Макс Армай - 33 Буквы

Ваш дивный голос, словно солнца свет,
Меня ласкал, лица касаясь нежно.
Вы что-то говорили о судьбе,
А я кивал, внимая Вам прилежно,
Хоть не согласен с Вами был почти во всём.
И всё ж не возражал —
— Не смел я это делать,
Когда в моей руке Ваша ладонь,
Прохладная, доверчиво лежала.
И я молчал. А пальцев Ваших дрожь
Меня, меж тем, всё больше волновала.
Я их ласкал, касаясь, как фарфор
Касаются, что тоньше, чем бумага…
Но тут, на миг, Вы наш прервали разговор,
И, улыбнувшись, мило и лукаво,
Вдруг мягко вырвали из рук моих ладонь.

Я заслонюсь рукой
От пламенного ока.
К чему вопросы,
Коль ответа нет?
Средь тысячи времён
Есть только лишь дорога.
И нет, увы, совсем,
Обетованных мест.

В знойный день поёт мне ветерок,
С нежностью лаская мои кудри,
Что мой милый друг, увы, далёк;
И целует шаловливо в губы.

И от солнца разомлевшую листву
Приголубив, шепчет мне лукаво:
— Раз тебя покинул милый друг,
Не отвергни поцелуев тех, кто рядом!

Ласково он смотрит мне в глаза,
В его речи столько сладкой дрожи:
— Лишь моя всех краше госпожа!
Не упрямься и взойди на её ложе…

И прохладною рукой полуобняв,
Сладострастным вновь смущает словом:
— Она любит пламенней огня!
Она дарит — неземным восторгом!

Приходи ж, испей её до дна.
Нет на свете ничего дороже!
Её волосы — душистая волна.
И как облако, нежна девичья кожа.

Но, по-прежнему, я мрачен и угрюм:
Ни к чему сейчас мне это счастье.
Я во власти невесёлых дум:
— Где все письма? Кто их рвёт на части?

Улыбнулся кротко ветерок,
Заслонясь от солнышка рукою:
— Рвёт их, видно, чей-то чёрный рок!..
Верно, быть тебе — с моею госпожою!

День был ясен и свеж,
Как парное молоко.
А затем, вдруг, скис
В творог облаков.
И заплакал дождём,
И нахмурил лоб:
Вспомнил он о том,
Что вечером — умрёт.

Я заблудился среди снежных вихрей.
Я вышел в путь, забыв о фонаре,
В чужом краю, в неведомой отчизне,
Оставив всё, наперекор судьбе.

Ушёл я в ночь, и тьма меня объяла.
Я прочь бежал от ложного огня.
И страх терзал, и сердце трепетало,
Но я искал, средь этой тьмы — себя.

Скрипучий снег. И колкие снежинки.
Что впереди — о том не знал никто.
Моё дыханье превратилось в льдинки.
И день настал, что мутное стекло.

И тут же я стёр этот день рукою:
Я не хотел, чтоб был неясным свет.
Но две звезды, столкнувшись надо мною,
Тот час свели мои труды на нет.

И я упал, ослепнувши от горя.
Упал лицом в холодный, липкий снег…
И вот всё кончено: толпится надо мною,
Терзая тело, стая злых комет.

День расплавленной магмой вливался в сознанье.
Солнце — оком безумным пылало с небес.
И одно за другим испарялись желанья,
Словно чьим-то дыханьем, уносясь от телес.

Возогналась душа, вдруг, под скорбные звуки.
Тень вздохнула и прочь вместе с ней отошла.
И остался лишь дух, да сознание скуки
Видеть мир только в чёрных и белых тонах.

И остался лишь дух — враг безумных желаний,
Враг любви, состраданья, надежд и мечты.
Тот холодный, пустой, что создал все созданья
И обрёк на познанье той своей пустоты.

В тумане прошлого, безжалостном и зыбком,
Уж мая отцвела зелёная улыбка,
Растаяв призрачно в безликой пустоте,
Где быть когда-то надлежит и мне,
И где, как в братской упокоены могиле
И Древний Мир и след вчерашней пыли.
О, мир бессмысленный! Жестокая судьба!
Зачем исчезнет всё — и этот мир, и я?
И музыки чарующие звуки?
И сердца стук, и радости, и муки?
Зачем уходит всё в бездушное Ничто?..
Сколь хрупок мир!.. Он — тонкое стекло,
Раскрашенное всем, что сердцу мило…-
Ах! Только б жизнь всё это не разбила! —
— И ведь не много: мама, книги, я,
Несчастный брат, да чей-то милый взгляд.
Да ещё звёзды, облака и небо,
И всё, что есть с времён Адама с Евой! —
— Совсем немного!.. Но, увы, судьба
Куда коварней ко своим рабам:
И что ещё не поглотило время,
Они друг другу превращают в бремя
Забот бессмысленных и нудной суеты.
А ты взгляни в лицо своей любви!
Взгляни и ощути, хотя бы на мгновенье,
Что станет и она, лишь тенью сновиденья,
И вдруг исчезнув в мёртвой пустоте,
Уж не придёт и не прильнёт к тебе!