Николай Глазков - Избранные стихи

У берега вода чуть-чуть мутна,
А дальше или глубже глубина
Не глубиною кажется, а мелыо.
Плыву, не достаю ногами дна,
А мель иль отмель в глубине видна
И вызывает у меня веселье.

Амга прозрачна, словно Иордан,
И действует оптический обман:
Дно, кажется, легко достать рукою!
Другой обман прозрачной красоты:
Не замечаю холода воды,—
С такою подружился я рекою!

С природой так и следует дружить —
Она способна многое внушить,
Когда волшебна и великолепна.
Мне не страшна студеная пода,
И заморозки — тоже ерунда,
А красота и в холода целебна!

Я подымаю свой чорон[3]
За красоту глухих сторон,
За Верхоянский край-район,
Якутию в Якутии!
За тишину страны лесной,
За золотой июльский зной,
Сияющий голубизной,
Не за морозы лютые!

За заполярный этот край,
За благодатный летний рай,
И за цветущий иван-чай,
И за лесную ягоду!
За Яну, что струится с гор,
За чистоту лесных озер
II за ласкающую взор
Сверкающую радугу!

За рыб озерных и речных,
За птиц и за зверей лесных,
За блеск металлов россыпных,
За олово, за золото!
За минерал касситерит,
За все, что полночь озарит,
За край, который не обжит
И выглядит так молодо!

За рост обжитых площадей,
И за строительство путей,
И за трудящихся людей
На северном безлюдии!
За милый лиственничный гай,
За Верхоянск, за Батагай,
За весь обширный этот край —
Якутию в Якутии!

Не померзну летом тут,
За Полярным кругом:
Одуванчики цветут
За Полярным кругом.
Может пестренький ковер
Называться лугом —
И шиповничек расцвел
За Полярным кругом.

Суждено цветам цвести
За Полярным кругом.
Созревают огурцы
За Полярным кругом.
Созревают огурцы,
Но, как говорится,
Созревают молодцы
В пленочной теплице.

Созревают — и капут
Всяческим недугам:
Люди все-таки живут
За Полярным кругом!

Все путевые трудности
Выглядят как пустяк
У голубой изумрудности
Озера Хомустах.

В береговые линии,
В эллипсы и круги,
Мудро природа вклинила
Милые островки.

Словно творенье художника,
Озеро Хомустах,—
Столько всего хорошего
В этих веселых местах!

Смотрят деревья высокие
В чистое зеркало вод.
С зеленокосой осокою
Стройный камыш живет.

Мы искупались дивно
В озере Хомустах
И отдохнули активно
У красоты в гостях.
Устъ-Алдапский район

Кажется, что милая Амга
Создана из капелек росы.
От нее совсем недалека
Путь-дорога на Сасыл-Сысы.

Серебрится красный иван-чай,
Колосятся зрелые овсы,
И сияет в солнечных лучах
Лес дремучий у Сасыл-Сысы.

Дмитрий Логвинов, экскурсовод,
Нас выводит на Сасыл-Сысы,
Где держался легендарный Строд,
Где качнулись времени весы.

Холод злой февральский не щадил,
Индевели щеки и носы,
Но держались до последних сил
Красные бойцы Сасыл-Сысы.

Им конины крохотный кусок
Доставался в редкие часы.
Был от гибели на волосок
Красный гарнизон Сасыл-Сысы.

Пепеляев, белый генерал,
Раздраженно теребил усы:
Восемнадцать суток осаждал,
Только взять не мог Сасыл-Сысы.

И зимой, и в августовский день,
В пору увядающей красы,
Можно встретить взрослых и детей,
Посещающих Сасыл-Сысы.

Луг, поросший сочною травой,
Назван был Поляною Лисы.
Памятником славы боевой
Стала навсегда Сасыл-Сысы.

Олёкма — чистота прозрачных вод,
Где рыбка завсегда плывет, живет.

Олёкма — высота таежных скал,
На водопой сюда изюбр скакал.

Олёкма — плёс и резвая струя,
Сто тридцать верст — ни одного жилья

Олёкма. Вот раздолье рыбакам,
Таким, как Петр, Егор и Африкан.

Им надо сеть тянуть, а я могу
Разжечь костер на сонном берегу.

Собрал я сор, бересту и плавник —
Взыграл костер, велик и огнелик.

Костер, светлей гори и полыхай -
Кипит в ведре рыбацкая уха.

Знаток ухи, хлебать ее берусь-
В ней с привкусом тайги Олёкмы вкус!

Я не вижу в этом суеверья,
В том, что есть священные деревья,
В том, что окружают их оградами,
В том, что награждают их наградами:
Лоскуточком, разноцветной лентой
Иль разменной медною монетой.

Я не вижу в этом суеверья,—
Хороши священные деревья:
Отличаются завидным ростом,
Атлетическим телосложеньем,
Красотою или благородством
И лица необщим выраженьем.

Очень хорошо, что их не рубят,
Очень хорошо, что их не губят,
Потому что уважают, любят,
Украшают, всячески голубят.

Я не вижу в этом суеверья,
В том, что есть священные деревья,
Так священны дивная природа
И святая собственность народа!

Ноябрь. Опять рассветы мглисты,
Волнисты облака.
Последние ложатся листья
На первые снега.
Зима грядет, как забияка,
От северных сторон.
Земле из знаков Зодиака
Всех ближе Скорпион.

И в эту серость дней ненастных,
Знаменами горя,
Вторгается могучий праздник
Седьмого ноября.
И в сумрачное время года
Мир празднично согрет.
Вот так среди пустой породы
Сверкает самоцвет!

Пришло извещенье о смерти,
о смерти,
о смерти,—
Не верьте, сначала проверьте,
проверьте,
проверьте!

Известие это не то, нет,
не то, нет,
не то, нет!
Морская пехота не тонет,
не тонет,
не тонет!

Пропал твой товарищ.
Ты знаешь!
Скорбишь и страдаешь.
А может быть, зря унываешь?
А может быть, жив твой товарищ?

Печальное слово не то, нет,
не то, нет,
не то, нет!
Морская пехота не тонет,
не тонет,
не тонет!

Погиб твой любимый,
любимый,
любимый,
Для счастья необходимый.
А может быть, слух это мнимый?

А может, все это не то, нет:
Любимого не хоронят!..
Морская пехота не тонет,
не тонет,
не тонет!

На площади большой
Стройны и высоки,
Стоят передо мной
Латышские стрелки.
Побившие врага,
Вошедшие в века,
Народам всем близки
Латышские стрелки!

И в злой мороз, и в зной,
Когда цвели жарки,
Держали красный строй
Латышские стрелки.
Эсеровский мятеж,
Тревожные деньки,
Но в бой вступали те ж
Латышские стрелки!

И там, где мор и глад,
Ни соли, ни муки,
Безжалостных блокад
Железные тиски,
Рыдали поезда
От горя и тоски —
Шли именно туда
Латышские стрелки!

Во всех краях земли
Дрожали беляки,
Когда в атаку шли
Латышские стрелки.
Свой чуяли разгром
Противника полки
При имени одном:
«Латышские стрелки»!

Седины молодым
Украсили виски:
Прошли огонь и дым
Латышские стрелки.
От прибалтийских рек
И до Амги-реки
Прославлены навек
Латышские стрелки!