Мишель Уэльбек - Оставаться живым
* * *
Легкие изнутри
К горлу всплывают, будто
К свету дня пузыри:
Боль уходит под утро.
Слышу воющий страх
Там, под кожей, ночами:
Это сердце впотьмах
Рвется к солнцу толчками.
* * *
Проходит ночь по мне чудовищным катком,
И беспросветных утр мне тусклый свет знаком,
Я знаю, как врасплох нас немощь застает,
Редеет круг друзей и жизнь все карты бьет.
Погибнуть от своей руки придет пора.
«В сраженье изнемог»,- так скажут доктора.
* * *
Нет, не то. Стараюсь быть в форме на все сто. Я умер, может быть, но этого не ведает никто. Наверно, что-то надо делать, не знаю только что. Никто совета мне не дал. В этом году я сильно сдал. Я выкурил восемь тысяч сигарет. Головная боль - вот для беспокойства предмет. Ответ на вопрос «как жить?» что-то сложен слишком. Об этом ничего не отыскал я в книжках. Есть люди, а порой - лишь персонажей вереница. С годами и тех, и других я забываю лица.
Как человека уважать? Завидую ему я все же.
* * *
Это было в Альпах, на туристической базе; она
Оказалась грустна и гнусна.
Мы там проводили каникулы - я и сын,
Которому стукнуло десять лет.
Дождь все капал и капал вдоль мокрых стен.
Внизу молодежь затевала любовные игры.
Мне не хотелось жить, я все думал о самом последнем миге,
О том, что нечего больше искать,
О том, что хватит придумывать книги
И вообще пора завязать.
Дождь все падал и падал, как занавес после спектакля,
За окнами - сырость и муть.
С чем здесь бороться? Такое чувство, будто просачиваешься, за каплей капля,
Прямо в могилу: здесь пахнет смертью и на сердце - жуть.
Вот и зубы мои так же выпадут, ибо судьба -
Есть судьба, и худшее только еще примеривается, выбирает.
Подхожу к стеклу, вытираю капли со лба.
За окном темнеет, и мир вокруг вымирает.
Белая комната, слишком натопленная, со множеством батарей (немного похожая на аудиторию в техническом лицее).
В окнах вид на современный пригород, панельные дома, полуиндустриальный район.
Нет никакого желания выходить, но сидеть в комнате - смертельная скука.
(Партия давно сыграна, и если еще тянется, то по привычке.)
Транспозиция, контроль
Общество - это то, что устанавливает различья
И систему контроля.
Я в супермаркете в нужном отделе имеюсь в наличье
И соответствую роли.
Демонстрирую свои стати,
Не высовываюсь некстати,
Открою рот - чем богаты:
Зубы, видите, плоховаты.
Для всех существ и предметов есть четкая формула определенья цены,
И в ней учтены
Зубы, органы чувств, пищеваренья, дыханья,
Красота, подверженная увяданью.
Кое-какая продукция, содержащая глицерин,
Может порой привести к завышенью оценки частной,
К словам «Вы прекрасны».
Тут опасайтесь мин.
Цена существ и предметов есть абсолютная величина, итог, закрывающий тему,
И сказать «я тебя люблю» - значит взять под сомненье систему
Ценностей как таковую:
Это на квантовый уровень выход вслепую,
Это поэма.
Обычно, добравшись до вокзала в Дижоне, я впадал в совершенное отчаяние. Между тем еще ничего не произошло; казалось, в воздухе вокруг строений растворена онтологическая неопределенность. Неуверенное движение мира могло разом остановиться. Я тоже мог остановиться; мог повернуть назад. Или же заболеть, да мне и было нехорошо. В понедельник утром, идя по обычно туманным улицам этого города, в остальном, впрочем, приятного, я мог еще верить, что очередная неделя не наступит.
Где-то без десяти восемь я шел мимо церкви Сен-Мишель. Мне оставалось еще пройти несколько сот метров, когда я был, в общем, уверен, что никого не встречу. Я пользовался этой возможностью, не превращая ее, впрочем, в возможность прогуляться. Я шел медленно, но никуда не сворачивая, ко все более тесному пространству, где каждый понедельник вновь начинался для меня все тот же ад борьбы за выживание.
Пишущая машинка весила больше двадцати кило,
Большая клавиша в форме эклера служила для возврата каретки.
Перенести ее помог мне Жан-Люк Фор;
«Будешь писать мемуары»,- шутил он незло.
