Вероника Долина - Стихи и песни

О, женщина, летающая трудно!
Лицо твое светло, жилище скудно,
На улице темно, но многолюдно,
Ты смотришься в оконное стекло.

О, женщина, глядящая тоскливо!
Мужчина нехорош, дитя сопливо…
Часы на кухне тикают сонливо —
Неужто твоё время истекло?

О, женщина, чьи крылья не жалели!
Они намокли и отяжелели…
Ты тащишь их с натугой еле-еле,
Ты сбросить хочешь их к его ногам…

Но погоди бросать еще, чудачка, —
Окончится твоя земная спячка,
О, погоди, кухарка, нянька, прачка —
Ты полетишь к сладчайшим берегам!

Ты полетишь над домом и над дымом.
Ты полетишь над Прагой и над Римом.
И тот еще окажется счастливым,
Кто издали приметит твой полёт…

Пусть в комнатке твоей сегодня душно,
Запомни — ты прекрасна, ты воздушна,
Ты только струям воздуха послушна —
Не бойся, всё с тобой произойдёт!

О, эта странная прогулка —
Всего от дома до метро,
И окончанье переулка,
Где вечно продают ситро.

Вот обгоняет вас ребенок.
Взглянули вы со стороны —
И узнаёте, как спросонок,
Черты оставленной жены.

По тротуару — вереница,
И перед вами, как в кино,
Проходят лица, лица, лица
Любовей, брошенных давно.

О, эта странная прогулка!
Ах, эти тени — хоть беги!..
Но почему-то очень гулко
Здесь ваши слышатся шаги.

А изменить маршрут непросто —
Всего от дома до метро.
И, добежав до перекрестка,
Берете вы стакан ситро.

Одна веселая кума
Сводила муженька с ума,
Предпочитая муженьку
Любого мужика.

Одна веселая кума
Сводила мужиков с ума
И обожала мужику
Еще сказать "ку-ку".

Одна веселая кума
Почти что всех свела с ума,
Когда пришла в селенье к ним
Чума, чума, чума.

Кума в обнимку с мужиком
Грозит проклятой кулачком —
Мол, обходи, чума, мой дом
Кругом, кругом, кругом!

Так вот, веселая кума,
Хоть невеликого ума,
Хоть ставить некуда клейма —
Сильнее, чем чума,
Сильнее, чем чума.

Одна младая девушка тут прыгнула в фонтан.
И нечто непонятное цоп за ногу ее.
— Я здешний водяной, — кричит, — поставил тут капкан
на всяких девок-девушек и прочее бабье.

— Плывем со мной, красавица, по самой по трубе,
резвиться будем, милая, я жду тебя давно.
Я знаю, что понравится, понравится тебе,
а нас никто не хватится, не вспомнит все равно.

А девушка хорошая, плеща второй ногой,
подумавши, ответила, — уйди, поганый мент.
Пока я здесь купаюсь без желания с тобой,
намок билет студенческий — серьезный документ!

— Отвянь, не видишь, рыбина, что я сама рулю.
Я что тебе — колхозница, чтоб делать тет-а-тет?
Я, максимум, мороженое всей душой люблю.
Ну и еще всем сердцем — свой университет.

Захлюпало чудовище, неназванный фантом,
и отпустило девушку и жалобно поет, —
Ступай себе, красавица, не пожалей о том,
а я один наплачуся ночами напролет.

Русалка не случилася, зато и нет беды.
На то стоит милиция у каждого метро.
И выскочила барышня сухая из воды,
и поскакала, и нырнула в "Русское Бистро".

Ожидание — это чужое кино,
обещание чуда — не чудо.
Как в кино, забери меня, милый, в окно,
забери меня, милый, отсюда.

Сколько лет провела у стекла, у окна,
да теперь это больше не важно.
Забирай меня, если тебе я нужна,
поцелуй меня коротко, влажно.

Вероятно, иное иному дано,
я нелепа, я слишком серьезна…
Окуни меня, милый, в вино, как в кино,
окуни меня, если не поздно.

Выбирай мы друг друга и не выбирай,
но должно было грянуть все это,
забирай меня, милый, скорей забирай,
а не то моя песенка спета.
забирай меня, милый, скорей забирай,
а не то моя песенка спета.

