Хорхе Борхес - Алгорифма

Да будет человек не недостоин
Ангела, меч которого охранный
Огненным назван, как алмаз огранный,
А стих — кагор, на травах что настоян.

И в человеке Ангел удостоен
Смеха толпы, которой хохот бранный
Надменно переносит, предызбранный
На эту казнь: «Вот как я непристоен!»

Но я стою, а ты шаткоустоен,
Свободою зовущий плод возбранный
Народ поганый, в рог меня баранный

Скрутить хотевший — ил, что не отстоян
И грязь в тебе, язык английский. Сто ен
Не даст японец за твой юмор странный.

Кто видел его вхожим в лупанарий
Ни во дворец в квартале нуворишей,
Который титулованным воришей
Воздвигнут, ибо истинный он арий?

Нет, не поёт бомонду их он арий,
Не кушает начинок, что внутри шей
Лебяжьих запекают — изнутри шей
Облатку кишкой тонкой, кулинарий!

Ангел хиникс пшеницы за динарий
И два хиникса ячменя, что Гришей
Царю — Чем, государь, благодаришь, эй? —

Предложен, не купил. Лукав Бинарий!
У Ангела совсем другой сценарий.
С женой, а не с сестрой он спал Иришей.

Ни разу не унизился до просьбы
Ни плача Ангел и в годину краха,
Спокойно ожидая смерть, без страха,
С которой, риск любя, не спал он врозь бы.

За райские кущи от изморозьбы
Он спрятался бы с нею ради траха:
«Желанная моя, ты так добра, ха!
Вот я в тебе оставил свою рось бы!»

Перед изображеньем гистриона
Ниц не упал, унизившись, ни разу
Оттачивающий как бритву фразу:

«Нуждаешься в огне, солома? О, на,
Гори на мне, Татьяна как на Тате!»
Зовётся Соломоном Ангел, кстати.

Другой на него смотрит. Но да вспомнит,
Что никогда один уже не будет,
И перед смертью больше глаз не томнит
Вор, если мать родную не забудет.

Иной себя парящим высоко мнит,
А по утрам всех воплем своим будит,
Хоть никакой нужды под утро в том нет.
Вор потроха певца сперва добудет,

А после кости птицы не без мяса
Остатков заполучит кот. Он ляса
Точить умеет с Богом, на колени

Вскочив ему, когда тот конопляса
Накурится, внимая в сонной лени,
Как Румпельштильхцен треск издал в полене!

В публичном свете дня или во тьме
Свидетельствует, не переставая,
О каждом его вздохе тень живая,
Но зеркало есть и в чтеца уме.

Стихи его на воле и в тюрьме
Читают воры, Бога открывая,
А фраеров вот пеня роковая:
«Зачем я не бродяга при суме?»

Рукав рабочей робы в бахроме
У Соломона, не без торжества я
Предсказываю. Кукла восковая

Пусть её носит! Сказ есть, как куме
Помог Мир, не готова что к зиме,
Стеной кирпичной зал перекрывая.

Кристалл его слеза не затуманит,
А зеркало смотрящих не обманет,
Жить без заботы о завтрашнем дне
Сможет лишь тот, себе не прикарманит

Кто собственность, ничейную вполне.
Не грезит наяву, словно во сне
Раб денег и свобода не поманит
Тех, наркомана видит кто во мне.

На склоне дней под солнцем и луною
Я чести Сатаны, ставшего мною,
Не уроню, и крылья у меня

Из дыма в лучах утра за спиною.
Но в ужасе ждёт завтрашнего дня
Тот, ходит кто за плотию иною.

Видеть Буэнос Айреса рост бурный
И его упадок скоротечный…
Что-то ищет червь библиотечный,
Каталог листая не сумбурный…

Вот, нашёл! «Птюч» есть журнал гламурный.
Кризис сперва будет ипотечный…
Наживётся фармацевт аптечный,
Продавая эликсир амурный!

В «Птюче» цвет Москвы весь аж лазурный:
«Я такой богатый и беспечный!» —
Голосит бомонд новоиспечный.

Термин для него есть нецензурный,
Воровской, позалитературный,
Злой, как в нос толчок бесчеловечный!

Двора пол земляной, навес, беседка
И водоём… Зачем нужна наседка?
Затем и богачи. Вот после смерти
Кем станешь ты, надменная соседка

Деревни обнищавшей, но воссмердь и
Умри, червём изъедена! Умерьте,
Богатые, надежду: домоседка
Премудрость Божья, но — шагов измерьте

Количество! — земного шара сетка
Обегана не Горби ли? Фасетка
И оммадитий в чьём глазу? Примерьте

Иное тело! Ты же, Маша, сет-ка
Для рифмы выиграй. Ну-ка, нахимерьте
Как я победу ей! Фон проб замерьте.

