Константин Бальмонт - Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr]

Как пена морская, на миг возникая,
Погибнет, сверкая, растает дождем. —
Мы дети мгновенья, живем для стремленья,
И в море забвенья могилу найдем.

Зачем ежечасно, волнуясь напрасно,
Стремимся мы страстно к обманной мечте?
Зачем мы рыдаем, скользим и блистаем,
И вновь пропадаем в немой пустоте?

О жизни волненье! Блаженство, мученье!
Печаль и сомненье! Как жалко мне вас!
Бежать бы мне вечно, дышать бесконечно,
Светиться беспечно в полуденный час!

L'écume de la mer, naissant pour un moment,
Périt étincelante et disparaît dans l'onde.
Comme elle, nous aussi, nous vivons brillamment,
Mais toujours dans l'oubli se finit tout au monde.

À toute heure pourquoi nous agiter en vain,
Et nous bercer toujours d'illusions trompeuses?
Pourquoi briller, glisser, pleurer sur son destin,
Et de nouveau plonger dans la nuit ténébreuse?

Ô doutes, ô chagrins! Bonheur, joie et tourments!
Que vous êtes à plaindre, émotions troublantes!
Ah! respirer, courir, luire éternellement
A l'heure de midi brillante, insouciante!

Я устал от нежных снов,
От восторгов этих цельных
Гармонических пиров
И напевов колыбельных.
Я хочу порвать лазурь
Успокоенных мечтаний.
Я хочу горящих зданий,
Я хочу кричащих бурь!

Упоение покоя —
Усыпление ума.
Пусть же вспыхнет море зноя,
Пусть же в сердце дрогнет тьма.
Я хочу иных бряцаний
Для моих иных пиров,
Я хочу кинжальных слов
И предсмертных восклицаний!

Le suis las des songes d'or,
Des tendresses de berceuse
Des harmonieux transports
De mes fêtes lumineuses!
Déchirant l'azur trop clair
De ces innocents délices
Je ne veux que des éclairs
Embrasant mes édifices.

Dédaignant les accalmies
Je noirai au fond de l'âme
Dans un Océan de flamme
Les ténèbres ennemies,
Et dans mes festins uniques
De nouveaux puissants accords
Uniront des cris de mort
Poignardants et magnifiques!

Полночь и свет знают свой час.
Полночь и свет радуют нас.
В сердце моем — призрачный свет.
В сердце моем — полночи нет.

Ветер и гром знают свой путь,
К лону земли смеют прильнуть.
В сердце моем буря мертва.
В сердце моем гаснут слова.

Вечно ли я буду рабом?
Мчитесь ко мне, буря и гром!
Сердце мое, гибни в огне!
Полночь и свет, будьте во мне!

La nuit, le jour savent leur temps,
Le jour, la nuit font notre joie,
Un jour trompeur luit m'éclairant,
La nuit n'assombrit pas ma voie.

L'orage et le vent, en rasant
Le sol, suivent leur route folle,
En moi l'orage se taisant
De mon cœur éteint les paroles.

Oh, serai-je esclave toujours?
Tempêtes! remplissez mon âme!
Et soyez en moi, nuit et jour!
Péris, ô mon cœur, dans les flammes!

Как испанец, ослепленный верой в Бога и любовью,
И своею ослепленный и чужою красной кровью,
Я хочу быть первым в мире, на земле и на воде,
Я хочу цветов багряных, мною созданных везде.

Я, родившийся в ущелье, под Сиэррою-Невадой,
Где лишь коршуны кричали за увесистой громадой,
Я хочу, чтоб мне открылись первобытные леса,
Чтобы заревом над Перу засветились небеса.

Меди, золота, бальзама, бриллиантов и рубинов,
Крови, брызнувшей из груди побежденных властелинов,
Ярких зарослей коралла, протянувшихся к лучу,
Мной отысканных пределов жарким сердцем я хочу.

И, стремясь от счастья к счастью, я пройду по океанам.
И в пустынях раскаленных я исчезну за туманом,
Чтобы с жадной быстротою аравийского коня
Всюду мчаться за врагами под багряной вспышкой дня.

И быть может, через годы, сосчитав свои владенья,
Я их сам же разбросаю, разгоню, как привиденья,
Но и в час переддремотный, между скал родимых вновь,
Я увижу солнце, солнце, солнце красное, как кровь.

