Юлия Друнина - Стихотворения (1942–1969)

Вспоминаю знойные долины,
Вспоминаю вечные снега.
Вьется, вьется лента серпантина,
Теберды петляют берега.

И над этой развеселой речкой,
Что всегда волнуется, спешит,
Абазинка, стройная как свечка,
Плакала, обняв рукой самшит.

Так ты мне запомнилась навеки,
Так вошла мне в сердце, Теберда, —
Слезы и смеющиеся реки;
Снег и солнце,
Радость и беда.

…Я теперь на Севере.
Так что же?
Душу в том оставила краю,
В тех долинах,
В тех горах,
Похожих
На любовь твою.

Я не привыкла,
Чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку —
Меня…

Но в этот вечер,
Мирный, зимний, белый,
Припоминать былое не хочу,
И женщиной —
Растерянной, несмелой —
Я припадаю к твоему плечу.

Морячок идет по городу —
Бескозырка,
Брюки клеш.
Он вышагивает гордо:
Понимает, что хорош.

Ах, походочка вразвалку,
Блеск надраенных штиблет
Шутят девушки:
— Как жалко,
Что матросу… десять лет!

Я любила твой смех,
Твой голос.
Я за душу твою
Боролась.
А душа-то была
Чужою,
А душа-то была
Со ржою.
Но твердила любовь:
«Так что же?
Эту ржавчину
Уничтожу».
Были бури.
И были штили.
Ах, какие пожары
Были!
Только вот ведь
Какое дело —
В том огне
Я одна горела:
Ржа навеки
Осталась ржою,
А чужая душа —
Чужою…

Откуда в толстухе курносой,
Недавно к нам въехавшей в дом,
Так много мещанского форсу?
Соседкам кивает с трудом.
Горда с подчиненными мужа,
К ней с просьбой о соли не лезь.
Что слабую голову кружит,
Откуда нерусская спесь?
…Работница моет посуду,
Скучает «сама» у окна…
Откуда такая, откуда?
Во всем нашем доме одна!
Идут пересуды по жакту,
Мальчишки хохочут опять:
«Такой бы ворочать, как трактор,
На ней бы возить да пахать!»
И правда — из девочки слабой
Она превратилась теперь
В огромную дюжую бабу,
Едва проходящую в дверь.
И пусть поправлялась бы с миром —
Была бы душой хороша!
Да жалко и страшно, что жиром
Порой заплывает душа…

Сорваны двери с петель.
Порохом воздух пропах.
Гудит революции ветер
В оборванных проводах.

Сухо щелкают пули
В стены глухих домов.
Красногвардейцы уснули
Возле ночных костров.

В кожанке, в кепке мятой
У боевых пирамид
Красногвардеец Ната
На карауле стоит.

Где-то в ночи таятся
Последние юнкера.
Девушке восемнадцать
Исполнилось лишь вчера.

Смотрю на нее сквозь годы
И юность свою узнаю:
Идут ополченцев взводы,
В нестройном идут строю.

Неспевшимися голосами
Поют о священной войне.
И полковое знамя
Мечется в вышине.

В большом полушубке овчинном
Девчонка идет с полком,
Подтягивая мужчинам
Простуженным голоском.

Юность! Легко шагая,
Ты скрылась навек в огне.
Но вышла юность другая
Сегодня навстречу мне.

Поземка метет и кружит —
В тайге не найти дорог.
Дрожит от сибирской стужи
Палаточный городок.

По Цельсию снова тридцать.
Работа здесь нелегка.
Снимешь на миг рукавицу —
Белеет твоя рука.

Морозами продубленная,
Земля — лишь коснись — поет.
Здесь первые эшелоны
Возводят в тайге завод.

И стужа напрасно тужится,
Все ветры в бой побросав:
Стоит, словно памятник мужеству,
Девушка на лесах.

Я взгляда не отрываю
От девушки в вышине —
То юность моя боевая
Машет рукою мне.

Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Вы этому, пожалуйста, не верьте:
Он неподвластен времени и смерти,
Он в новый собирается поход.
Пусть жизнь его невзгодами полна —
Он носит раны, словно ордена!

А ветряные мельницы скрипят,
У Санчо Пансы равнодушный взгляд —
Ему-то совершенно не с руки
Большие, как медали, синяки.
И знает он, что испокон веков
На благородстве ловят чудаков,
Что прежде, чем кого-нибудь спасешь,
Разбойничий получишь в спину нож…
К тому ж спокойней дома, чем в седле…

Но рыцари остались на земле!
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Он в новый собирается поход!
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?

Мы — современники ракетных,
Летящих к звездам кораблей.
Что нам, казалось бы, до бедных
Курлыкающих журавлей?

А может, вправду устарели,
А может, вправду не нужны
И соловьев полночных трели,
И плеск волны,
И блеск луны?

Неправда!
Мы не стали суше:
Чем ближе до чужих миров,
Тем горячее в наших душах
К земной поэзии любовь.

И знаю я, что мой праправнук
На Марсе затоскует вдруг
О Черном море,
Волжских плавнях,
О птицах, что летят на юг.

И будет он тревожным взглядом
Искать в космической дали
Свою любовь,
Свою отраду —
Свою шестую часть земли.

Ты помнишь? — в красное небо
Взлетали черные взрывы.
Ты помнишь? — вскипали реки,
Металлом раскалены.
Каждое поколение
Имеет свои призывы:
Мы были призывниками
Отечественной войны.

В буре больших событий
Люди быстрее зреют:
Мы Родине присягали
В неполных семнадцать лет.
Дружили в боях вернее,
Любили в боях острее,
Сильнее горело сердце,
Стуча в комсомольский билет.

Сердце всю жизнь не может
Так беспокойно биться —
Больно такому сердцу,
Тесно ему в груди…
Други мои, ровесники,
Нам ведь уже за тридцать!
Други мои, ровесники,
Молодость позади!

Кажется, нам простительно
Немного увязнуть в быте.
Други мои, ровесники,
Кажется, не секрет,
Что даже призыв эпохи,
Ветер больших событий,
В тридцать не так волнует,
Как в восемнадцать лет…

Что ж так меня тревожит
Голос локомотива?
Что же зовут, как в юности,
Дорожные огоньки?
Да, каждое поколение
Имеет свои призывы,
Но мы, поколение воинов, —
Вечные призывники.

Город начинается
С палаток,
С неуюта,
С песни молодой
И с того, что бегают ребята
По утрам на речку за водой.

А любовь?
Где у любви начало?
Вместе с нами,
Верность нам храня,
Ты, любовь,
По стройкам кочевала,
Грелась у походного огня.

…Город начинается
С ошибок —
Там прорабы жизнь клянут свою
Город начинается
С улыбок,
Город начинается
В бою.

В том бою
Сдвигают с места горы,
Словно боги,
Создают моря.
…И любовь мы строили,
Как город, —
Ошибаясь,
Радуясь,
Горя.

Мы окрестим
Наших рук созданье:
Будет в новом городе у нас
Площадь Верности,
Проспект Признанья,
Будет улица Влюбленных Глаз.

Этот город,
Взятый нами с бою,
Станет городом счастливых встреч.
В этом городе.
Нам жить с тобою.
Этот город
Нам с тобой беречь.