Борис Верховцев - Норматив

В чёрной маске — прорехи для глаз,
Человек с волосами до плеч
Залетает в одну из сберкасс,
Просит нà пол сотрудниц прилечь.

Потный палец мусолит курок,
Сразу видно, что важный вопрос…
Кто моложе — на спину прилёг,
Кто постарше — смеются до слёз.

И сидят. Продолжают вязать.
Он их взглядом тяжёлым обжёг,
Как бы хочет им жёстко сказать,
Мол, пакуйте наличку в мешок…

Дали с сыром ему бутерброд,
Нежно гладя по мощной спине…
Так и надо тебе, идиот,
Чтобы помнил, что кризис в стране.

Вот уж мысли зачастили к идиоту:
За обедом из тушёнки и лапши
Вдруг я понял, что люблю свою работу,
И не просто так люблю, а от души.

Всё сижу и удивляюсь: неужели?
Разве мог мечтать о счастье я таком?
Даже, знаете, кусочек вермишели
От волнения застрял под кадыком.

Из дальнейшего нехитрого расчёта,
Вывод просится, шокирующе прост —
Отвечает мне взаимностью работа,
Потихоньку, без регалий и без звёзд.

Ни унынья, ни намёка на дремоту,
Через лужи, листопад и полумрак,
Улыбаюсь по дороге на работу
И обратно улыбаюсь, как дурак…

Значит, есть-таки в работе этой что-то,
Пусть подавятся завистники слюной,
С губ срывается: «Да здравствует работа!
Будь ты проклят, ненавистный выходной!»

Это вряд ли поддаётся терапии,
Все попытки будут сведены к нулю…
Разберётесь, если умные такие,
Почему свою работу я люблю.

Хорошо нам будет житься
После Третьей Мировой:
Ни к чему теперь граница,
К чёрту сектор силовой.

Вместо долларов — коренья,
От Нью-Йорка до Москвы
Происходит ускоренье
Перестройки головы.

Ни грабителей, ни взяток,
Все приветливы, добры,
Всюду россыпи палаток —
Спим на воле, жжём костры…

Как легко проснуться рано,
До кислотной до зари,
В стоге свежего урана
Номер двести тридцать три.

Чу! Посыпались из жопы
Словно капли хрусталя,
Расписные изотопы,
На свинцовые поля.

В небе ласково-зелёном
Термоядерно тепло,
Выдыхать не тяжело нам
И вдыхать не тяжело.

На обломки синагоги
Рухнул старый минарет,
Спор закончился о боге,
Что тут спорить — бога нет.

Будут песни, будут пляски,
И как только захотим,
Можем девкам строить глазки,
Чтоб хоть что-то строить им.

Грянут снежные июни
Вслед за знойным январём,
Будем долго жить в коммуне,
Если раньше не помрём…

Верю в будущность такую,
Шар земной в руках мудил…
И отнюдь не паникую.
Просто так… Предупредил.

Вновь моя палитра чёрно-белая
Будет всем понятна и проста…
Чем ты руководствовалась, делая
Шаг от человека до скота?

Ладно бы простое равнодушие,
Но измена — это наповал…
Я ж тебе, козлиха, кофэ лучшее
Каждый день к постели подавал.

Попалились, ушлые, на ровненьком,
Лучшего местечка не нашли?
Трёх минут хватило вам с любовником,
Чтоб меня стереть с лица земли.

Было утро — водочка да травочки,
Будет ночь — кефир да зверобой…
И лежу я преданный на лавочке,
Бесконечно преданный тобой.

Кому гирлянды и огни,
Весёлые недели,
А мне предпраздничные дни
Порядком надоели.
Какой тут к чёрту Новый Год
И сытная поляна,
Когда супруга достаёт
И дразнит постоянно?
Из кухни сквозь котлетный пар
Пищит в дверную щёлку:
«Сходи, придурок, на базар,
Купи, придурок, ёлку!»