Ой, какой алкаш колоритный
Слушал тут вчера мои песни!
Ой, как он глазами ворочал,
Как он рот разевал…
Всё-то для него было ново:
И моя девчачья походка,
И мой гардероб немудрящий,
И неэстрадный мой голосок.

Видимо, хотелось бедняге
Сбегать за Серёгой, за Колькой…
Быть не одному в этой куче,
Не быть одному.
Но никак не мог оторваться,
Но не мог никак отлепиться,
И с лицом дурацким, счастливым —
Стоял и стоял.

Вот вам элитарные штучки!
Вот вам посиделки в каминной!
Вот вам — песня "наша — не наша",
Огни ВТО!
Ничего такого не нужно.
Человек открыт перед песней.
Человек доверчив и мягок.
Но играть на этом — ни-ни.

Он — вещать, она — верещать,
Достигать его глухоты.
А душа прощать и еще прощать
С небольшой своей высоты.
Он — воплощать, она — вымещать.
Как-то все у них неспроста.
А душа прощать и опять прощать
Со своего поста.
Он — сокрушать, она — водружать
Все чуднее их забытье.
А душа прощать, прощать и прощать,
Да они и не слышат ее.
Да они и не видят ее.
Да они и не помнят ее?

Он играет, играет Элизе,
Без конца повторяет урок,
Но мерещится — ближе и ближе
Подступает волшебный сурок.
Прихотлива прекрасная дева,
Прихотлива и страшно строга,
С ней, пожалуй, не сделаешь дела,
Не получится с ней ни фига.

На чахоточный слабый румянец
Ты себя же, дурила, обрек.
Но стоит под окном оборванец —
И шарманка при нем, и зверек.
Эти фижмы, улыбки, оборки,
Эта мягкая влажность руки…
Девы мелочны и дальнозорки,
Но светлы и пушисты сурки.

Он играет, играет Элизе,
Он повел бы ее под венец.
Сердце будет дробиться, делиться,
А потом разобьется вконец.
Но играет — молчите, молчите! —
И шарманка ему — не пророк.
Он не бабе играет — мальчишке,
У которого верный сурок.

Он не протестант, не католик —
Пошире держите карман —
Он просто российский историк,
Историк Натан Эйдельман.

Он грудью к столу приникает,
Глядит на бумаги хитро,
Чернила к себе придвигает,
Гусиное точит перо.

Средь моря речей и риторик,
Средь Родины нашей большой
О, как же нам нужен историк,
Историк с российской душой!

Историк без лишних истерик
С вельможи потянет парик,
Он не открывает Америк:
Россия — его материк.

Не пишет стихов или песен,
Но грезит себе наяву:
Ему улыбается Пестель,
Апостол склоняет главу.

Из душных задымленных залов,
Где лоб холодеет, как лёд,
Потомок идёт Ганнибалов
И руку беспечно даёт.

Историка ночи бессонны,
А впрочем, и в нашей сечи
Стоят восковые персоны
И мчат дилетанты в ночи.

Иные плутают в тумане,
Тех сладкий окутал дурман,
И ходит с пером между нами
Историк Натан Эйдельман…
И ходит с пером между нами
Историк Натан Эйдельман…

Он целует меня, обнимает.
С полуслова меня понимает.
Он в глаза мне глядит так тревожно,
Что ответить ему невозможно.

Я от этого взгляда теряюсь,
Я сбиваюсь и я повторяюсь,
Если ж я замолчу понарошке —
Он щекою прижмётся к ладошке.

Провожает меня и встречает.
Излучает тепло, источает.
Будто в чем-то дурном уличённый,
Он стоит предо мною смущённый…

Только с ним становлюсь настоящей,
Ничего от себя не таящей.
Вдруг со всеми делами управлюсь,
И сама себе даже понравлюсь!

Он положит мохнатую лапу
И потушит настольную лампу,
Приглашая меня на прогулку,
И пойдём мы с ним по переулку…

Он целует меня, обнимает.
С полуслова меня понимает.
По ночам ему, видимо, снится,
Что нам с ним удалось объясниться…