Альфред Теннисон - Волшебница Шалотт и другие стихотворения

Tears, idle tears, I know not what they mean,
Tears from the depth of some divine despair
Rise in the heart, and gather to the eyes,
In looking on the happy Autumn-fields,
And thinking of the days that are no more.

Fresh as the first beam glittering on a sail,
That brings our friends up from the underworld,
Sad as the last which reddens over one
That sinks with all we love below the verge;
So sad, so fresh, the days that are no more.

Ah, sad and strange as in dark summer dawns
The earliest pipe of half-awaken’d birds
To dying ears, when unto dying eyes
The casement slowly grows a glimmering square;
So sad, so strange, the days that are no more.

Dear as remember’d kisses after death,
And sweet as those by hopeless fancy feign’d
On lips that are for others; deep as love,
Deep as first love, and wild with all regret;
О Death in Life, the days that are no more.

О слезы бесполезные, зачем
Вы снова приливаете к глазам
Со дна души, из тайных родников,
Когда гляжу на тучные поля
И вспоминаю канувшие дни?

Отрадны, как заря на парусах,
Везущих нам друзей издалека,
Печальны, как далекие огни
Навеки уходящих кораблей,
Невозвратимые былые дни.

Печальны и таинственны, как свист
Каких-то птах, проснувшихся в саду
Для умирающего, что глядит
В светлеющее медленно окно,
Непостижимые былые дни.

Безумны, как загробный поцелуй,
Как безнадежное желанье губ,
Цветущих не про нас, — горьки как страсть,
Обида, боль и первая любовь, —
О смерть при жизни, канувшие дни!

Sweet and low, sweet and low,
Wind of the western sea,
Low, low, breathe and blow,
Wind of the western sea!
Over the rolling waters go,
Come from the dying moon, and blow,
Blow him again to me;
While my little one, while my pretty one, sleeps.

Sleep and rest, sleep and rest,
Father will come to thee soon;
Rest, rest, on mother’s breast,
Father will come to thee soon;
Father will come to his babe in the nest,
Silver sails all out of the west
Under the silver moon:
Sleep, my little one, sleep, my pretty one, sleep.

Тихо и нежно издалека,
Западный ветер, повей —
И возврати издалека
Милого к нам поскорей!
Не разбудив урагана в пути,
Над озаренной пучиной лети
Лунного света быстрей!
Видишь — в спаленке спит мой маленький, спит.

Тихо и нежно спи-засыпай,
Глазки покрепче закрой —
Спи безмятежно, баюшки-бай:
Матушка рядом с тобой.
Дремлет луна в золотых небесах,
Папин кораблик на всех парусах
Мчится к сыночку домой.
Спи, мой маленький, в тихой спаленке, спи.

The splendour falls on castle walls
And snowy summits old in story:
The long light shakes across the lakes,
And the wild cataract leaps in glory.
Blow, bugle, blow, set the wild echoes flying,
Blow, bugle; answer, echoes, dying, dying, dying.

О hark, О hear! how thin and clear,
And thinner, clearer, farther going!
О sweet and far from cliff and scar
The horns of Elfland faintly blowing!
Blow, let us hear the purple glens replying:
Blow, bugle; answer, echoes, dying, dying, dying.

О love, they die in yon rich sky,
They faint on hill or field or river:
Our echoes roll from soul to soul,
And grow for ever and for ever.
Blow, bugle, blow, set the wild echoes flying,
And answer, echoes, answer, dying, dying, dying.

На стены замка лег закат,
Над ними горы в яркой сини;
Блистая, скачет водопад,
Лучится озеро в долине.
Труби, рожок, труби! Пусть эхо, улетая,
Кружит среди вершин — витая, тая, тая…

Прислушайтесь! Из-за реки
Так ясно и неумолимо
Звучат эльфийские рожки
И тают, словно струйки дыма.
Труби, рожок, труби! Таинственно-простая
Мелодия, лети — витая, тая, тая…

Любимая! Умолкнет шум
Военных труб и флейт пастушьих;
Но эхо наших смертных дум
Пробудит отклик в новых душах.
Труби, рожок, труби! Пусть эхо, улетая,
Кружит среди вершин — витая, тая, тая…

As thro’ the land at eve we went,
And pluck’d the ripen’d ears,
We fell out, my wife and I,
О we fell out I know not why,
And kiss’d again with tears.
And blessings on the falling out
That all the more endears,
When we fall out with those we love
And kiss again with tears!
For when we came where lies the child
We lost in other years,
There above the little grave,
О there above the little grave,
We kiss’d again with tears.

