Ли Бо - Стихи в переводе Сергея Торопцева
761 г.
Беседка господина Се
Здесь господина Се покинул друг,
И все несет печаль душе моей.
Гость скрылся, но луны остался круг,
Гора пуста, но все журчит ручей.
Цветы цвели у брега по весне,
Бамбук шумел осеннею порой…
Живое и ушедшее во мне
Соединились в песнь о встрече той.
753 г.
Посылаю младшему брату Чжао,
помощнику начальника округа Сюаньчжоу
Ты в округ Сюаньчжоу послан, брат,
Чтоб учинить порядок благочинный.
Я ж петь луне всегда средь тучек рад,
Бродя по склонам милых гор Цзинтинских.
Пять осеней летят листы в Дунтин[287],
В трех реках[288] заплутал я без возврата.
Мы редко видимся, а я один,
Томленьем вздохов ночь моя объята.
753 г.
За прощальным вином на башне Се Тяо в Сюаньчэне
напеваю стихи дяде Хуа, текстологу
Что ушло — то ушло,
День вчерашний покинул нас.
А душе тяжело
От тревог, что волнуют сейчас.
Ветер гонит и гонит бездомных гусей…
Может, чашей утишится эта тоска?
На Пэнлайской горе[290] строфы младшего Се[291]
Меж поделок возможно еще отыскать.
И становится снова душе веселей,
Воспарим и обнимем луну в небесах,
Перережем ручей… А поток все сильней!
Снова чашу осушим… Все та же тоска…
Нет, не так, как мечталось, я прожил свой век!
Пук волос распусти[292] — и плыви, человек…
753 г.
Оплакиваю славного сюаньчэнского винодела
старика Цзи
Старик и там, уйдя из мира,
Колдует над «Весной»[293] для пира,
Но у Истоков[294] так темно,
Кому продашь свое вино?
761 г.
Наш Цзи и у Истоков хочет
«Весной» наполнить много чаш,
Да нет Ли Бо еще в той ночи —
Кому вино свое продашь?
Уходит ввысь Цзинтинская гора
Неподалеку от Сюаньчэна малой каплей Земли приютилась очаровательная тихая горушка Цзинтин (ее высота всего 286 м), по которой любили бродить и Се Тяо в 5 веке (а позже Мэн Хаожань и Ван Вэй), и Ли Бо в 8-м. Только вряд ли мы сумеем заметить нашего поэта, он скорее всего утонул в зеленой глуши, отстранясь от людей, погрузившись в себя, к чему обычно и стремился здесь, на Цзинтин. Тихо и пусто вокруг, ни птиц, ни тучки, ни спутников. Он один. Он одинок. Осенним вечером 753 года он написал тут стихотворение, которое так и называется «Одиноко сижу в горах Цзинтин». Через тысячу с лишним лет трепетные потомки на этом склоне построят один из мемориалов Ли Бо с памятником у въезда, садом камней у подножия и небольшим павильоном, который назовут «Павильон одиночества Ли Бо». И мы с Вами посидим тут, вспоминая, какими простыми штрихами поэт передал свое одиночество в суетном мире движения и благость покоя наедине с недвижной горой. В ХХ1 в. чужеродной вставкой торчит ретрансляционная башня. Впрочем, сейчас, в 8 в., ее еще нет. И без нее смотрится как-то гармоничней. А гармония завершает мир цельностью.
Одиноко сижу на склоне Цзинтин
Последних птиц не стало в вышине,
И сиро тучка на покой слетела.
Лишь мы с горой остались в тишине —
Друг друга видеть нам не надоело.
753 г.
Гуляя в Цзинтинских горах, посылаю историографу Цую
Уходит ввысь Цзинтинская гора,
Я здесь живу, как завещал поэт
В стихах, как будто созданных вчера,
Хотя его уже столетья нет[296].
Всхожу по тропам в чистоту луны,
Внизу у городской стены — Циншань[297],
Там только стайки уточек видны,
Крича, напиться из реки спешат.
Споткнулись Вы на жизненном пути,
Но Вы — Журавль в снегу на Яотай[298]!
Над Одиноким облако летит,
И сердце — с ним, в заоблачную даль.
Ко мне Вы заходили в скромный дом,
Мы насыщались смехом и ботвой[299]…
Мир обдал нас осенним холодком,
Так зябко, если друга нет со мной.