Comme un Espagnol, aveuglé de sa foi en Dieu et en l'amour,
Ivre du sang rouge de soi-même et d'autrui,
Je veux être le premier au monde, sur terre, sur mer,
Je veux des fleurs pourpres, par moi créées, partout!

Moi, né dans les gorges, sous la Sierra-Nevada,
Où, seulement, criaient les milans derrière l'énormité des rocs,
Je veux que devant moi s'ouvrent les forêts vierges,
Qu'au-dessus du Pérou s'allument les cieux, de la rougeur des incendies!

Et de l'airain, de l'or, du baume, et des diamants et des rubis!
Du sang giclé hors des poitrines des potentats vaincus!
Et d'éclatantes pousses de corail vers la lumière qui s'étirent,
Et les seules limites par moi trouvées: d'un cœur ardent, je les veux!

Et peut-être, après les années, ayant compté mes domaines,
Je les éparpillerai moi-même, je les disperserai comme des fantômes!…
Mais à l'heure d'avant le sommeil, d'entre les rochers où je suis né, à nouveau
Je verrai le Soleil, le Soleil, le Soleil rouge comme le sang!

В глухие дни Бориса Годунова,
Во мгле российской пасмурной страны,
Толпы людей скиталися без крова,
И по ночам всходило две луны.

Два солнца по утрам светило с неба,
С свирепостью на дальний мир смотря.
И вопль протяжный: «Хлеба! Хлеба! Хлеба!»
Из тьмы лесов стремился на царя.

На улицах иссохшие скелеты
Щипали жадно чахлую траву,
Как скот, — озверены и неодеты,
И сны осуществлялись наяву.

Гроба, отяжелевшие от гнили,
Живым давали смрадный адский хлеб,
Во рту у мертвых сено находили,
И каждый дом был сумрачный вертеп.

От бурь и вихрей башни низвергались,
И небеса, таясь меж туч тройных,
Внезапно красным светом озарялись,
Являя битву воинств неземных.

Невиданные птицы прилетали,
Орлы царили с криком над Москвой,
На перекрестках, молча, старцы ждали,
Качая поседевшей головой.

Среди людей блуждали смерть и злоба,
Узрев комету, дрогнула земля.
И в эти дни Димитрий встал из гроба,
В Отрепьева свой дух переселя.

Aux jours obscurs de Boris Godounov,
Dans la brume du morne pays Russe
Des hordes erraient sans toit, —
Et dans les nuits, deux lunes montaient au ciel…

Deux soleils se tenaient aux cieux des matins,
Avec férocité couvant le monde qui dévale.
Et un glapissement prolongé: «Du pain! du pain! du pain!»
De la ténèbre des bois irruait jusqu'au Tsar.

Dans les rues, les êtres squelettiques
Broutaient avidement l'herbe maigre,
Brutes et nus, — comme un bétail.
Et les rêves s'accomplissaient en réalité.

Alourdis de pourriture, les cercueils
Aux vivants donnaient, fétide et infernale, une nourriture.
Entre les dents des morts l'on trouvait du foin!
Et devenait toute maison, un lugubre bouge…

Les tempêtes et leurs tournements abattaient les tours,
Et les cieux, dérobés de triples nues,
Transparaissaient soudain d'une rouge lueur
Et de batailles entre surnaturels guerriers!

Jamais vus, des oiseaux arrivaient.
Les aigles planèrent sur Moscou.
Aux carrefours, des vieillards, en silence, attendaient,
Qui hochaient leurs têtes chenues…

La Mort et la Haine rôdaient parmi l'humanité.
Et la Terre tressaillit de la vue d'une comète.
Et dans ces jours, Dmitri se leva de sa tombe
Pour incarner au corps d'Otrépiev, son esprit!

Я люблю далекий след — от весла,
Мне отрадно подойти — вплоть до зла,
И его не совершив — посмотреть,
Как костер, вдали, за мной — будет тлеть.

Если я в мечте поджог — города,
Пламя зарева со мной — навсегда.
О, мой брат! Поэт и царь — сжегший Рим!
Мы сжигаем, как и ты — и горим!

J'aime de mon aviron le sillon,
J'aime mon chemin fatal — jusqu au mal,
Jusqu'au mal inaccompli — où pâlit
Du bûcher le feu lointain — qui s'éteint.

Et je porte les reflets — et les flammes
Des pays que j'ai brûlés — en mon âme.
Chantre et Souverain Néron — ô mon frère!
Nous brûlons et nous mourons — incendiaires.