Константин Ваншенкин - Прикосновенье

С разрозненной силой тупою
Порывами дуют ветра,
И дым над печною трубою
На клочья раздерган с утра.

Старуха идет через поле
В чиненом своем пальтеце,
С гримасой — не горя, не боли,
А жизни на блеклом лице.

Опять ремонтируют лифт,
Под крышу загнали кабину.
А жизнь подниматься велит,
Кряхтя и смиряя обиду.

И вот поднимаемся мы.
В проулках прохожие редки.
Глухое движение тьмы
За окнами лестничной клетки.

Проспекты уходят во тьму,
К окраинам, за кольцевую.
Давай твою сумку возьму,
Давай я тебя поцелую.

Опять ремонтируют лифт.
Короткий привал на площадке.
Скопления кленов и лип
За смутными стеклами шатки.

Два-три отдаленных огня.
Трамвай, проносящийся с воем.
Давай обопрись на меня, —
От этого легче обоим.

После уборки и стирки,
Долгой работы дневной,
С мужем была она в цирке.
Поздно вернулись домой.

Им впечатлений хватило
От представленья вполне,
И показалась квартира
Тихой и милой вдвойне.

Словно была у них ссора,
И примиренье сошло,
Так посреди коридора
Поцеловались светло.

…Вдруг про себя отмечаем,
Что мы в дороге — одной…
С крепко заваренным чаем
Сели на кухне ночной.

Месяц ни шатко ни валко
Синим дрожит маяком.
Свежая эта заварка
Пахнет парным молоком.

Скачут ученые кони.
Сны осеняют жилье.
Плотно висит на балконе
Ночью сырое белье.

Знать, не всякие доводы вески! —
Эта женщина сколько уж лет
Просыпается по-деревенски,
В лад с природой, которой здесь нет.

Просыпается в доме у сына.
Внуки спят, и невестка, и сын.
Охлажденной квартиры пустыня
Внемлет легоньким пяткам босым.

Одиноким бездействием мучась,
Из туманного смотрит окна.
Пробуждения раннего участь
Лишь с собой разделяет она.

Наблюдается эта картина
Потому, что при той же звезде
Просыпается птица, скотина —
За лесами, неведомо где.

Есть такие пары — мать и дочь.
Старшая изысканно одета,
Младшей не спешит уже помочь, —
Та привычно вымазалась где-то.

Матовая женская щека,
Гордая подчеркнутость осанки…
Девочка нелепого щенка
Тянет за веревочку, как санки.

На иной летящие волне,
Сквозь весну различную и вьюгу,
В этой жизни близкие вполне, —
Не вполне понятные друг другу.

Но под шум ветров или дождя,
Видно, кровь диктует им родная —
Жить на свете, рядышком идя
И друг друга странно дополняя.

Коляску ведет пред собою,
Быть может, слегка под хмельком,
С женою своей молодою
Как будто почти не знаком.

Она ж, не боясь его трогать,
К плечу головою припав,
Доверчиво держит за локоть,
Где белый закатан рукав.

Идиллия нашего века!
Гуляют, храня торжество,
Создатели человека,
Соавторы жизни его.

Жена так на ногу быстра,
Так улыбается летая.
А младшая ее сестра,
Свояченица молодая,

Казалось бы, наоборот —
Медлительна, как не проснулась,
Хранят глаза и пухлый рот
Почти младенческую хмурость.

Никак, случилось что-нибудь,
Хоть и не вырвалось наружу?
Иль кто сказал: построже будь,
На случай, к сестриному мужу?

Ну что вы, жизнь давным-давно
Размерена привычным ладом.
Но задевает все равно
Его тем давним, юным взглядом.

За Омском и за Бийском,
Над легкою водой,
Жил в городке сибирском
Парнишка молодой.

Картошку ел на лярде,
Работал, был неглуп.
Играть на биллиарде
Ходил в военный клуб.

А елки словно башни —
Медлительный покой.
Весной гуляют барышни
Бульваром над рекой.

И там живет невеста —
Краса на всю Сибирь.
Кладет невеста в тесто
Корицу да имбирь.

Изюму две-три горсти
И столько ж кураги,
Зовет невеста в гости
Его на пироги.

Ее черты желанны,
Глаза глядят губя.
Скажи, какие планы,
Парнишка, у тебя?..

— Тебе пошел, невеста,
Двадцатый лишь годок.
Кругом глухое место —
Таежный городок.

Хочу, чтоб на столицу
Он начал походить,
Чтоб дальше нам учиться,
В театры бы ходить.

Чтоб дружная атака
Пошла на эту тишь…
Ой, скучно ты, однако,
Парнишка, говоришь!..

Тогда он молвит нежно:
—    Забыл, что ты строга.
Сперва хочу, конечно,
Отведать пирога.

Потом — не ждать напрасно,
Доверившись судьбе.
Хочу, коль ты согласна,
Жениться на тебе…

Кивая в лад рассказу,
Смеется: — Видишь, знал.
Вот с этого бы сразу
Ты, парень, начинал.

Свою с твоей судьбою
Свяжу я навсегда,
А дальше я с тобою,
Увидишь, — хоть куда:

Хоть в дымку луговую,
Хоть в теплую постель,
Хоть в чащу вековую,
Хоть в зыбкую метель.

Пойду с тобой повсюду —
И в полночь, и в рассвет.
А ждать случится — буду
Хоть кряду десять лет.

Утомленные шмели,
Заливных лугов магнаты,
Всю пыльцу с цветов смели,
Полосаты и мохнаты.

Бабочки любых пород
И различнейшей расцветки,
Их извилистый полет
Наподобие разведки.

Все стихает. Самый зной.
И в огне его жестоком
К сену свежему спиной
Парень сидя спит под стогом.

Он бы спать сейчас не стал —
Сил нужна ему крупица,
Ибо он всю ночь не спал,
Где в логах туман клубится.

Ибо силами сорит
Молодой на белом свете,
Ибо тот, кто не старик,
Расточает силы эти.

Ибо молодость права.
Мы сочувствия не прячем.
И рассыпана трава
На его лице горячем.

Бабы белье стирали
В чистой воде ручья.
Пухли в тазах спирали
Выжатого белья.

Будничные фасоны —
Фартуки и платки,
Кофточки и кальсоны,
Платьица и портки.

Что нам таиться, дескать!
Было в руках у них
Женских вещей и детских
Более, чем мужских.

Девки стирали тоже.
Грудой белье в тазах.
Ровный загар по коже,
Сдержанный блеск в глазах.

В брызгах и мыльной пене
Сели они рядком,
Матовые колени
Выставив над мостком.

Впрочем, нашелся довод,
Действующий верней, —
И после службы — в город
Вытянувший парней.

Груда бревен, а возле,
Как с картинки былой,
Деревянные козлы
С прислоненной пилой.

Желтой лужей опилки,
Да вразброс кругляки.
А правее развилки —
Блеск холодной реки.

Сумрак пасмурной дали,
Бледно-ясная высь…
Пять минут отдыхали,
Встали, снова взялись.

Еще шибче и строже
Пилят. Старшая — мать,
Но и дочери тоже
Лет уже двадцать пять.

Пусть им лица обвеет
Иногда ветерком.
Ребятишки обеих
Копошатся кругом.

А посмотрят со склона —
Блещет речки слюда,
И пропеллеры с клена
Залетают сюда.