Давид Бурлюк - Стихотворения

Паучья сеть твоих морщин
Твоих седеющих излучин.
Благослови морской почин,
Которому я днесь приручен..

  Соединившись с ним союз,
  Свободной пенною волною,
  Легко подъемлю жизни груз,
  Не чтя ни карой, не виною…

Благослови морской закон,
Вдали звучащий маяками,
И облак белыми руками,
Пока, блестя своей секирой,
Суровой беспощадной ИРОЙ
Не выйдет   На амвон.

    FINIS[22]

— Я люблю каждого встречного,
Но многие отвращают зрак —
Мне указав на меч нагой
Иль искупление в пятак!

  У меня бесконечная нежность —
  С добрыми я заодно —
  Но часто уловка — небрежность
  Брошена сердца дно!

И я любить не устану —
Я возрождаюсь любя,
Так Феникс — сильнее Титана,
Пепле себя погребя!

  — Но как поступаешь с недобрыми
  — Миру дающими злослова —
  С поступками кобрами,
  Шипящими — родятся едва?

Не знающими звонкорадости,
Забывшими про цветок?
— Их поражу своей младостью —
— Обхожу через мост иль прыжок!!

Перед этой гордою забавой,
Пред изможденностью земной
Предстанут громкою оравой.
Храм обратя во двор свиной.
Пред бесконечностью случайной,
Пред зарожденьем новых слов —
Цветут зарей необычайной
Хулители твоих основ.

То было в древность, было встарь:
Россией косо правил царь,
Вчастую слеп или невежда;
То был встарь то было прежде

  В стране, что шаг, круглился храм,
  Вечерним усыпляя звоном,
  Трактир казенный, вор или хам
  России распирали лоно

Помещик, пристав или поп
Садились мужику на шею,
Клеймя названиям «холоп»,
В деяньях уравнясь с злодеем.

  Пусть Тутанкамен, Николай —
  Равно, примеры деспотизма,
  Вкруг лести реял дикой лай
  И истощалася отчизна.

Когда ж терпенью пал конец,
Народ безжалостной метлою,
Вточь огородник огурец,
Сорвал и вымел все гнилое.

  Отныне мудрой Эры ход
  В бореньях тяжких начиная,
  В дому своем навек народ —
  Хозяин устроитель края.

Там, Дню теперь в глаза «не в бровь»,
Иное выявила Новь —
Немеет речь, не верят очи:
На трон царей воссел Рабочий!

Отрепья бывшего народа,
В взгромоздясь на Макадам,
Не зря, что скверная погода
Гулять пустилась по полям.

В грязи под спешною толпой,
Стеснившимся колесам ввержен, —
Ребенка трупик голубой,
Грядущей жизни Слабостержень.

Последователям диет,
Одевшим в хлад «демисезон»,
Широковольный белосвет,
С курносою мадам под ручку,
Вояжем знать не воспрещен
Под непогоду, веер-тучку…

Когда истерплешь все одежды
О верстовую гладь столбов,
Океанической надежде
Душевно прянуть не готов,

  Когда безмерностью равнинной
  Материка — пресыщен взор
  (Тайги — лесного исполина
  Аквамариновой узор)

Гранитным выспренним карьером
Не к ледникам ли льдистых роз
Байкалских скал — сугубо серых,
Взор сухопутника на веру
В порыв, весело, волну, галеру
Наш бросил гулкий паровоз?

Лакал ликер лакей лукавый
Ленивым ликом лазил льну
Любить Лазоревость Либавы
Ласкать Лернейский лед линю.

Рокочет Рим — рыгнувши репой
Рабов ременною рукой.
Рубины ринуть раритетом
Рабыни реквизит разбой.

Ничтожеств навзничь… ничевоки…
Начнут наганами нудеть
Нагая нежность невысокой.
Кормил корчме кремнем курьера
Красиво клепанный кадет,
Которому крива карьера…

Осенней ночью виден косогор,
Далекий лес прозрачный и немой —
(Гробу зарубленный бессильный Святогор)
Слегка туманною означенный луной!..

Поля темны, унылы и печальны
(Нет никово живого на земле —?!)
Лишь облак мчится тень зеленых дальних
Священной неба полумгле…

Какая тишь…, лишь кровь звенит ушах
Какая даль, — (чуть скрытая туманом)…
Но вот!.. неверный оку взмах
Вновь спрятан рощиц караваном…

Чуть слышный отклик — медию проплакан
И снова тишина зовущая века…
И вдруг через холмы, колебля яркий факел,
Через леса, овраги, тмящий облака,
Гоня перед собой снопом огня и пара,
Безумно скачущих по оспинам равнин,
Толпу теней, как жертву некой кары,
Возненавидев сей роскошно взросший сплин,
Внезапу взрос, бегущий диким воем,
Триадою пронзительной огней,
Косясь вокруг — и прыгая ковбоем
Экспресс, испуганный пустынностью полей…

Мы ведали «Сибирь»!.. Кеннана,
Страну — тюрьму, Сибирь — острог.
На совести народной рану
Кто залечить искусный смог?
  Всем памятно о Достоевском:
  Согбенно каторжным трудом
  Отторгнут набережной Невской,
  Он не измыслил «Мертвый Дом».
Но ныне там пахнуло новью!
Пусть прежнесумрачна тайга.
Зубовноскрежетом и кровью
  Подвластна горькому злословью,
  Сибирь — гробница на врага
  Навек помечена: «в бега».

  Русь расписалась полночи осенней —
  Бездонных клякс, сугубость темноты.
  Обглоданный кустарник вдохновенней
  Топорщит ветром вздыбленно кусты.

Слетаются и каркают вороны
О черных днях, о прошлом… про расстрел
Когда у изб белелися погоны
И в зареве родимый край горел.

  Ночь ненасытно лапала поляны,
  А дождик мелкий из последних сил
  На труп борца, измаранный углями,
  Сосредоточенно и мудро моросил…

Война прошла, но осень неизбывна…
Свободой ветер снова восхищен.
Он в бархат темноты слоняется забавно,
Как пьяный дьяк с веселых похорон.

Для нищих, для сирых, для старых
Наступит холодный покой,
Где отзвук бездушной Сахары
За глаз ухватился рукой
Осенние листья для бедных —
На лужах хрустящий ледок…
А нищие в мире несметны
Ковчег их не выстроил док!..
Нужда разметалась потопно —
Не залиты ею дворцы!
Но верьте: бесповоротно
Намечены оргий концы.
И это осеннее сало
На пульсе течения рек —
Отмщенья намеком по залам
Отыщет паркетовый трек!

Тропа моя обледенела,
Вилась по глыбе снеговой.
Едва парах лазурь синела,
Безбрежно встав над головой.

  И этой девственной пустыне
  Мертворожденная душа
  Влеклася тайны благостыней
  Под игом крайним рубежа.