Юрий Терапиано - Собрание стихотворений

Выйдем ночью на дорогу:
Осень поздняя в саду,
Зверь ушел в свою берлогу,
Рыба спряталась в пруду.

Скучно, страшно до рассвета —
Кто там ходит под окном?
Далеко умчалось лето
На коне на вороном.

Но, часов покорен бою,
Милую целую прядь,
Я люблю вдвоем с тобою
Звукам осени внимать.

Под летящий к нам из сада
Ветра снежного напев,
Я прочту тебе балладу
Про «Двенадцать спящих дев».

На дворе мороз веселый,
И как войско на врага,
Белый рой снежинок-пчелок
Вьюга сыплет на снега.

В мире мы нашли друг друга,
Нашей общею судьбой,
Милая моя подруга,
Связан я навек с тобой.

И горят для счастья свечи,
Словно звезды за окном.
Я твои целую плечи
Под надушенным платком.

Поднимается ветер сухой и холодный,
Листьев желтые груды шуршат, как прибой,
По асфальту скользя, и над пропастью водной
Наклоняется к озеру тополь сухой.

Осень, осень, любимое время поэта,
Догоранье над городом смутной зари,
Запах яблок и кофе, мерцание света,
В полутьме и в тумане вверху фонари.

Я люблю, по-парижски закутавши шею
Черным, в крапинках, шарфом, без цели идти
Вдоль опавшего парка, где бледные феи,
Улыбаясь прохожим, стоят на пути.

Я смотрю, как прекрасны старинные зданья —
Романтический, прошлого века наряд,
Я читаю в них отблеск любви и страданья,
Повторяя чужую строфу наугад.

Тут Верлен проходил. Здесь Леконт жил когда-то
Жизнь становится сном, все как будто во сне,
А над крышами, в небе, как черная вата,
Тучи медленно движутся к сонной луне.

Помолимся о том, кто в тьме ночной
Клянет себя, клянет свой труд дневной,
Обиды вспоминает, униженья
В постели смятой лежа без движенья,
И перед ним два призрачных пятна —
Окно и дверь, холодная стена…
Больнее нет обиды — униженья.

Помолимся о том, кто в час забвенья
И отдыха, без отдыха, без сна,
Всю ночь перед бутылкою вина,
Над белой незапятнанной бумагой
Склоняется и дышит грустной влагой
Морей незримых, слышит шум времен:
Пусть к небу темное лицо поднимет он,
Пусть свет увидит он, пусть будет так, как надо.

Помолимся о том, кто у ограды
Иль в опустевшем доме у окна
Предчувствует, что не придет она.
Еще помолимся мы о страданье,
О радостях, о горе, о желанье,
О звездах, о Венере, о Луне,
О грешниках, пылающих в огне,
Помолимся о подлых и преступных,
О нераскаянных и неприступных,
О самых гордых гордостью земной.

Но как молиться о душе такой,
Ни с кем в своем несчастье несравнимой,
О том, кто знает, что в глазах любимой
Безвыходная скрыта пустота,
Кто мог бы все — и заградил уста? —
Такое горе — неисповедимо.

Когда ты на землю летела,
Полётом и счастьем горда,
Вечернее небо темнело,
В реке замерзала вода.

И сдержанность музыки пленной,
Что в звёздах звучала тебе,
И ропот стихий вдохновенный
В твоей отразились судьбе.

Ищи же разгадку несчастья,
Не плачь и не спрашивай нас,
Не надо ни мира, ни счастья
В последний оставшийся час!

Ах, эта сказка так известна
И столько раз повторена:
«В земном кругу, скупом и тесном,
В тюрьме душа заключена».

Но, может быть, не униженье,
А весть блаженная земле
Твое чудесное сниженье,
Твоё скитание во мгле?

Скользи же странницей слепою,
Лети сюда под тёмный свод,
Где звёзды радостной толпою
Сестры приветствуют полёт.

Про самую скрытую тайну
Случайно мы все узнаём.
Во сне узнаём мы случайно
Преданье о мире ином.

Полна несказанного знанья,
Блаженным волненьем дыша,
Вся — радость, вся — слух, вся — желанье,
На родине снова душа.

Но счастья и памяти странной
Лишь отблеск она унесёт,
В земные печальные страны
Обратный свершая полёт.

Наутро, почти без сознанья,
Психея проснётся темна,
И в зеркало мира — страданье —
Глядит с удивленьем она.

Заката осеннего свежесть,
Высокие облака.
На камне оставила нежность
Твоя дорогая рука.

И, кажется, всё просветлело
От счастья и теплоты,
Пока, улыбаясь, смотрела
На небо вечернее ты.

Далекие темные горы
Осенний закат осветил,
И вечер тяжелые шторы
Над нашим окном опустил.

В сиянии лунном, нетленном,
В глубоком покое ночном
Усни — бесконечно-блаженным,
Чудесно-беспамятным сном.

Прощается лето с тобою,
В реке замерзает вода,
А там, над звездой голубою,
Другая зажжется звезда.

Отплывающие корабли,
Уносящиеся поезда,
Остающиеся вдали,
Покидаемые навсегда!

Знак прощанья — белый платок,
Замирающий взмах руки,
Шум колёс, последний свисток —
Берега уже далеки.

Не видать совсем берегов;
Отрываясь от них, посмей
Полюбить — если можешь — врагов,
Позабыть — если можешь — друзей.

Выхожу на дорогу с тобою,
Милый друг мой, мы вместе идём.
Плачет ветер, подобно гобою,
Туча вновь угрожает дождём.

Под таинственным небом деревья
Спят в тумане, и сон их глубок,
Сон их — древность, костры и кочевья,
Дальний путь и тропа на восток.

Вот, лицо к твоему приближая,
Слышу ветра каспийского звон,
Вот, земля зацветает чужая
Пёстрым станом шатров и знамён.

А вокруг — тишина полевая.
Сядем тут, над ручьём, у креста.
В летний вечер вода ключевая
Так прозрачна, легка и чиста.

Был ангел послан эту душу взять
И в небо унести ее опять,
В страну, где нет печали и страданья.
И ангел тенью пал на мирозданье,
И умер я, и перестал дышать.

Тогда водитель-дух, с заботой нежной,
Крылом закрыл любезный мне порог
Земли — всей красоты ее безбрежной,
Которую велел покинуть Бог,
Порог земли, прекрасной и мятежной.

Безмолвие, простор и тишина
Сменили шум встревоженной вселенной,
И медленно, с ресниц, земного сна,
Теснима слепотою вдохновенной,
За пеленой спадала пелена.

Сказал мне ангел: «Волей вечной Силы,
Здесь — область тени, той, что разделила
Земные и небесные дела…»
— «О, неужели смерть — такая мгла?»
— «Преддверие».
Но темнота слепила.

И ринулись мы в темноту, и вдруг
Краса иных миров глазам предстала;
Я сделался весь зрение и слух,
А вестник смерти, вечный, верный друг
Последнее откинул покрывало…

Все — только сон, и никого вокруг.