Юрий Шевчук - Сольник

Нежность существует без причин,
                  как небо и стихи.
Потуши сигнальные огни —
                  закончилась война.
Ты танцуешь чудом по ночам,
                  движения легки,
Я радею голый о любви —
                  душа моя полна.
Я лежу, распаханный весной, —
                  все песни о тебе,
Как всегда, «верха» не говорят
                  и не хотят «низа».
Проигрыш, победа и ничья
                  гуляют по судьбе,
А за окном глотает облака
                  Шагалова коза.
Умираю каждую весну
                  от строгого поста,
Ангелы на крышах говорят —
                  возможен недород.
Видел у Фонтанки на коне
                  веселого Христа,
Он скакал с Аллахом по осям,
                  по точкам спелых нот.
Сколько одиночества в гостях
                  у женщин и мужчин,
Он рукой замерзшею сведет
                  ментальные мосты.
До тебя безумно далеко,
                  как детству до морщин.
Проигрыш, победа и ничья —
                  движения просты.

Экзистенции бродят по нашему древнему миру,
Тьма молчит, не желая, чтоб вышли из плотного тела
Невесомые вещи — полет и любовь чистотела,
И неясная смыслу тоска одинокой квартиры.

Рождество наступило трансляцией в телеканалах,
«Ящик» — тоже от Бога в эти бессонные ночи.
Что-то едет быстрее, а стало быть, вышло короче,
Только служба застыла, как лед в петербуржских каналах.

Спит мой сын, мы сидели весь вечер у детства Толстого,
Эта жаркая, пыльная проза разъела сугробы,
И слегка улыбаясь свидетельствам старого слова,
Принимали ребенка снега палестинской утробы.

Жизнь проходит, она не всегда бесконечное чудо.
Месит грязь суета, не жевавшая соль благодати,
Я вскочил на карниз и спросил у смущенного люда,
Что же завтра сомкнет наши жадные, нервные рати?

Сырая тайна Рождества
В замерзшем белом склепе-мире.
Симметрия ведет волхва
Движением по нитке в тире.

И полнолунием полна,
Лежит перед волхвом отравой
Скупая тень, гора-волна,
Гнилая римская держава.

Волхвы дойдут, вернут дары,
Сфотографируют младенца,
Сожмут в руках два наших сердца…
Родятся новые миры…

Тихо, тихо, незаметно
Вихри ангелов легчайших
Кружат в небе фиолетном,
Мягко, мягко, на кошачьих
Лапах утро расплетает
Пальцы. Тонко затаилась
Под иконою лампадка.
Ты опять в меня влюбилась
И разбилась без остатка…

Дверь открыть и выйти в поле,
Где играют свои роли
Жизнь и смерть, а Небеса
Излучают чудеса…

Январским вечером храним,
Под ледяными куполами
Стою, невидим, невредим.
Любим землею, но не Вами.

Вы постоянно в стороне.
Как смерть,
Близки и неподвластны,
Но тем не менее прекрасны,
Как сны о мире на войне.

Я понимаю, что у Вас
Таких, как я, довольно много,
И не украсит Ваших глаз
Моя нелегкая дорога.

Но я ищу, ращу слова,
Вам посвящаю каждый вечер,
Как объяснивший небо кречет.
Как хлеб, познавший жернова.

Сегодня ночью Рождество —
Звезда рассыплется на свечи,
И мы сольемся в Одного,
И Он возьмет, и Он ответит,
И поведет нас под венец,
У алтаря откроет тайну —
Что все на свете не случайно,
И смерть для жизни не конец.

Все та же грязь, разруха, воровство,
Все та же Азия меж двух евростолиц
Откинулась. С российским Рождеством
Я поздравляю выживших синиц.

Все та же паранойя и тоска.
Все тот же пафос съездов, и народ
Обещанного молча ждет куска,
Ведь у народа тот же самый рот.

Все та же неолитовая власть.
Сверкают лозунги «Все будет зашибись!»
У власти та же ментовская масть.
Из носа сломанного те же кровь и слизь.

Все тот же бодрый прет патриотизм.
Аэропланы в небе, на дровах.
Все те же Ленин, Сталин, коммунизм
Застряли крепко, в буйных головах.

Зады и ноги мучает попса
О том же главном, что среди яиц
Встает с колен. Все те же голоса
Льют позитив с гламуристых страниц.

Банкуют вражьи рыла у ворот,
И реформаторы на ржавых фонарях
Висят. И старый добрый «Новый поворот»
Поет хор прапоров у Грузии в гостях.

Унылый мир, нетрезвая война,
И снова мальчики лежат, уткнувшись в снег…
Все той же жертвы ждет от нас страна,
И тот же нужен жертве человек.

Решетки те же, в тюрьмах и дворцах
Рожает в старых храмах пустота,
И те же камни в золотых ларцах
Волхвов, что ищут юного Христа.

Контрреволюция, наехав на нас,
                  довела до больницы — вырос живот.
Рок-н-ролл стерт, я учусь играть джаз,
                  но меня рвет — полный рот нот.

Старости нет, есть только усталость,
                  от баррикад — ничего не осталось.
Скупые коллеги, любовь на панелях,
                  бутылки от пива — на рок-батареях.

Контрреволюция ставит вопрос,
                  как подключить к тебе мой насос.
Шелестит шоколадками вечная глупость —
                  твоя дальнозоркость, моя близорукость.

Справедливость еды и вечная жажда,
                  как выйти сухим из воды этой дважды.
Жить по Писанию, но веруя в «если»,
                  эксгумируя спьяну великие песни.

И многое здесь переварено в студень,
                  умные мысли надежней великих идей.
Контрреволюция — не всем, как людям,
                  а — каждому, как у людей.

И лучшие чувства давно не с нами,
                  доскреблись до чистилища, разгребая завалы.
И, как водится, вслед за погибшими львами
                  бредут, разбирая их кости, шакалы.

Северный ветер рвет ваши тени —
                  Че Гевара, Вольтер, Гарри Поттер и Ленин.
Контрреволюция добра и гуманна,
                  но очень туманна и непостоянна.

Есть в «демократии» что-то такое,
                  до чего неприятно касаться рукою.
От чего тошнит в запаянных кухнях,
                  ждем, когда и эта стабильность рухнет.

Утонул наш «Титаник» в шампуне и водке,
                  тусуясь на майках дешевой рекламы.
Попса носит модные косоворотки,
                  пробитые кровью погибшей нирваны.

Поглупевшее время заела икота,
                  я тоже буржуй — у меня есть холодильник!
Пятнадцать гитар, осень, ночь и будильник,
                  но мне не до сна — изо рта лезут ноты.

Дураки называют нас совестью рока,
                  циники видят хитроумный пиар.
А я не желаю дохнуть до срока,
                  у меня в глотке рвет связки дар!

Всё возвращается на круги своя,
                  рок-н-ролл когда-то — ты да я,
Но контрреволюция всегда с тобой,
                  лежит в постели третьей ногой,
Сексуально нагой,
                  виртуальной ногой,
                                    экзистенционально нагой…