Париж-Дурдан
В Дурдане люди дохнут, как крысы. Во всяком случае, так говорит Дидье, секретарь в конторе, где я работаю. Мне захотелось помечтать, и я купил расписание пригородных скоростных поездов по линии С. Я представил себе дом, бультерьера и кусты петуний. Однако, судя по описанию Дидье, жизнь в Дурдане была далека от этой идиллии: люди возвращаются домой в восемь вечера, когда все магазины уже закрыты, никто никогда не приходит к вам в гости, по выходным все тупо слоняются между холодильником и гаражом. Свою обвинительную антидурданскую речь Дидье закончил такой недвусмысленной фразой: «В Дурдане ты подохнешь, как крыса!»
Все же я рассказал о Дурдане Сильви, правда, в общих чертах и с долей иронии. Эта девица, говорил я себе, расхаживая после обеда с сигаретой в руке между кофейным автоматом и автоматом с газированной водой, как раз относится к тому типу людей, кто хотел бы жить в Дурдане; из всех знакомых мне девушек у нее у одной могло бы возникнуть желание там жить; она даже похожа на довольную патриотку Дурдана. Конечно, это всего лишь попытка первого шага, вялый рефлекс, подталкивающий меня в направлении Дурдана. Возможно, понадобятся годы, прежде чем из этой попытки что-то выйдет, вероятно даже, что не выйдет ничего, что поток повседневности, вечное давление обстоятельств возьмут верх. Не особенно рискуя ошибиться, можно предположить, что я никогда не доеду до Дурдана; наверное, я взвою, даже не добравшись до Бретиньи. Ну что же, у каждого человека должна быть какая-то перспектива, мечта, некий якорь спасения. Просто чтобы выжить.
* * *
Кафе. Но здесь не место мне,
Хотя сошлось под вечер столько
Людей, судачащих у стойки,
И все довольные вполне.
Я кофе взял и сам не рад -
Да, здесь тебе не «Вудсток», брат.
Допив мартини, старожилы
Уже уходят. Вот и мило!
Пока! Пока!
Английская набережная заполнена американскими неграми,
Вовсе не похожими на баскетболистов;
Вперемежку с ними - японцы, приверженцы «пути меча»,
И бегуны трусцой в калифорнийском стиле.
И все это в четыре часа пополудни,
В меркнущем свете дня.
Во дворе все как будто тихо и мирно.
Видеоинсталляция на тему войны в Ливане.
И пять самцов-европейцев
Рассуждают о гуманитарных науках.
* * *
Тоска по церемониалу
В растрепанной душе живет…
Нас тягостная смерть пожнет,
Но лица опадут сначала.
Да, в нас с годами образ Божий
Все более неразличим.
А мы пустую жизнь итожим,
Стареем, невпопад острим.
Благотворительные марафоны
По спутнику передают.
Есть повод для эмоций тут,
Но не нарушен наш уют.
А после - порнофильм. Законно.
* * *
Туристки датские по рю Мартир проходят,
Глазами козьими кося;
Консьержка пуделей выводит;
Ночь обещает чудеса.
Сдуревший голубь озарится
Лучами фар - и гибнет в них
Безвольно. Варваров своих
Выблевывает в ночь столица.
А ночь тепла, и есть желанье
Гулять, кутнуть на всю катушку,
Как вдруг потребностью в молчанье
Вы скручены. И жизнь-ловушка
Берет свое. Я - всё, я пас.
Как их-то не сшибает с ног -
Всех этих, встреченных сейчас?
Растерян я и одинок.
* * *
Четыре девочки в соку
Сверкали в сквере голой грудью.
Их наставлять на добрый путь я
Не стал - куда мне, срамнику.
Норвежские, должно быть, штучки -
В Латинском их полно сейчас.
Их груди радовали глаз.
Невдалеке три смирных сучки
Расположились отдыхать.
(Вне течки сукам, мне сдается,
И жить-то нечем - остается
Светло и кротко прозябать.)
Пойти назад? Я что, дурак?
Я в их толпе дошел до точки.
К чему мне столько передряг?
Отлить могу и на песочке.
Я холодок тебе припас,
Мой бедный хрен, на той полянке,
Где полюбуются на нас,
Устав от пьянки, иностранки.
Как нить в игольное ушко,
Вползаю в похоть суицида,
Я всех оттрахаю легко,
Коль поведет меня либидо.
Да я бы отдал черт-те что
Хотя б за ночь совокуплений,
Но радость, как сквозь решето,
Проходит сквозь пустые тени.
Мой бедный, ты всегда со мной,
Там, под одеждой, без опаски,
Как старый пес сторожевой,
Ты просыпаешься от ласки.
Тебя ль не знать моей руке?
Вы с ней уже давно знакомцы,
Она уводит налегке
Меня в последний путь под солнцем.
Покуда пьяного меня
Сметают волны мастурбаций,
Как смерти, жду начала дня
И не могу никак дождаться.
Когда пирует естество,
Когда любви и ласки хочется,
Куда мне преклонить того,
Кто не спасет от одиночества?
* * *
