Автор неизвестен Европейская старинная литература - Лузитанская лира
Кристобан Фалсан
© Перевод Л. Цывьян
ПИСЬМО ПЛЕННИКА КРИСФАЛА[46]
Пленники дням ведут счет,
Каждый день им — что год,
Радости он не несет.
Полон любви неизменной,
Дни я считаю, пленный,
Ибо, свидетель бог,
В плену вконец изнемог,
Здесь без вас пребывая
И в тоске изнывая.
Нету ужаснее муки,
Нежели мука разлуки!
Жизнь моя — вся! — искупленье,
Хоть нет на мне прегрешенья;
Мир стал подобием ночи,
Слепнут от слез мои очи,
Но коль нету рядом вас,
На что им смотреть сейчас!
Мне опостылел свет:
Пять прошло уже лет,
Как разлучен я с вами,
Но с вами всегда я мечтами.
Верности этой верней
Нет, и сравниться с ней
Ничто не сумеет, наверно,
Ибо она безмерна,
И столь же безмерно она
Скверно награждена.
Но не допустит бог,
Чтоб я измениться мог.
Кто вас увидел, тот
Недаром на свете живет;
Жизни всей стоит час,
Проведенный возле вас,
Счастье в нем неземное,
Что вечно пребудет со мною,
Коль даже в рай попаду
Иль буду гореть в аду.
Никто вам сказать не в силе,
Что беды меня изменили
И что мой преданный пыл
От вас вдалеке остыл:
Сердце затем и дано,
Чтоб вас любило оно,
Доколе есть в жилах кровь.
Мою, сеньора, любовь
Любой назовет небывалой,
Хоть платы, пусть самой малой,
Я за нее лишен.
С вами я разлучен,
И от любимой вдали
Всю душу мне извели
Горькие воспоминанья
Про скорбный день расставанья,
Когда я пред вами рыдал
И вас в слезах увидал,—
День, что на долгие годы
Обрек меня на невзгоды.
Верьте же, горше дня
Не было у меня!
Я утешения чаю,
Но от вас не встречаю,
Ибо писал вам, но нету
Мне до сих пор ответа.
Неужто лживым словам,
Что в уши вложили вам,
Верите вы, сеньора?
Иль позабыли так скоро
Клятвы, данные вами?
Иль обольстились речами,
Что, мол, другой вам сужден,
Что, мол, богаче он?
Богаче? Вполне возможно…
Помните лишь непреложно:
Не сможет никто другой
Дать вам любви такой!
Помните также: чревато
Любовь предать ради злата,
Как бы, сеньора, вскоре
Хлебнуть не пришлось вам горя.
Отдайте ж любви предпочтенье!
Но если хоть на мгновенье
Вы от меня вдали
Другого мне предпочли.
Клятвам своим изменили,
Мне лучше б лежать в могиле.
Знайте, жить я не стану,
Жертвою став обмана!
Но память счастливых дней
Не гаснет в душе моей,
Меня наделяет силой;
Не взят я еще могилой
И верю, что вы мне верны,
Прежней любви полны,
И мечтами о вас
Полон мой каждый час.
Мечты, что лелеять смею,
Хотел описать в письме я,
Но предо мной в тот же миг
Облик ваш милый возник,
Дивные ваши глаза,
И нежданно слеза
Мне на глаза набежала
И дальше писать помешала.
На сем кончаю письмо,
Вам оно скажет само,
Что я достоин награды,
А мне и всего-то надо,
Чтоб я утешиться смог,
Несколько ваших строк.
Утешить меня поспешите
И поскорей напишите
Не то, что вам долг укажет,
А то, что сердце подскажет.
Антонио Феррейра
© Перевод Л. Цывьян
«Когда бы пламя, что мне разум жжет…»
Когда бы пламя, что мне разум жжет,
Лучом однажды вырваться сумело,
Ночная тьма тотчас бы просветлела
И озарился темный небосвод;
Когда бы слезы, что незримо льет
Моя душа по счастью без предела,
Которое судьба отнять успела,
Смогли хотя бы раз найти исход,
Я мукой не терзался бы такою,
Амур, горя в том сладостном огне,
Что в сердце исстрадавшемся таю,
И люди, сжалясь, плакали б со мною
И умоляли, видя боль мою,
Чтоб небеса скорее вняли мне.