Английский унаследовав, саксонский
Немного изучив, любить немецкий,
А по латыни воздыхать… Ненецкий
Имеет вид Магистр жидомасонский.

«Перлина степу» сорт вина херсонский.
Знать, правильно держал с войны хромец кий,
Если в подол вкатил шар каменецкий
Хмельной матрос с повадкою гарсонской,

Сынок чей тоже вырос винопийцей.
Брось херес, Мир! Беседовать с убийцей
Седым в Палермо. Вежливым отказом

Почтить жасмин, гекзаметр, фигуры
На шахматной доске и тигров. Уры
Халдейские есть — два их, по рассказам.

Читать как Маседонио Фернандес,
Копируя его манеру фразу
Утрировать. По радио ни разу
Хит друга не звучал, senor Orlandes,

Ни по ТВ. Хита кто переводчик,
Небось, ты догадался уже, chico?
Класс нуворишей, от стыда взмычи-ка!
Не зря стучится в дверь водопроводчик…

Или стекольщик? Ну-ка, кто посмеет
Рассказ Бодлера напечатать? Страшно…
Я Севе Новгородцеву дурашно

Заказываю хит… Сева немеет.
В балладе есть сюжет, нет эскапады,
Мелодия — пышней, чем у ламбады!

С десяток знать вселенной объяснений
Прославленных, но не совсем понятных,
Что зиждутся на терминах невнятных…
Да врёшь ты, метафизик, без краснений!

Под солнцем никаких нет изменений…
Из греческих философов занятных,
Искателей путей не перенятных
Сократ да Диоген — вне обвинений.

Клинки чтя, желать мира, что разумно.
Высказыванье провокационно,
Непацифично и реакционно?

Зато, свободолюбы, образумно.
Пока язык содомский правит миром,
Не грех на время медным стать кумиром!

К зданьям, лесам, лугам, архипелагам
Алчным не быть, но, к книгам страсть имея,
В библиотеке пропадать… Во тьме я
Живу теперь, как Бог. Тьма стала благом…

С содомским звёздно-полосатым флагом
Гей шёл по павильону, цель имея
Прославиться. Все слышат ваду Змея? —
Овацию Лжецу везде с аншлагом!

Алонсо быть Кихано, не осмелясь
Стать Дон Кихотом, докой быть учёным
В таких вещах, в каких с носом точёным

Комар мне не чета. Язвлю, земелязь,
Смертельно ядовитым я укусом
Тех, обладает кто вульгарным вкусом.

С почтеньем отказаться от даров
Поля Верлена и луны: спасибо,
Не надо. Но однако сын Транссиба
И грешнику великому дал кров

В грядущем веке: Поль Верлен здоров
Святого Духа вздохами здесь, ибо
Христа не постыдясь, смирил спесибо,
И к кающимся Бог не так суров.

Десятисложник некий замышлять,
Быв возвращённым для историй древних,
Но не Жених лжецеркви Я, а Ревних.

Еретикам Содом будет башлять,
А те Христа ученье опошлять:
Господь-де искупил грех очкобревних.

Жаргону сего века предписать
Пятьдесят шесть метафор. Не дать взятку
Ни взять ни разу в жизни, но десятку
Руками заработать, раз писать

Статьи нельзя в газеты, но кусать
Разрешено лишь локоть, и вприсядку
О том, как передёргивал гусятку
На зоне вор, не стану я плясать.

Быть гражданином Аустина, Женевы,
Монтевидео и (как и все люди)
Вечного Рима. Англофоны! Мне вы

Ничем не интересны (ишь, в верблюде
Гордыни сколько!) Все вы бизнесмены
И пошлы ваши киносупермены.

Поклонником быть Конрада: не Чарльза,
Не Джозефа, а Николая. Даже
При деспоте писать можно стыда же
Ни сраму не имея. С Хорхе Шарль за

Меня молился: «Не спеши гостинцем
Их угощаться — прояви гордыню
И заплати за пир, не евши дыню!»
Слепым стать… Вот что значит аргентинцем

Прослыть. Таков вещей список обычных
Который меня сделал знаменитым,
Не знаю почему, среди набычных

Господ (красная тряпка что магнит им!),
Прославив, как того тореадора.
Я, впрочем, никогда не писал вздора…