Любовь Столица - Голос Незримого. Том 1

Как придут вечерни́цы святые,
Встанет месяц в сенях, славословя,
И на звезды – стада золотые —
Зорко смотрят хозяйки, готовя.

Под овчинным серебряным мехом
У крыльца колядуют подростки,
А сестрицы их с звончатым смехом
Милых ждут на глухом перекрестке.
Перестарки, нарядны и хмуры,
Не идут от седых ворожеек,
И хохлатые, пестрые куры
Зерна проса клюют у скамеек.

А родители долго и поздно
За столами сидят, вечеряя,
Подан взварец им грушевый, постный
И кутья, как сугроб, снеговая.

У дворов же рогатые лоси,
Чуя сено, во тьме колобродят.
В небе много лампадок зажглося,
Овцы снежные нá землю сходят.

В кубовой синей широкой рубашке
На бок ложится полдневное небо.
Как разноцветные равные шашки,
В поле разбросаны полосы хлеба.

Рыжая, долгая рожь пламенеет
Меж голубыми, сухими овсами,
Алая, частая греча темнеет
Между зелеными, волглыми льнами.

И наливает за колосом колос —
Разный на ощупь: и мягкий, и колкий, —
Разный по виду: как ус и как волос,
Кистью, гремушкой, кропилом, метелкой…

А на буграх, под крутыми ветрами,
А в буераках, у темного плеса,
Мельницы дремлют, раскинув крылами,
Мельницы дремлют, уставив колеса.

В тихих услонах такой же дремотой
Дремлют широкие, серые села —
Ждут золотого они умолота,
Ждут – и во сне – золотого помола.

В красной кумачной широкой рубашке
На бок ложится вечернее небо.
Как разноцветные, ровные плашки,
В поле раскинуты полосы хлеба.

Мчат облаков белобокие челны
Вольной, гулливой, рыбачьей ватагой.
В розовых отмелях бурые волны
Бродят, как в липовых ковшиках брага.

В волнах ныряют под парусом лодки,
В волнах на веслах ползут плоскодонки,
Идут беляны, стройны и неходки,
Идут буксиры, проворны и звонки.

И проплывают баржи смоляные,
Полные тягостным тысячным грузом:
Есть дровяные тут, есть нефтяные,
С хлебом и рыбой, с углем и арбузом.

А с берегов на речные просторы
Пристани смотрят, махая флажками,
Нагромоздив под навесом заторы
Кожи с кулями, рогожи с мешками.

С оползней смотрят туда же лачужки,
Ярко-червонные в свете захода,
Древние, древние смотрят старушки
Вниз за бурлящей кормой парохода.

Светятся звезд фонари голубые
С мачт на небесных невидимых барках.
В ярах песчанистых волны рябые
Бродят, как мед в позолоченных чарках.

Льются удои росы серебристой
Из голубого, большого ведерка.
Словно пирог, сыроватый, душистый,
Высится луг у речного огорка.

По лугу скачут телята и шавки,
Бродят коровы, бычки племенные:
Есть холмогорки тут, есть ярославки,
Рыжие, с рябью, с пятном и иные…

Тут же с накусанным ломтиком сайки
Ходят, дудя и играясь, подпаски,
Ходят, доя и смеясь, молодайки
С емкой бадейкой, в замызганной баске.

Жмут они крепкие, бурые дойки,
Тянут за розовым выменем вымя…
А недалече – пестреют постройки
Барских усадеб с двором, кладовыми.

Там средь ушатов, корыт и ведерок
Сливки снимаются, топится масло,
В скопы кладутся сметана и творог,
Крынки порожние сушатся с прясла.

Стынет зари варенец золотистый
Средь голубого, большого подноса.
Словно кулич, подгорелый, цветистый,
Высится луг у речного откоса.

Ранних лучей золотые корзины
Сверху спускаются в долы и горы.
Мутен и синь, как кусок крашенины,
Тянется лес по краям кругозора.

Много в лесу розоватого луба
И желтоватого, мягкого лыка,
Много бревна на дрова и на срубы,
Много орехов и ягоды дикой.

Алая, кислая есть костяника,
Черная, сладкая есть там крушина,
И голубая, хмельная пьяника,
И огневая, лихая калина.

А глубоко – в сосняке и морошке
Прячется лог, то медвежий, то сычий,
Прячутся пущи казенной сторожки
И бородатый с винтовкой лесничий.

Там, средь полян за стеною кондовой,
Прячутся также скиты и пустыньки,
Прячутся девушки, прячутся вдовы
Под куполами, лазоревей синьки.

Поздних туманов лебяжьи перины
Стелются сверху на реки, озера.
Темен и рыт, словно бархат старинный,
Тянется лес по закрайкам озора.

