Антология - Поэзия Африки

И был
день,
и была ночь, мерцали звезды
и пели птицы,
была любовь, были Авель и Каип,
дубина
и пятна крови
на белых одеждах Земли.
Был крик среди дня
и вопль в ночи.
И пожар на земле.
И змея,
и две змеи,
и десять змей
на полях,
площадях,
в городах, —
сотни, тысячи змей
и разбойничий посвист
беды.
И были головы турок,
головы мавров,
и головы скалили зубы
на кончиках копий и пик,
И была война,
война всем неграм
Африки, Азии, и Европы,
и Австралии, и обеих Америк,
война всем неграм,
что стыли в грезах,
витали в сказках,
в кровавых венках
и пестрых масках,
война всем неграм,
забитым, темным,
всем неграм бедным,
всем неграм беглым,
война их пляскам,
их песням,
сказкам.
И было то, что вы знаете сами:
голод
и жажда,
ладан
и кляп,
вулкан
и молчанье,
и тучи крови,
молнии крови,
ливни крови,
равнины крови,
потопы,
окопы, костры, стервятники, ямы,
кораблекрушенья в открытом море,
и негры белых,
и негры негров,
и черно-белые негры,
и турбины,
и жабры,
и обитатели жидкого ила,
и опрокинутые пироги,
и утонувшие в луже люди,
и задохнувшиеся
под открытым небом,
И было
великое
пораженье
Разума и Любви.
Тысячелетняя ночь была,
багровая,
черная,
белая ночь.
И была над расцветшей вновь землей
ясная радуга,
и она увенчала
Вас и Меня,
радуга, которая нас замкнула
в круг единый
общей судьбы.

Ветер
над сонной рекою
тайком подбирает
сны рыбаков.

Ветер
на скатерти озера,
расшитой кувшинками,
в букет собирает
шутки и смех
девушек-водоносов.

Ветер
на тропах лесных
и в траве луговой
урожай собирает
песен крестьянских.

Ветер
с кустов и цветов
дань собирает:
ароматы лесные,
у края деревни
наряжается ветер,
прихорашивается,
и садится
на крыши дремлющих хижин,
и в очагах раздувает
прикорнувшие угли.

Ветер
на пальцах считает
сновиденья людские.

Ветер
ветвями деревьев качает,
убаюкивая детей.

Ветер
свищет в оврагах,
летит над морями, горами
и садится на миг отдохнуть
у двора постоялого.

Ветер
по древним дорогам земли,
по обочинам времени
тащит

жатву воспоминаний.

Осенняя улица
Катится за окном
Мой зов заглушен
Пыльным дождем

Деревья острижены
Дремлют в дыму труб
Опускают плечи
Каштан и дуб.

Их сожженные руки
Тянутся разом
За своею долей
Объятий солнца.

И только редкие
Золотые слезы
Еще оплакивают
Смерть Лета

Тряся слабыми кистями
Не пугайте
Слабых птиц —
Все в ожидании.

На мостовых ослизлых
Переломанные листья
Бывшая пышность Весны
Балдахин Лета

Дрожа надвигаются
В исступлении смерти
Войска Наполеона
К снежной могиле

А за ними подобны
Каретам «скорой помощи»
Старухи палками
Тычут в свои гроба

Ищут шаг последний
В котором явлена
Смерть неизбежная
Как паденье листьев

А через дорогу
Пылкие юные бедра
Потеют немыты до весны
Запахи новых и тлеющих лет.

Я усаживаюсь в кресло на колесиках
Вывешиваю легкие сушиться
В табачном дыму
И жду нового года.

Каждый раз когда запирая ворота
Вывешивают запрет
На табличках стальных
О том что любви предаваться нельзя
После восьми кто-то
Сорвет непременно их.

Каждый раз как надменно сочтет меньшинство
Что все оно знает
И во всем установит лад
Ленивые толпы спешат
На место поставить его.

Везде на запрете запрет
Говорят как ты должен быть одет
Предпишут прическу и галстука цвет
Даже учат тебя умирать
И что делать попав на тот свет.

Первая Роза
Бела иль красна
Как зародыш в яйце
Свернула она
Лепестки аккуратно
За слоем слой
Под живыми росинками
В безупречном балансе
Того что придет
В полном могуществе
Сдержанного аромата.

Забытая песня
Под грудой яиц
Где разбился голос
Еще не наученный речи
До того как годы сна
Когтями птиц
Разметали нервы
И память медом пропитана
Сочилась из
Пронзенного мозга.

Я знаю тебя не смирить

Когда резкий смех умирает
И долгая ночь
Наполняет легкие
Свежим воздухом
Когда усталый ум
Узнает хилую тишину
Я отделяю желток
Ставший нежным от лет
Безгласно лежащих
С моей забытой песней.

В городе море чувствует себя как дома —
Врывается прямо в жилища,
Уносит дрова от очагов
И по ночам возвращает их на волнах.
Море пожирает землю у моего дома.
Оно пожрало уже много домов.
Однажды оно ворвалось в непроглядной ночи,
Разрушило глинобитные стены
И прочь унесло всех домашних птиц,
Все миски, горшки и ложки.
Море пожирает землю у моего дома.
Рыдают дома под ударами волн,
Женщины оплакивают погибших
И призывают всех богов на свете
Защитить их от гнева моря.
Аку стоит там, где стоял ее дом,
Ее двое детишек дрожат от холода,
А она прижала руки к груди
И безутешно рыдает.
Ей не пришли на помощь предки,
И боги покинули ее в беде.
Было ненастное воскресное утро,
Буря ярилась,
Козы и куры барахтались среди волн,
Неумолимых волн жестокого моря.
А темные воды бились, бились о берег,
И над глубокими низкими стонами женщин
Стоял вечный рокот живого моря.
Оно унесло у них все пожитки.
У Абины погибли серьги и бусы —
А ведь это было все ее приданое
И единственная радость.
Море пожирает землю у моего дома,
Отнимает всю землю у моего дома.

В белом саване я усну…
К сыновьям человека пришла война, —
Время в саванах белых уснуть…
В наступленье идут ребята
И вперед прорывается Кпли;
Пусть винтовки белых палят,
Все равно мы сегодня прорвемся
Или в саванах белых уснем.

В каждый дом ворвалась война,
От войны земля задрожала,
Только трусы домой удирают,
Чтобы дома с бабами спать.
Если мы возвратимся с войны,
Мы проучим бабников этих, —
Только тыквы с плеч полетят.

Старики говорят, что змея
Не решится напасть на ребенка,
Не прикончив сначала мать.
К нам в дома ворвалась война,
Убивая сынов человеческих,
Нас за горло взяла война.
Пусть винтовки белых палят,
Пусть глаза нам дым застилает,
Мы сражаться насмерть должны.

Мы погибнем на поле боя,
Мы не примем позорной жизни:
Наши ружья погибнут с нами,
Наши копья погибнут с нами, —
Мы погибнем на поле боя.