KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Поэзия, Драматургия » Поэзия » Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»

Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Олег Малевич, "Поэты пражского «Скита»" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

ОКНО, РАСКРЫТОЕ В НОЧЬ

Ветер раздул на окне занавески
Горячею ночью полей,
И льется в шуршаньи, и тянется в плеске
Густой и смолистый, как клей.

Погладит виски и у зеркала мутью
Качнет еще раз в глубине,
И ляжет на губы упругою грудью
В прохладном сосновом вине.

И там, за окном, где как звезды-гнилушки,
Где темь, бормотанье и стон,
Так медленно сыростью тянет с опушки.
Как влажные губы сквозь сон…

Так бьются всю ночь на окне занавески.
Вздуваясь, как парус, как флаг,
Как лживая жизнь, как зарницы и блески,
Как ты, как твой тающий шаг…

«Студенческие годы». 1923. № 4

ВЕСЕННЯЯ ВЕЧЕРНЯ

Весенний вечер замер у порога,
Потупив в землю синие глаза.
Бог Саваоф взглянул нежданно строго,
И потемнели грустно образа.

У Богоматери, ласкающей ребенка,
Чуть дрогнули концы густых ресниц.
И зазвенел тоскующе и звонко
Распев чтеца при шелесте страниц.

А за окном с железною решеткой,
Забыв в руке весеннюю свирель,
С улыбкою сияющей и кроткой
Брел по садам мечтательный Апрель.

«Русская мысль». (Прага; Берлин). 1923. № 3–5

ВЕЧЕРНЯЯ ЗВЕЗДА

I

Вечерняя звезда в Господнем синем Храме
Затеплилась, как малая свеча.
День уходил, презрительно влача
Свой алый шлейф над мертвыми полями,
Оглядываясь медленно туда,
Где в Божьем вечном голубом притворе
О человечьей радости и горе
Сияет трепетно вечерняя звезда.

II

Кто, Благостный, вверху ее возжег
Прозрачными и тихими руками
Над смертными распутьями дорог.
Над этими печальными холмами?

О мудрых? О воюющих? О ком?
Она горит все чище и прекрасней
И светится в притворе голубом,
Всех ранее и всех позднее гаснет.

А, может быть, о том, кто на земле
Всего лишь робкий и печальный путник,
Кто, как матрос на дальнем корабле,
Мечтой о береге отсчитывает будни?

III

Ранним утром свеча погаснет,
Синей струйкой потянет чад.
В это время земля прекрасней,
Потому что люди молчат.

И в поля, и в лесные чащи
Сотни звезд упадут росой.
Будет мир простой, настоящий,
Окропленный Божьей слезой.

«Русская мысль». 1923. № 3–5

ШНЕЛЬЦУГ[63]

В край красных фесок и долам,
В преддверье пламенного юга
Я мчусь, зачем — не знаю сам.
На крыльях мощного шнельцуга.
           Гляжу в окно и жду с тоской,
           Что с каждым часом ближе к цели…
           И мне хотелось на покой,
           Скажу я вам. На самом деле!
И вот вдали передо мной
Встают знакомые картины:
И Джемер с снежною главой,
И волны пенистые Дрины…
           Я слышу вновь по вечерам
           И тонкий голос муэдзина,
           И шум из уличных кафан,
           И запах жареного «мнина».
           Какой здесь милый уголок.
           Какая чудная картина!
           Я ожил вдруг, здесь впрямь восток,
           Здесь скуки нет и нету сплина.
           Но день спешит, за ним другой,
           А дальше третий, так и мчатся,
           И ожидаю я с тоской,
           Когда придется расставаться.
           Покину я цветущий край,
           Как нежно любящего друга,
           И кину с горестью «прощай»
           Из окон мощного шнельцуга!

Белград, 1924 «Эос». 1924. № 2

КАВАЛЕРИЙСКАЯ БАЛЛАДА

I

«Ротмистр, сегодня в разъезд —
           Ваш эскадрон.
Но смотреть — не считать звезд
           И не ловить ворон!»
                           Усмехнулся. —
«Никак нет, честь полка не уроним!»
           Повернулся
И скомандовал: «По коням!»

II

Скользкий лязг мундштуков и стремян
           От шоссе — справа по три — и в чащу.
Сердце пьет голубой туман.
           Воздух вдаль все пьянее и слаще…
За холмом, перелеском, в овражки
           И на изволок — прямо в рожь.
— Эх вы, сашки-канашки! —
           От судьбы не уйдешь!..