«Струитесь, слезы! Мне поток ваш мил…»
Струитесь, слезы! Мне поток ваш мил,
И не хочу его остановить я.
Кому смешно, что вас не в силах скрыть я,
А кто-то, вас заметив, загрустил.
Где от себя найти смогу укрытье?
Ужели бы себя я победил?
Ужели у меня достанет сил,
Чтоб от себя — себя смог защитить я?
И если кто захочет посмотреть
В глаза ко мне, увидит непременно,
Что некий дух владычествует в них.
Велит он плакать мне и, плача, петь
Ту боль, что да пребудет неизменна
И не оставит душу ни на миг!
«Когда мой дух, ночной объятый тьмой…»
Когда мой дух, ночной объятый тьмой,
Заметил в вас то пламя неземное,
Что жжет меня, вмиг небо надо мною
Зажглось путеводительной звездой,
И вмиг тиран жестокий и слепой
Оружье бросил, ощутив, что к бою
Готов я, ибо с вашею душою
Отныне слился радостной душой.
И вот я иго сбросил, торжествуя,
Тяжелые сорвал оковы с рук,
«Свобода!» — победительно вскричал.
Теперь в огне так радостно горю я,
Теперь любовь ответную познал,
И мне теперь не страшен грозный лук.
«Катились слезы из ее очей…»
Катились слезы из ее очей,
Их пил Амур сладчайшими устами
И со своими смешивал слезами.
Тот миг навеки в памяти моей.
В момент разлуки, добрый чудодей,
Он чудо из чудес содеял с нами
И наши души поменял местами:
Мне — дал ее, мою — оставил с ней.
Все нежные слова, слова прощанья,
Что из-за жарких слез произнести
Мы не смогли при грустном расставанье,
И встречи радостное ожиданье
Безмолвно следуют со мной в пути,
Хранимые до верного свиданья.
«Мондего, вновь пришел к твоим струям…»
Мондего, вновь пришел к твоим струям
Я, телом и душою обновленный,
Здесь я бродил, безумьем опаленный,
И слез поток катился по щекам.
Застыв от горя, по твоим брегам
Скитался я, и жалобные стоны
Тревожили покой долины сонной.
Что было так, уже не верю сам.
Теперь бежал я из бесплодной сени
Обманов сладких, что Амур творит;
К блаженной цели дух сыскал ступени.
Во мне рассвет прогнал ночные тени,
Взор не слезами — радостью горит,
Мир на душе, и позабыты пени.
«Чистейшая душа, теперь одета…»
Чистейшая душа, теперь одета
Ты в ризы белоснежной чистоты.
Скажи, зачем меня презрела ты
И принесла иной любви обеты?
Скажи, как я могу поверить в это,
Коль ты сулила мне, что, до черты
Дойдя, из сей кромешной темноты
Согласно внидем мы в обитель света?
Как жить в темнице этой без тебя?
Как мог я дать уйти тебе одной?
Здесь, словно тело без души, немею.
Венец пресветлый ты несешь, скорбя
О том, что недостоин и не смею
Пойти твоей дорогой за тобой.
«О тело, жалкий прах, источник боли…»
О тело, жалкий прах, источник боли,
Мой тяжкий гнет и мрачный мой острог,
Когда ж, скрипя, откроется замок,
Когда я вырвусь из твоей неволи?
Когда душа из горестной юдоли
Взовьется птицей и настанет срок
Со счастьем, что похитил злобный рок,
На небесах не расставаться боле?
Недолговечный, временный сосуд
Моей души — вот что ты значишь, тело,
И только ею на земле ты живо.
Что тебя держит, как в темнице, тут?
Ужель ты свет увидеть не сумело?
Не слышишь к жизни подлинной призыва?
«Чуть только нежное произнесу…»