Иду обиженный во двор,
Потом через дорогу…
Несётся джип как метеор,
И прямо мне на ногу.
А в джипе дядя, метра два,
И смотрит так сурово…
(Два метра — только голова,
Не видно остального)
С ним рядом дама — яркий рот,
Манто из лисьих шкурок…
Окно открыла и орёт:
«Очки протри, придурок!»
По рынку шёл уже без сил,
И там, с разбитым носом,
Торговца ёлками взбесил
Одним простым вопросом:
Спросил всего лишь что по чём —
Нормально для базара…
А он толкнул меня плечом:
«Придуркам сёдня шара!»
Купил, конечно… Сто у.е…
Но что-то тут нечисто,
Мне в нашем швейном ателье
За месяц платят триста…

Понёс я дерево домой,
Ветрами продуваем…
Идти недолго по прямой,
Но я решил — трамваем.
В трамвай, естественно, не влез —
Кондуктор крикнул внятно:
«Беги, придурок, снова в лес
И ёлку ставь обратно!»
Словить попробовал такси,
Таксист устроил кипеж:
«Придурок, сам её неси,
Иголок понасыпешь!»
Я сунул хвойное в салон —
Вошло наполовину,
Таксист издал протяжный стон
И плюнул мне на спину…

До дома еле доволок,
В душе темно и скверно,
Жена открыла, руку в бок —
Волнуется, наверно…
А взгляд такой — ну точно съест,
И, выплюнув окурок,
Как завопит на весь подъезд:
«Ты чё принёс, придурок??
Кривые ветки, ствол — дугой,
А пахнет как отвратно!
Неужто не было другой?
Надеюсь, хоть бесплатно?!
За что такая кара мне —
Всю жизнь отдать придурку?!?»
Я сполз печально по стене,
Сдирая штукатурку…

Ведь я стараюсь как могу,
Всё ей одной в угоду:
Ищу подснежники в снегу,
В любую непогоду…
Иди туда, иди сюда,
Во всех раскладах — крайний,
И что ни день — то череда
Общественных заданий…
По сути я — ходячий миф
Об идеальном муже,
Хотеть как лучше — мой порыв,
В итоге — только хуже…
Видать, не зря меня народ
Клеймит обидным словом —
Как был придурком в прошлый год,
Так и останусь в новом.

В моём любимом рыхлом теле
Давно назрел переворот:
То там кольнёт, то тут стрельнёт,
Низы висят, верхи вспотели —
Жестокий тридцать третий год…

Мой мозг загажен и издёрган,
И хоть не шибко я умён,
Но понял, что для всех времён
Он у мужчины — главный орган,
А я-то думал, что не он.

Глаза хотят — не могут ноги,
Прожить бы вечность — нет креста,
И всё быстрей углы берлоги
Преображаются в чертоги,
Когда плеснёшь себе полста.

А как свернусь — готов отдаться
Учёным вдумчивым мужам,
Пообещайте мне стараться,
Меня, несчастного паяца,
Восстановить по чертежам.

Ох, до чего же нам с руки
Друг другу клеить ярлыки,
Безграмотно, без знания предмета,
Журнал «Гламурный какаду»
Объявит новую звезду,
И тут же в это верит вся планета.

Урода можем мы за год
Героем вывести в народ,
А гения низложим до изгоя,
У нас ведь как заведено:
Тот — молодец, а тот — говно,
А если я — ни то и ни другое?

Витя К. арбуз берёт,
И индейку жирную,
Всё засовывает в рот,
В пасть свою обширную.
Улыбнулся, прожевал,
Нос губами трогая…
Витя К. — гидроцефал,
То есть, влазит многое.
Вслед — картофеля ведро
И кулёк с конфетами,
Наполняется нутро
Разными предметами.
Ходит задом-наперёд,
Прыгает макакою,
А потом как заорёт:
«Разойдитесь, какаю!!»
Из штанов понос потёк —
Просто диво-дивное…
Вот такой он, наш Витёк,
Егоза противная.