В алых сафьяновых мягких сапожках
Солнце гуляет вверху до заката.
Словно молодки в янтарных сережках,
Встали сады вдоль зеленого ската.

Блекнут в садах сероватые листья,
И поспевают плоды золотые:
Эти – мучнистей, а эти – сквозистей,
Те уже – битые, те же – литые.

Каждая яблонь подперта тычинкой,
Складно обрыта, подмазана ловко.
Есть тут антоновка, есть боровинка,
Есть тут сквознина, анис и титовка.
А высоко – у плетней и у тынов
Никнут хибарки, от ветхости серы,
Никнут в них, яблочный сбор опрокинув,
Бирки, корзины, решета и меры.

Около кузницы, тока, овчарни
Никнут там также фигурки людские:
В красном иль белом с коричневым – парни,
Бабы – все желтые, все – голубые!

В липовых легких лаптях серебристых
Месяц гуляет вверху до восклона.
Словно кормилицы в дутых монистах,
Встали сады вдоль беленого склона.

Пашня. Висит в небосклоне
Розовый радужный мост.
Тихие, белые кони…
Темные змеи борозд…

Вдоль векового надела,
Новых страшась отрубов,
Водит он плуг заруделый,
Кряжист, высок и суров.

Русы, как полосы гречи,
Кудри его, борода.
Долги, чудны его речи,
Песня скушна и проста.

В будни боронит, молотит,
Сеет то озимь, то ярь —
В праздник он бабу колотит,
Сам – во хмелю – государь!

Пашет. Над ним, не умея,
Черный чирикает дрозд,
Тянутся светлые змеи
Радужных Божьих борозд.

Выселки. Срубы лачужек
Новой блестят белизной.
Ворохи розовых стружек…
Запахи дымом, сосной…

Возле зеленой березки,
Козлы себе смастерив,
Тешет он длинные доски,
Молод, румян, молчалив.

Руки играют от силы,
Весел лазоревый взор,
Тонко поют его пилы,
Остро сияет топор.

Там он погладит рубанком,
Здесь постучит долотом —
И по цветистым полянкам
К дому становится дом.

Строит. Над ним меж листвою
Умный хлопочет скворец,
Крышей блестит голубою
Княжий небесный дворец.

Озеро. Днища у лодок
В черный обмазаны вар.
Синий, чудной зимородок…
Злой серебристый комар…

В омут над глубью замершей,
Под мутноватой водой,
Ставит он мрежи и верши —
Маленький, юркий, седой.

Лысина круглая блещет,
Морщится хитро чело.
Быстро гребет, но не плещет
В старых ладонях весло.

Утром он бредень свой чинит,
Сев на ветляный изгиб,
Ночью закинет – и вынет
Скользких серебряных рыб.

Ловит. За ним у прибрежий
Нежный поет соловей,
Стелются лунные мрежи
Всё голубей и длинней.

Роща. Украсила ветки
Нить заревых янтарей.
Выстрел раскатистый, редкий…
Яростный ток глухарей…

Ловко за дерево пряча
Статное тело свое,
Смуглый, лукавый, горячий —
Вскинул к плечу он ружье.

Взгляд, как у зверя, тревожный,
Рот, как у зверя, широк.
Палец один осторожно
Лег на упругий курок.

Зиму всю – порох он весил,
Чистил проржавевший ствол,
Нá весну, волен и весел,
К синим полесьям пошел.

Целит. А голос тетерьки
Клохчет вблизи всё звончей.
В листьях проделися серьги
Солнечных первых лучей.

Тракт. Серебрятся морозно
Вехи средь снежных пучин.
Поскрип певучий обозный…
Белые груды овчин…

Гладя взметенные гривы
Жгучей вожжою своей,
Пьяный, лихой и красивый,
Гонит он серых коней.

Ласков надорванный голос,
Руки ж свинца тяжелей.
Легок саней его полоз,
Гулок бубенчик у шлей.

Купит то рыжих, то чалых,
Деньги, шутя, зашибет —
И на дворах постоялых
Всё, усмехаясь, пропьет.

Правит. А голубь веселый
Манит за ним упорхнуть,
Вьется в небесные села
Длинный лазоревый путь.

Пристань. Навалены всюду
Ящики, бочки, тюки.
Толпы рабочего люду…
Вонь от сырья и пеньки…

Горбясь, походкой нетвердой,
Десять пудов он несет, —
Сильный, оборванный, гордый, —
На голубой пароход.

Грудь – в волосах и загаре,
Черные кудри – в поту.
Взгляд же нахальный и карий,
Знает свою моготу.

День под припев непристойный
Он проработал с крюком,
Ночью – свободный, спокойный,
Взял да ушел босяком.

Носит. Могучий и зоркий
Коршун ширяет над ним,
Парус малиновой зорьки
Поднят над плесом речным.