И вот —
           Из-за леса, справа.
Отчетливо — пулемет…

Марш — марш! И в лаву…
…Небо упало так резко,
Землею набился рот.
           А из перелеска
                            Все еще пулемет
Колыбельную песню поет и поет…

III

Открыл глаза — и было небо снова
Сверху холодным, бледным и пустым.
И призрачным, как легкий серый дым,
Как память у тифозного больного.
Лежал, смотрел и чувствовал, как кровь
Стучит в висках чуть слышной мелкой дрожью.
           Нет никого. От боли морща бровь,
           Назад — в лесок пополз тихонько рожью.
Дополз. Вздохнул. Поднялся и — бежать…
Забился в чащу. Завязал рубашкой
Плечо с кровавой раной — и опять
Через кусты, лощины и овражки…
           Весь день блуждал. Под вечер вышел
Как раз к селу, к плетню последней хаты.
           Дождался тьмы. Бог милостив — пошел.
                          «Впустите… И воды… за плату»…

IV

Хозяин посмотрел волком.
           Усмехнулся — «Набили холку!»
           Но пустил ночевать. Странно.
И даже перевязали рану.
           Правда, не он, а дочь.
                             И вот — ночь.
           …На сеновале
                             Мыши
           Скреблись и шуршали.
                             Сквозь крышу
                             Месяц
           Серебряным пальцем шарил.
           «Если найдут — повесят…»
                             Не спится.
           Опустив ресницы,
                             Лежал и вспоминал.
           В прошлом году в Одессе,
                             Да, да, в тот же день,
           Кажется, у Семадени,
                             Пил вино и стрелял в свою тень
                             И хотел целовать колени
                                            У подошедшей к столу.
           Засмеялась. — «Мальчик — и глупый.
                             Для этого есть губы»…
           Ночью бродили по молу.
                                            Сначала
Учил он кавалерийским сигналам
           И как развернуть эскадрон.
                             А после она —
Как расстегивать кнопки на женских платьях,
           Пьянить без вина
           В умелых объятьях,
И целовать тягуче и сладко…
                             А потом.
                             Днем —
На вокзале в эшелон посадка,
                             Переезд
           И в ночной бой.
                             И так же сеть звезд —
                                            Над головой…

V

                             Вдруг —
Проснулся. «Кто тут?»
                             Снова стук.
И шепот — «Вставайте, за вами идут.
                             Я не могу вам помочь».
                             Убежала. Дочь.
Выглянул. А за хатами —
                             Пробираются трое
С винтовками и ручными гранатами.
                             Дело простое…
Пригнулся — и в тень.
                             За углом
Перескочил через плетень
                             И к лесу бегом.
                             Снова на воле.
                             Ищи ветра в поле…
           Через лес — в овраг.
Оглянулся, замедлил шаг.
Лег в кусты и к земле прижался. —
           «Есть еще на свете жалость!»

VI

Докладывали командиру полка.
           Слушал, высокой, худой,
           С сединой на висках —
«Заняли лощину у леска,
Где погиб разъезд ротмистра Эн,
Обыскали всю рожь — не нашли трупа.
           Вероятно, попал в плен».
           «Да… А жаль — молодой
                             И погиб так глупо.
                             Сообщите в штаб о нем,
                             Завтра переход. — В три подъем».

VII

В городе, в штабе, в приемной
           Звякали шпорами.
           С улыбкою томной
Кланялись напомаженными проборами,
           Просили в очередь, чтобы не было давки
           И наводили справки.
           «Ротмистр Эн? — Да, да — в разъезде
Его эскадрон
           Был окружен.
Пропал без вести…
           — Вестовой, воды!
Ради Бога, сядьте. Вы так побледнели…
           Выпейте… Еще нет беды…
Подождите. На прошлой неделе
           Один тоже пропал без вести
                             Из их же отряда,
Нашелся и вернулся к своей невесте.
           А плакать совсем не надо.
Эти губы должны улыбаться…
                             Ведь — да?..»
— Для живых слова найдутся…
           Только для мертвых — никогда…

VIII

Всходила в третий раз луна
И в небе плакала над полем.
И третью ночь, таясь, без сна
           Шел к югу, позабыв о боли.
Днем спал и прятался во ржи,
           А ночью шел вперед по звездам
И по полям, как волк, кружил.
Стараясь обойти разъезды.
           Но чувствовал, как пустота
           Вокруг него растет все глуше,
           И сердце, замирая, душит
           При каждом шорохе в кустах…

IX

                             Провод
Тянулся по полю серым червячком,
           Виснул на деревьях, сползал в канавы,
Цеплялся по крышам, прятался за плетнем,
           Собирался в пучок и в окно, направо,
                             А там на столе в аппарате —
                                              Как овод.
                             Гудел черной мембраной
                             На восходе и на закате,
                                              Поздно и рано,
                                              Ночью и днем
                                                        Об одном
Целые сутки без перерыва:
           …Наступление… Обходы… Прорывы…
                                             И снова сначала
                             Щелкало и стучало
                             Черной костяшкой,
Как сердце под защитной рубашкой…
           Смерть — слово печальное.
                                             «Алло, центральная!
Примите донесение.
Сегодня ночью сторожевым охранением
бит на месте
ротмистр Эн, пропавший без вести.
Пробирался из лесу, от них.
Было темно. Не узнал своих,
Когда окликнули.
И побежал.
Стали стрелять. И вот — наповал.
           Умереть от своих глупо.
Что ж. —
                             От судьбы не уйдешь.
                             Пришлите носилки за трупом».

X

По овражкам вода звонкая
           Поет золотые песни.
Телеграфная сеть — тонкая,
           А поет еще чудесней.
Серой змейкой к земле прижалась.
                             Визжала —
«Холодная у людей жалость».
                             И опять сначала
Об убитых всю ночь плача…
           Только горе у людей — горячее…

«Студенческие годы». 1925. № 2

А. С. ПУШКИНУ

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*