Мы шли под вечер вдоль межи,
Колосья спелые срывая;
Но что-то сердце обожгло,
Мы стали спорить резко, зло —
И вдруг опомнились, рыдая.
О, эти ссоры меж родных,
Когда, обидой закипая,
Бог знает что наговоришь —
И вдруг опомнишься, рыдая.
И мы пришли туда, где спит
Малютка наша дорогая
Под серым холмиком земли,
Заросшим холмиком земли —
И обнялись, рыдая…

Ask me no more: the moon may draw the sea;
The cloud may stoop from heaven and take the shape
With fold to fold, of mountain or of cape;
But О too fond, when have I answer’d thee?
Ask me no more.

Ask me no more: what answer should I give?
I love not hollow cheek or faded eye:
Yet, О my friend, I will not have thee die!
Ask me no more, lest I should bid thee live;
Ask me no more.

Ask me no more: thy fate and mine are seal’d:
I strove against the stream and all in vain:
Let the great river take me to the main:
No more, dear love, for at a touch I yield;
Ask me no more.

Не спрашивай; луна взманит волну,
Иль облака под ветром примут вид
Каких-то замков или пирамид;
Я этих пылких взоров не верну:
Не спрашивай меня.

Ты хочешь знать, что я тебе скажу?
Мне скучны эти лепеты любви;
И все-таки — не умирай, живи!
Признаться ли? — я за тебя дрожу:
Не спрашивай меня.

Не спрашивай, мой друг: твоя судьба,
Мою судьбу, как нить, переплела;
Против теченья тщетно я плыла.
О мой любимый, как душа слаба!
Не спрашивай меня.

Come down, О maid, from yonder mountain height:
What pleasure lives in height (the shepherd sang)
In height and cold, the splendour of the hills?
But cease to move so near the Heavens, and cease
To glide a sunbeam by the blasted Pine,
To sit a star upon the sparkling spire;
And come, for Love is of the valley, come,
For Love is of the valley, come thou down
And find him; by the happy threshold, he,
Or hand in hand with Plenty in the maize,
Or red with spirted purple of the vats,
Or foxlike in the vine; nor cares to walk
With Death and Morning on the silver horns,
Nor wilt thou snare him in the white ravine,
Nor find him dropt upon the firths of ice,
That huddling slant in furrow-cloven falls
To roll the torrent out of dusky doors:
But follow; let the torrent dance thee down
To find him in the valley; let the wild
Lean-headed Eagles yelp alone, and leave
The monstrous ledges there to slope, and spill
Their thousand wreaths of dangling water-smoke,
That like a broken purpose waste in air:
So waste not thou; but come; for all the vales
Await thee; azure pillars of the hearth
Arise to thee; the children call, and I
Thy shepherd pipe, and sweet is every sound,
Sweeter thy voice, but every sound is sweet;
Myriads of rivulets hurrying thro’ the lawn,
The moan of doves in immemorial elms,
And murmuring of innumerable bees.

Сойди, о дева, с перевала вниз!
Какая тебе радость (пел Пастух)
В сверкании и холоде высот?
Остерегись так близко к небесам
Мерцать звездой меж скал, скользить, как луч,
У расщепленной молнией сосны.
Спустись в долину, где Любовь живет,
Любовь найдешь ты только здесь, внизу,
У жаркого огня — или в полях,
В обнимку с Урожаем молодым,
Или меж бочек с пурпурным вином,
Или в саду гоняющей лисят;
Ей скучен серебристорогий лик,
Гримаса бледной смерти ей страшна.
Любви не сыщешь между диких скал
И ледников, сползающих с горы
В ущелье, вместе с грудами камней,
Чтоб хлынуть пенистым потоком вниз.
Сойди же за танцующей водой
В долину; пусть плешивые орлы
Кричат вверху и между страшных круч
Дымятся брызги тысяч мелких струй,
Как попусту растраченных надежд.
Так не губи себя; спеши сюда!
Долина ждет тебя, лазурный дым
Восходит в воздух, детвора кричит;
И твой пастух играет на рожке
Так нежно, что лишь голос твой нежней;
Звенят в лугах бессчетные ручьи,
И стонут горлицы среди ветвей,
И пчелы медоносные жужжат.