Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I

Осенний вихрь им забавлялся вволю.
Теперь он спит в широкой колее.
Опушка. Осень. Под откосом — поле,
Пустое поле в темно-серой мгле.

Уходит день. Над этим миром бренным
Повис, как облако, вороний грай.
Чуть тронут рыжей ржавчиной и тленом
Листа надорванный, зубчатый край.

Покрыт откос нескошенной щетиной,
В траве змеится черный бурелом.
Еще вчера лесною балериной
Кружился лист в пространстве голубом.

Теперь он спит, и венчиком смертельным
Вокруг него жемчужный иней лег.
И медленно ползет туман бесцельный
В холодный и глубокий, в черный лог.

Еще в тени белеет тонкий иней,
Но на поляне он уже сожжен.
Все выше, выше, выше бледно-синий,
Расчищенный ветрами небосклон.

Ты здесь прошла по изморози нежной
Под робкой тенью огненных берез,
Ты тронула податливый валежник,
И он сияет в ореоле слез.

Твоих следов расплавился, растаял
Непрочный оттиск на дневном огне —
Теперь они подобно птичьей стае
Летят в необозримой вышине.

Счастливее я в этой жизни не был:
Беззвучен лес и воздух золотист,
И, как письмо, мне посланное с неба,
К ногам, кружась, слетает желтый лист.

Угрюмый пруд в лесной суровой чаще
Покрыт опавшей мертвою листвой.
Лишь иногда зрачок воды горящий
Блеснет меж листьев дымной глубиной.

Застыл, рожденный долгими ночами,
Вдоль по краям зеленый, цепкий лед.
Все уже щель воды меж берегами,
Все тяжелей холодный сумрак вод.

Во влажной мгле, под зыбким покрывалом
Чешуйчатой, оранжевой листвы
Горят, как слезы, — тускло и устало
Слепые сгустки дальней синевы.

Но все упорней желтый ветер свищет
И все упрямее и злее рвет
Последнюю листву с деревьев нищих,
Все беспощадней нарастает лед.

Как этот пруд, так умирают звери:
Едва блеснет молящая слеза,
Как уж скрывает мрак стеклянно-серый
Внезапно помутневшие глаза.

Вот он упал, подмяв стволом орешник.
Уперлись ветки в темно-серый мох.
Как мне забыть теперь его неспешный,
Мучительный, почти звериный вздох!

Вокруг ствола разбрызганные щепки,
Как сгустки крови, стынут на земле,
И желтой древесины запах крепкий
Не может разойтись в вечерней мгле.

Как мертвый глаз, беспомощно и слепо
Глядит в родное небо круглый пень,
И видит он глухие своды склепа,
Окаменевшую ночную тень.

Шершавый ствол беззвучно умирает.
Как бабочки, со сломанных ветвей
Последние листы, кружась, слетают
Падучей вереницею теней.

Когда под утро изморозью белой
Покроются усталые леса,
Древесная душа оставит тело
И медленно взлетит на небеса.

Весь день дождило. В октябре, порой,
Такая смутная случается погода:
Все в мире мерзко нам, и в полумгле дневной
Никак не отличишь земли от небосвода.

И вдруг сквозь войлок темно-рыжих туч
Прорвется яростный, восторженно блестящий,
Уже вечерний, но еще бессмертный луч
И желтый ствол сосны зажжет в беззвучной чаще.

Когда наступит срок и ты умрешь,
И, наконец, уйдешь — туда, — ропща и плача,
Тогда узнаешь ты, что даже небо — ложь,
Что жизнь твоя была высокою удачей,

Что вот за этот желтый ствол сосны,
За этот луч — расплаты нет и быть не может,
Что сквозь небесные, безобразные сны
Тебя не перестанет жизнь тревожить.

Возьми прозрачный уголек,
С ладони на ладонь бросая осторожно.
Смотри — уже он изнемог,
Уже дышать ему почти что невозможно.

Уже покрылся пеплом он,
Как помутневший глаз свинцовой пеленою,
Уже к нему склонился сон
И окружил его прохладою ночною.

Смотри — вот он уже потух,
Вот он рассыпался и стал летучим прахом,
И тишиною озаренный слух
Внезапно поражен неотразимым страхом.

Погаснет слово, как огонь,
Оно рассыплется, как пепел — слог за слогом,
Но сохранит твоя ладонь
Воспоминанье золотистого ожога.

От слов не станет жизнь теплей:
Слова совсем беспомощны и шатки —
Они взлетят, как стая голубей,
И, покружив, вернутся на площадку.

И, неуклюжие, опять,
С печальным и чуть слышным воркованьем
В сухой траве начнут искать
Им брошенное пропитанье.

Но вот автобус заревет,
Иль резко городскую чертовщину,
Как плоским выстрелом, хлестнет
Внезапно лопнувшая шина,

И в этой жизни злая дурь
Уже внизу бездействует, и снова
Летит в отвесную лазурь
С крылатым шорохом живое слово.

Трепеща, обрывается звук
И становится белою тенью,
И в ладони протянутых рук,
Как пушинка, слетает мгновенье.

Боже мой — удержать бы, но нет —
Только память о белом касаньи,
Только тающий в воздухе след,
Не дыханье, а призрак дыханья.

Как сегодня земля хороша!
Стало небо вечернее синим,
И ложится, дрожа и дыша,
На траву — тень высокой осины.

До чего же пленительна ночь!
Разве можно весну переспорить?
Даже волнам сегодня невмочь
В серебристом струиться просторе.

Разбросав зеркала на песке,
Море ловит в утихнувшей бездне
Угасающий там, вдалеке,
Упоительный отблеск созвездий.

И такой голубой холодок
Приникает, и ластясь и нежась,
Будто воздух — не воздух, — цветок,
Излучающий лунную свежесть.

Твое дыханье — кислород,
Совсем немного — углерода.
Так сделала сама природа,
И тело так твое живет.

Обезоруживает счастье
Земное существо мое,
Когда прижму к щеке твое
Продолговатое запястье

И слушаю — едва-едва
Там жилка маленькая бьется.
Как у отверстия колодца,
Закружится не голова,

А весь я ухожу в круженье,
Весь в воздух превращаюсь я
И чувствую — я жизнь твоя,
Твое земное сновиденье.

Ты была — гимназическим балом,
Вальсом на звонком катке,
А порою ты просто бывала
Снегом в горячей руке.

Ты была — воробьиною песней,
Лужицей голубой,
Чир-чириканьем солнца прелестным,
Звоном капели ночной.

Ты была, — о, забытый учебник,
Двойка у классной доски, —
Как потом отражались волшебно
В глади речной тростники!

Ты была — торопливым закатом,
Первой, вечерней звездой,
Темно-синим грозовым раскатом,
Капелькою дождевой, —

Ведь не даром в саду, на отлете,
Издавна, из году в год,
Белой ночью в душистой дремоте
Старая липа цветет.