Юрий Шевчук - Сольник

Играла женщина Джульетту.
Играла с чувством — бурно, смело,
ходила вкривь, фальшиво пела
и пропускала по куплету.

А умирала так визгливо,
что я заплакал о поэте.
Да, пьеса сыграна правдиво, —
печальней нет ее на свете!

Семь утра,
Превосходный рассвет,
Телевизор,
Похороны принцессы.
Моя харизма —
Бежать от алкоголизма,
Которого может быть нет.
FUNERAL,
Вестминстерское аббатство,
Торжество,
Пышной печали братство.
Princess Diana's Funeral!
Апельсиновый Паворотти,
Заработавший Элтон Джон,
Селёдка английской готики,
Бах, колокольный звон.
Великолепная музыка,
Канонические виражи —
Материальные миражи.
Подушка любимого Тузика,
Озабоченная королева,
Речь брата о главном,
А над ними Адам и Ева
В грехопадении славном.
Холодно и спесиво…
Овации домохозяйки,
Докера и прораба,
Парижское визави.
Красиво,
Хоронили простую английскую бабу,
Погибшую от любви.

Двадцать третье июля,
паук на окне. Не жарко.
Закат, как собачьи слюни,
как вино от святого Марка.

Эшли, Америка, Кеннеди,
фары, шуршащие прелести,
смех Мерилин и челяди,
бабочки, звезды, челюсти.

Вечер, как память мертвого,
как любовь еще не пришедшего.
Эшли — трава натертая.
Мисс Америка — сумасшедшая.

Она чуть пьяна, красивая,
в глазах — капли нежной грязи.
Беззащитная, не спесивая.
Непорочны слепые связи.

Он крут, он глядит уверенно.
Он Цезарь — войне, Нерон — сладости,
но не знает еще, что отмерено
ему и ей легкой радостью…

Двадцать третье июля.
Кондиционер, не жарко.
Вечер. Кровать. На стуле —
Евангелие от Марка.

Чулпан —
Дурман медовых голосов
Из легких.
Театр-день, театр-ночь,
Веревки.

Чулпан —
Чулан, где я не чую рук,
Не слышу тела.
Ты в темноте успела рассказать
Все, что хотела.

Чулпан —
Стакан хрустальный вылетел в окно,
Прозрачней смысла.
Я видел, как твое последнее кино
Сжигало числа.

Чулпан,
Я пьян, но только не коньяк
Тому причиной.
Ты объяснила мне, кто женщина сейчас,
А кто мужчина.

Разгребая ручищами воздух,
Выдвинув тела лестницу,
Покачиваясь над толпой,
В обнимку с гремящим голосом,
Кося лошадиными фарами,
Наполненный пьяными чарами,
Вскрывая штыками ног
Животы прыщавых дорог,
Шагает печальный Брок.
Вертикалится он, дон-кихотится,
Белозубо кокеткам скалится,
Наблюдая, как небо старится,
Как каналы тоской беломорятся.

Десять лет, как живем вдвоем,
Хотя встречи кротки и кратки.
Наш роман не гора — водоем,
Дышат вместе клочки и заплатки.
Но если есть под душой перина,
Это ты, Катерина.

Если душ есть, песок и море,
Значит, есть Секре-Кер в Париже.
Чту печаль в твоем нежном взоре,
Мы с тобой то дальше, то ближе,
Но если моет мне кто-то спину,
То это ты, Катерина.

Добрей тебя и нежней — не видел.
Верный друг, для родных — святая.
Ничем Бог тебя не обидел,
Но я вечно бегу от рая.
Кто звезда украинского сплина?
Конечно ты, Катерина.

Что грешки нам — палки да ёлки,
Все случается в долгой разлуке.
Но о твоей ахматовской челке
Говорит не язык мой, а руки.
И если пью я французские вина,
То только с тобой, Катерина.

Пред тобой виноват, не спорю,
Вынес мусор прибой кипящий.
Но если будут песок и море,
Станет и наша жизнь настоящей.
И если вспыхнут стихи у камина,
То лишь для тебя, Катерина.

Полетали с тобой немало
Между Киевом и Пальмирой.
И гораздо надежней стала
Наша связь с посторонним миром.
Метафизическая эта картина
Отражает нас, Катерина.

В суетливой борьбе мирской
Я — твой Мастер, ты — Маргарита.
Я еще не совсем неживой,
Да и ты еще не убита.
Слава богу, жужжит пружина
Наших часов, Катерина.

Ты сама никогда не звонишь,
Да и меня постоянно нет дома.
Красота расставаний в том лишь,
Что с новой встречей все по-другому,
И никогда нас не съест рутина
Благодаря ветрам, Катерина.

 Миллионы Петров разобраны на сувениры.
Сплетни и мифы разлили Неву на глотки,
Но даже в это великое время для нашей
                                    «жаркой и знойной» Пальмиры
На одного интеллигента найдется дождя и тоски.
Замочили сознание прошлого — капель по триста.
Под нашим средневековым небом клёво дышать,
В Петербуржском классическом Риме
                                    ты — гордая императрица,
В Ленинградской Италии — чья-то грешная мать.
Солдат из пещеры смотрит на цивилизацию,
Деревенщиной мнется и просит у всех закурить.
И проспект всех культур и политик, религий,
                                    тусовок и наций
Ублажает прохожих. Как этот град не любить!
Брали действие в рот и жевали сей праздник — зеваки
За пределами шествующих мимо них — масс
Губернатор сидел невпопад, с видом побитой собаки,
И выпивал иногда, когда не пялили глаз.
И гремели «Херотовы» шоу и наши салюты,
У «Гостинки» торчали буржуи и большевики,
И убив три столетья величия —
                                    победно кричали минуты,
И, как в семнадцатом, мимо — недоверчивые мужики
Вдоль каналов бродила история —
                                    пьяна до бесчувствия.
На помойках туристы ловили религиозный экстаз.
Осознавая, что значат жертвы горожан
                                    во имя искусства,
Молодые Раскольниковы с чувством фарцовали у касс.
И город летал на ветрах, полон зрения и слуха,
Утонули в моче спасатель и пенсионер.
По канализации здесь вычисляют
                                    высоты прилива и духа.
Если тебя придавили в толпе — это Музыка сфер.
Отреставрировали мертвецов под гнилыми домами.
Неужели, наш город, уходим под землю и мы?
Суетимся, шныряем, поем и звеним
                                    по весне — кандалами.
Нас, как бабочек, тоже наколют на тело этой весны.
Но слава богу, город стоит, невзирая на громкие даты,
Хоть раскрашен, как блядь, во рту платина новых домов.
Продолжают на солнце гореть невесомые купола-латы,
Он готов к своей вечной борьбе
                                    у пяти бесконечных углов.

Крики чаек и культуры,
Дорогие першпективы,
На каналах с пивом — дуры,
Неумны и некрасивы.

Ваши честные колени
Вскрыли небо между нами.
Плачет петербуржский гений,
Вышивая век крестами.

Москва, под питерским дождем
Поникли башни,
Скользят асфальтовые пашни,
Упал спешащий за огнем.

Я позвонил, убитый Сорос
Сказал — все кончено, темно…
У консульства грызет окно
Созвездьем псов замерзший сторож.

Под облаками-париками
Брела дождливая резня…
Мостил дорогу между нами,
Очередной потоп кляня.