У пояса — в сверканье яшмы меч,
Мы с верой не расстанемся легко!
Возможно ли такими пренебречь?!
Нам с Вами место — среди облаков[300].
753 г.
Это стихотворение можно было бы поставить в другой раздел — ведь оно насыщено воспоминаниями о родном крае Шу с его знаменитой горой Эмэй — Крутобровой. И все же — написано оно где-то в районе Сюаньчэна, быть может, на горе Цзинтин, чьи скромные пейзажи сплелись с ностальгическими картинами прошлого, и далеко не ясно, иней какой осени лег на колокола, заставив их пропеть мелодию, улетавшую к облакам. И куда они плывут, эти облака?
Слушаю, как монах Цзюнь из Шу играет на цинь
Цинь звонкоголосый сжимаетмонах,
Пришедший с самой Крутобровой горы,
И вот для меня зазвучала струна —
Чу! Шепот сосны в переливах игры.
Потоками звуков омыта душа,
Откликнулся колокол издалека.
Гора погружается в ночь не спеша,
И, мрак нагнетая, плывут облака.
753 г.
Подношу архивариусу Доу свои мысли о былом,
возникшие, когда с горы Цзинтин я смотрел на юг
С Цзинтинских склонов я смотрел на юг —
В небесных взгляд мой растворялся далях.
Пять-шесть святых здесь появились вдруг
И, говорят, не раз затем бывали:
Журчит ручей Цинь Гао[305] между скал,
На той вон круче — место Магутаня[306],
Гора Линъян, куда Дракон летал,
Сосна — с нее Журавль воззвал к Цзыаню[307].
Кто оперен — тот время покорил,
Витает с Фениксами на просторе,
Небесный свод лежит у этих крыл,
Волною дыбятся четыре моря[308]…
Мирское все оставив позади,
Настигну ль их за облачною гранью?!
Наш век — сто лет, и я — на полпути,
А дальше все сокрыл туман бескрайний.
Уже не вижу вкуса в пище я,
Встречаю вздохом суету дневную.
Уйти бы за Цзымином в те края,
Где выплавлю Пилюлю Золотую[309]!
753 г.
Направляясь из Лянъюань к горе Цзинтин, встретил Хуэй-гуна,
мы вместе погуляли и поговорили о красотах горы Линъян,
в связи с чем и подношу ему это стихотворение
Принес меня осенний ветер
На пожелтевшие луга,
В пути красивых гор не встретил
И не смотрел на облака.
Но только лишь минуешь Реку[313] —
Летят листы в лицо с ветвей,
Цзинтин чарует человека
Простою чистотой своей.
Пронизаны ущелья светом,
И горы выстроились в ряд,
Я встретил У и Ши, одетых
Так, словно здесь Небесный град[314],
В пространствах сих народ чудесен,
Средь вод и трав исполнен тайн,
Хуэй-гун особенно известен,
Он освящает этот край.
Сметая пыль в высокой зале,
Витийствует, и мнится мне —
Под тонкой кистью горы встали
Изящной рифмой на стене[315].
Пустынничества скрыты смыслы,
Красу Линъян живописал.
Свод неба над ручьем немыслим,
В воде дрожит луны овал.
Два пика, Каменный и Желтый,
Кто смог столь близко водрузить?
Журавль не прилетает долго,
Цзыань во тьме пути не зрит[316].
Или в стране не стало места
Для птиц, слетающих с небес?
Уходят кручи в неизвестность
Сквозь плотный облачный навес.
Не лучше ль взять дорожный посох,
Уйти в наполненность пустот?
Нам и луну достичь непросто,
И тех, кто в памяти живет.
Мы свидимся ль, почтенный старец,
На тропках горного леска?
Письмо труда Вам не составит,
Зато развеется тоска.
753 г.
В вечерний час, провожая гостя до маленькой горушки к северу от Цзинтин, встретил историографа Цуя, и мы поднялись вместе
Мы с гостем шли к Беседке Се.
Вас встретив, выпить захотели,
На лошадей, куражась, сев,
На склон Циншань, смеясь, взлетели.
Летите, кони, на Чанъань…
Но запад скрыл последний лучик.
Столица в сотнях ли… Туман…
Дорогу преградили тучи.
753 г.
