Лишь быть бы на земле коралловой,
На малом острове любви!

Несусь всё далее и далее…
Оборван парус, сломан руль,
Изношен плащ мой и сандалии…
Надежда! Мыс твой обрету ль?

Мчусь меж жемчужными моллюсками,
Средь мертвых радужных медуз —
И к землям мостиками узкими,
Увы! должно быть, не спущусь…

А может быть, на крепком якоре
У берега я стану вдруг —
И виноградари и пахари
Меня в веселый примут круг?

Забуду опыты я кормчие
И путь мужской свой, может быть,
И буду петь всех звонче, громче я
И всех сильней, нежней любить!

Дни будут новые, безгрозные,
Иные – женские – труды,
И кисти розовые гроздные
Мне подарят людей сады.

Быть может, в их ограде каменной
В час полуденный огневой
Придет и Он, благой и пламенный, —
И закричу ему: Эвой!

Золотая Сафо, царица песни!
Пламенная Сафо, любви царица!
Как перед тобою малы, ничтожны
Мы – поэтессы…

Стройно ты льняную носила столу,
Стройно с черепаховой пела лирой, —
И тебе, казалось, сама Эрато
Строила струны!

Слаб наш голос женский, персты не гибки,
Мы не носим столы, венков и фибул,
Не умеем петь и любить не смеем,
Жить не дерзаем!

Но прости, великая, тайный помысл:
На тебя желала бы походить я
И, пускай не равной! хотя б подобной
В свитках остаться…

Как и ты, я славлю лишь жизнь и землю,
Загорелых юношей, дев румяных,
Розовую розу и грозд лазурный,
Встречи и свадьбы.

Как и ты, богам я молюсь усердно
И живу, не злобясь, умру, не старясь,
Человека радуя песней тихой,
Песней любовной…

Но пробьет мой час, но придет Фаон мой, —
И, как ты, погибну в блаженном горе —
В море малахитово-бирюзовом,
Кану я в вечность…