Макс Армай - 33 Буквы

Вновь небеса расколоты до звёзд…

Вновь небеса расколоты до звёзд.
И время, кошкой, распушило длинный хвост.
И встали дыбом, словно шерсть секунды.
И вот безумье разрывает путы.

Я вновь один, пред ликом пустоты.
Душа — как лёд, что умер из воды.
И всё заполнила изломанная колкость.
Я жил движением, а умер — через стойкость.

А день звенит,
Словно в оркестре — медь.
Кто не спешит,
Того догонит смерть,
Не дав закончить
Всё, о чём мечталось.
Нелишне помнить —
— Мир не знает жалость.

Всё то, что было сжато до предела,
Как книга целая, сгущённая до строчки,
Вдруг полыхнуло бесконечно белым
И разлетелось, тут же, на кусочки.

Утратив в миг, божественную целость,
Забыв о том, что было всё едино,
Разъятость обрела тот час же зрелость,
И тайна истины мелькнула снова мимо.

Не смотри на меня,
Ожидая какого-то чуда.
Мы лишь просто друзья,
Пусть признаться себе в этом трудно.

Пусть невидима грань,
Но душа — всё ж иное, чем тело.
Хоть у плоти нет тайн,
Это вряд ли изменит суть дела.

Пусть объятия жарки,
И тянуться, с жадностью, губы.
Ткут иное нам парки:
Их нити — бесцветны и грубы.

С конца обжёгши, вымочив в крови,
Копьё швырнул, в сердцах, себе под ноги:
— О, Мир! Отныне мы с тобой враги,
И нам отныне — разные дороги!

И будто сбросив тягостный балласт,
Я тут же взмыл в безоблачное небо:
— Прощай, ревнитель бестолковых каст!
Не нужно мне ни зрелища, ни хлеба!

Мой путь теперь — на яркую Луну,
Что ночью золотиться долькой сыра.
Мой путь теперь — не в ширь, а в глубину,
Где мысль — не меч, а тонкая рапира.

Мой путь теперь — куда уж нет пути,
Где только в одну сторону дорога.
Где, может быть, я так смогу уйти,
Чтоб и тебя оставить за порогом.

Как шкура волшебного зверя,
Сверкает на солнце снег.
Как иглы его — деревья,
Как взор его — утренний свет.

Бывает, что вздыбит шерсть он,
Завоет и засвистит,
Ударит морозной плетью,
Коль ветер его разозлит.

Уж лучше — пусть тихо дремлет,
Даря, как мурлыканье, скрип.
А дворник — его причешет,
Чтоб не был лохмат и сердит.

Так, всякий раз, ища вопрос,
Что был бы дверью в царство истин,
Как мотылёк, впряжённый в воз,
Достичь не в силах ясной выси.

Границы держат языка
И, в общем, тварность каждой мысли:
Ведь кто я — жест, или рука?
Иль то, что не дано исчислить?

Рельсы шепчут о чём-то своём,
Чуть тревожно и капельку грустно.
Мы в трамвае лишь только вдвоём,
И на улице — гулко и пусто.

Утро спит, за изгибами крыш.
Ночь ещё не покинула город.
Вот и ты, друг мой, сонно молчишь,
Мне уткнувшись в измявшийся ворот.

В марте постарела зима:
Стал морщинист и тёмен снег,
И всё тоньше, день ото дня,
Кожа льда над венами рек.

Молчи! Слова я не приму!
Сегодня жду совсем иного:
Ведь вечер рвётся на губу
Прикосновеньем, а не словом.

Я жду лишь шёпот нежных рук,
Объятий крик, в любовном споре,
И сердца — грохот, а не стук.
Вот, что я жду. Сегодня. Вскоре.

Что-то сегодня ветрено.
Пожалуй, схожу на форпост.
Весна спешит слишком медленно,
И льда ещё крепок мост.

Река, обжигающим пламенем,
Там, где-то внизу, подо мной,
Как Каин, убивший Авеля,
Бездонна своей чернотой.

Но ветер, рождённый музыкой,
Коснувшись стальной глубины,
Как прежде, безгрешен акустикой,
Хоть стал уже ветром воды.

Ночь безлунна и глубока.
Свет свечи рисует тени.
Мы хотим узнать, до срока,
Нити будущих плетений.

С тайны сдёрнуть чтоб завесу,
Волос жжём мы над водою,
Мудрого зовём мы беса —
— Натираем нож золою.

В воск горячий — тёртый ноготь,
Землю, соль и каплю крови.
Если верно всё исполнить —
— Тайны бес свои откроет.

Но невнятны его речи:
Смысл скользит куда-то мимо.
— Зададим вопрос полегче!
Кто такой, хоть, воин Сида?

И опять туман без меры.
Сотни слов, да всё без толку!
— Ладно, прочь ступай, дух серы!…-
— Отпускаем балаболку.

Ночь безлунна и глубока.
Свет свечи рисует тени.
Чтоб постигнуть тайну рока,
Мало только с чёртом бдений.

Неба зыбкие границы
Взор всегда проходит мимо:
Небо — не объект, а принцип,
Взгляд на обустройство мира.

Дополняя жизнь земную,
Нам даруя суперэго,
Небо целость лишь взыскует,
В отраженьи человека.

Но кто хочет ещё выше,
Кто стремиться не к покою,
В небе правды тот не ищет,
А идёт своей тропою.

Небо пасмурно-хмуро.
Что сегодня? Среда?
Сна тяжёлую шкуру
Трудно снять, как всегда.

Мыслить надо бы ясно.
Только с этим — труба!
Недосып, как и пьянство —
— Не порок, а судьба!

В начале этой недели,
Я снова гостил в "Вермеле",
Под буйство разгульных кельтов,
В объятьях бретонских ветров.

Там пела пронзительно скрипка.
Ревела всех громче волынка.
И в пиве хмельного цвета
Я видел ирландское лето.

Ночью за окном — дождь:
Сорок тысяч тоненьких струй.
Вышивают бисером ночь,
Словно знамя будущих бурь.

Но пока — и тиха, и нежна
Эта песня ангельских слёз.
И я буду с ней до утра,
В сладком царстве волнующих грёз.

В спираль закрученный поток,
В нём жизни заключён росток,
Что, словно времени стрела,
Нацелен в завтра, из вчера.

Но скрытен провиденья лик:
Никто, что будет — не постиг.
И равно может стать росток —
— Сорняк, иль сладостный цветок.

Чтоб меч быстрей скрестить с врагом
И на века остаться в славе,
Клялись не золотым руном,
Здесь цапле все обет давали.

Один сказал. — Мадам! Мой глаз.
Его закройте своим пальцем.
Закрыли?.. Ну, так в добрый час!
Пребуду, с радостью, страдальцем!

Покуда враг не побежит,
Не покориться Эдуарду,
На мир пусть глаз один лишь зрит!
В том цапле приношу я клятву!

Вот каждый дать спешит обет,
Порой теряя чувство меры.
И королева. — Видит свет!
Во мне — дитя, не день уж первый!

Мой государь, клянусь я в том —
— Коль не коснусь земли французской,
Дитя Ваш не увидит дом,
Порукой в том — стилет мой узкий!

На миг настал тишина.
Король промолвил потрясённо. —
— Вовек никто и никогда
Не обещал отдать столь много!

…Средневековая игра
Порой смешна, порой жестока.
Но предавались ей всегда —
— С безумством тайного порока!