Мишель Уэльбек - Оставаться живым

Милое созданье с таким ласковым ртом,
Сидящее напротив меня в метро,
Не смотри столь равнодушной недотрогой.
Разве бывает любви слишком много?

В городе, среди стен, которые что ни миг
Расписывает беда,
Я навсегда один; город - это рудник:
Я податлив. Копаю. Порода тверда.

Неплохо в день воскресный
С тобою переспать,
Но ты с улыбкой пресной
Уселась на кровать
Химерой бестелесной.

А все же запах плоти
Мою подгонит прыть:
Тебя прижму - и в поте
Лица пойду отлить,
Весь в сперме, как в блевоте.

В субботу - веселей,
И, подпирая стены,
Все обсуждают цены,
Собачек и детей.
В субботу - веселей.

А нынче - день воскресный,
Сплошная скукота,
То злобой бессловесной,
То страхом налита.
Сегодня - день воскресный…
Смолкаю, неуместный.

Свобода - миф, я полагаю,
А может, пустоты синоним;
Свобода злит меня - я знаю,
Как быстро в серой скуке тонем.

Имел сказать я то и это
Еще чуть свет, часу в шестом;
Я был на грани бреда где-то;
Я пылесос включил потом.

Вокруг парит небытие
И липнет к нашей влажной коже.
То секс, то лень берут свое.
Мы пусты. Небо пусто тоже.

Когда поймешь, что представляет жизнь собой,
Рассмотришь так и сяк, одно на ум приходит:
Что есть - разрушить в прах; но все так прочно вроде,
А человеческих существ аморфный рой
Меж тем любой ценой,
Хоть не расти трава, себя воспроизводит.

Лишь смутно видится мне утро дней моих,
Когда сижу вот так, весь скручен в рог бараний:
Уходит все в песок - ни форм, ни очертаний,
Уходит без следа и утро дней моих.

Что истина? Она как лужа
Вокруг прилавка мясника.
Любовь Всевышнего к тому же
Обманчива и далека.

У псов озноб бежит по коже
От потрохов слюна течет,
И мы с тобой на них похожи,
Нас тоже идол наш влечет.

Для черной мессы тело самки
Слилось со спермою самца;
Страсть, выходящая за рамки,
Мне изменяет без конца.

Где истина? Она в крови,
Как в венах наша кровь живая.
И я зверею от любви,
В тебя, как в суку, проникая.

Волна дразнящим языком
Лизнет песок и схлынет снова.
Ракушки собирая, ждем
Спасителя (уже второго).

Умрем - останется скелет,
Чтоб белизны достичь с годами.
У рыбы есть внутри хребет.
Ждет рыба рыбака с сетями.

Внутри у человека скот
Заложен в качестве основы;
Но век свой зряшный напролет
Он ждет Спасителя второго.

В уклончивом вечернем свете
Все больше равнодушье скал.
Наш муравейник незаметен,
Ведь человек так мал, так мал.

Когда на эти изваянья,
Работу волн, взираем мы,
В нас пустоты растет желанье
И нескончаемой зимы.

Как сделать так, чтоб человечность
Взять верх могла в роду людском
И жизнь переходила в вечность,
В цепочке становясь звеном?

Утробная тоска тупая
В тебе, сестра моя, во мне,
И ты кричишь, изнемогая
От этой мудрости камней.

Чем ярче свет, тем мир темнее:
Я становлюсь меланхоличным.
Бесшумны меж камнями змеи,
А шимпанзе - те истеричны.

Мы ж подаем друг другу знаки.
Вот водосбор уже увялый.
Не различить пути во мраке,
Мне неизвестны ритуалы,

Что воздвигают огражденье
От отупляющей текучки.
Здесь происходят только случки,
И здесь не место возрожденью.

Зажмурь глаза, поставь заслон
Меж плотским миром и тобой.
Словно кольцом, я окружен
Реальностью, но ей чужой.

Раз надо, чтобы разрезали
Стрекозы воздух у реки,
Чтоб лопались и исчезали
На водной глади пузырьки,

Раз у всего один финал
И наподобие гангрены
Мох разрушает минерал,
Раз мы должны сойти со сцены

И под землею лечь на ложе,
Как в продолженье сна дурного,
Раз впереди одно и то же
И каждый новый день нам снова

Так отвратителен и труден,
Природе ж дела нет до нас,
Что ж, мы ласкать друг друга будем,
Найдем блаженство, и не раз.
Невыносим без интерлюдий
Мир безучастный, без прикрас.

Плайя-Бланка. Словно точки
Ласточки на небе чистом.
Млеют от жары туристы
Парами, поодиночке.

Плайя-Бланка. Лампионы
На сухом горят стволе
Пальмы. Вечер. Отдаленный
Говор немок в полумгле.

Плайя-Бланка, род анклава
В мире горя и страданий,
Словно остров в океане,
Малая любви держава.

С рюмкою аперитива
Вот курортницы сидят,
Обратив друг к другу взгляд
Нежный и красноречивый.

Утром все они покров
Снять спешат, что глазу любо.
Я ж один брести готов
Прямо к парусному клубу.

Плайя-Бланка. Небосвод
В ласточках. Прозрачен воздух.
Вот и все. Короткий роздых.
На «Люфтганза» перелет
Нас в действительность вернет.

Мы в безопасности; мы едем вдоль холмов;
Над нами ровный свет; наш мир цивилизован;
Удобен наш вагон, а поезд - быстр и нов:
На полной скорости уже лететь готов он.

И в геометрии наделов за окном,
И под охраною надежных переборок
Мы в безопасности и грезим об одном,
Мир, ставший пустотой, понятен нам и дорог.

У каждого полным-полно своих забот,
И все же общим мы дыханием едины,
И зверь, живущий в нас, уже готов вот-вот
От человеческой избавиться личины.

Мы в безопасности; мы едем по Земле;
В скорлупах пустоты мы сбиты в кучу тягой;
Путь сочленяет нас в уюте и тепле,
И ты меня своей интересуешь влагой.

Уже пошли дома; там - улицы; на них
То редкий пешеход, то грузовик случайный.
Вот-вот и встретимся мы с продуктивной тайной
Больших заводов, одиноких и пустых.

Нужно сказать, что я был не один в машине,
Еще умершая была;
Бесшумная ночь плыла
И отворяла свои ворота.
Приближалось солнцестоянье,
Бедное тело
Тряслось и потело.

Ночь серебром отливала,
Верткую рыбу напоминала.
Всюду проникла ночная мгла,
Ты к безумью близка была.

Все предметы обволокла
Эта ночная мгла.
Виденья в ночи онемелой -
Словно рисунки мелом.

Той ночью нам открылся лик иной.

Ребенок-робот ведет за собой
Цивилизацию, как поводырь - слепого,
К обрыву смерти, словно на берег морской:
Стонет слепой, не в силах сказать ни слова.

Это не берег морской, это колодец в такой
Космос, где разлита
Бездонная пустота,
В которой частицы плоти вращаются в круговороте,

Идет ребенок-гонец,
На выбирая дорог,
Он предвещает конец,
Прошлому вышел срок.

Вот так же и мы умрем,
Вот так же исчезнем в том
Колодце, где меркнет свет
Настолько, что тени нет,

Где пустота разделяет частицы
Тел, разъятых впотьмах,
Где в пустоте продолжает кружиться
Неуловимый прах.

Он парит в тишине,
Не ведая, где черта,
Пока с пустотою не
Сольется вновь пустота.