Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

На череп Африки, на череп
Европа лапой золотой.
Мадонны, тайные вечери
Хранятся нежно в лапе той.

И караванами миражи
В мозги песков издалека.
И Клеопатрою лебяжьей
В горбах молчания река.

И люди черные, как копоть,
Все ночи корчатся в мечте
О снежных женщинах Европы,
О снежном сахаре их тел…

Все, чьи яблоки глаз созрели
В красном саду человечьем,
Все, чьи раковины ушей
На звездный песок в этот вечер,
Всё до млечных ожерелий
Из бездн несгораемых вынувший…

С гор золотых заката
В дол закопченный сойдемте.
Тянет ночь папиросу-луну.
Звезды нюхают яд синеватый.
Хлеба строф нарежем ломти
И в площади, что город протянул.

Улицы-руки устали давно уж,
Пахнут, как потом, бензином.
Голод витрины с клыками разинул.
Мы толпу хлебом строф до блаженства.
В рукаве тротуара, как нож,
Снег тела женственного…

Как тога желтая Пилата,
Замаслен истиной закат.
Сказки, скажи, какая плата
В твой тихий безнадежный ад?

Пусть мир на мастера клевещет,
Пусть жарко молится тайком.
Огонь прилизан гладко к вещи
И желтым выпрыгнет хорьком.

И формы все он передушит,
Как желтых пухленьких цыплят.
И новые вольются души,
Иные раны заболят.

И гром земных лабораторий
В мильоны миллионов вольт.
Шекспира на ином просторе
Иной увидит Мейерхольд.

В край далекий, дан который
Человеку на земле.
Я иду, тащу просторы,
И в снегу страниц мой след.

Я не знаю, чем отмечу
Каждый шаг мой, каждый стих.
Может, солнце мне навстречу
На ходулях золотых.

Может, снимет полнолунье
Свой цилиндр и, кривясь,
Мелкой звездочкою плюнет
В фиолетовую грязь.

Я ж иду, иду сегодня
Как вчера, третьего дня,
В край, что лед на солнце поднял,
В край, что там внутри меня.

Столетий плыли корабли,
Земли пахали сон глубокий,
И терном песен обросли
Поэтов каменные щеки.

Ловили слезы, звезды все
Зрачками жадными глотали.
И урожаем синей стали
Иных миров взошел посев.

И звон не молкнет ни на час,
Стального слова звон жестокий.
И вьются, громами стучась
О скалы туч, златые токи.

Ты тянешь в топкий снег тетради,
Твой зов, и ласков он, и строг.
Ладонью знойной череп гладит
И гонит кровь по жилам строк.

То стаей волчьей загорится,
Зрачками с отраженьем звезд,
Иль то серебреников тридцать,
Столетьям отданные в рост.

И воет млечный в небе черном,
И на земле метелей вой.
Слова – ветвящиеся зерна
Той песни мира бредовой.

Земля, ты готовишь постель нам,
Покрышку кует тишина…
В прыжке изогнулась смертельном
Наездницей тонкой луна.

Для звезд безопасною сеткой
Качается млечный гамак.
И звезды глотает нередко
Голодный поэт или маг.

Луною накурено густо.
Заждался и город, и весь…
Приди с головой Заратустры,
Топор золотой свой повесь.

К созвездью Лиры, к Андромеде,
К созвездью Геркулеса – мы.
С оркестрами закатной меди,
С ковригами и солью тьмы.

Есть там заоблачная Персия…
Клубится млечный там кальян,
Из радия там вьется песня,
Строфа из звездного колья.

Туда, туда гребем, быть может,
Туда летим наверняка…
Длинней и звонче всех гармошек
Разверзлась млечная река.

Мне счастья иного не надо
Средь жизней и жизненных бед.
Как мать ребенку рада,
Так рад строке поэт.

Тропа, что змея золотая,
А ветер, как пес, у ворот.
Заря стеной Китая
Мне мудрость стережет.

Есть в мире безумная прелесть:
Терять, без возврата терять…
В боях леса разделись,
Сдались за ратью рать.

Я знал, что буду я отвержен,
Что к черту буду послан я,
И стал от пламени я тверже
И сел быстрее на коня.

Лети, лети, мой конь крылатый,
Снопами пламени храпи.
Не кожа ли на мне, как латы?
Не терем ли заря в степи?

Туда, туда за алым тыном,
Внеси меня в тот яркий дом,
Чтоб сердце сжечь в хмелю пустынном
И, как пустыня, золотом.

Вином зари клубится вечер,
До лунной кости жжет, мутит…
Одни и те же звезды мечет
На уж давно седом пути.

Зрачками огненными тихо
То вечность синяя глядит.
И знает лишь одна волчиха,
Кто там смеется впереди.

И молоком неутолимым
Творцов грядущего поит,
Чтоб Тибрами иные Римы
Струили жалобы свои.

Влюбленный вечер засмеялся
И грустным юношей умолк.
С ножом луны за фунтом мяса
Пришел разряженный Шейлок.

И ночь, прекрасная Зулейка,
Сурьмою – сумерки бровей.
И каждая, как лук, и клейка
Смольная тетива под ней.

И стрелы глаз, их шалость девья
Поглубже Сириуса бьет.
Не девять лет, столетий девять.
И губ Исуса зреет мед.

И льется в глубь тысячелетий.
К скалам подводным свет прирос.
С хорошеньких Мадонн нам светит,
С обвертки мыла, папирос…

Подайте ивам над водой
По вздоху сердца, по алтыну.
На скрипке вечера златой
Кривые пальцы веток стынут.

Струпу тончайшую прижали,
Нежнейшую из нежных, ля…
Я вижу, на локтях скрижалей
Безногая ползет земля.

Зовет созвездия на помощь
И крылья ветра вьет тайком.
А ветер мой, давно знаком уж
Я с вековым бунтовщиком.

И будет ночка хороша.
Слетят миры ко мне на пальцы.
И будет в ветках жил копаться,
Как ветер, пьяная душа.

Город, чьи кости железо,
Город, чье мясо – бетон, –
К голой реке своей лезет,
Крепким сжимает мостом.

Вечер для зыби любимой
Лучший стопил карандаш.
Плоские бедра Солима,
Этак не мазался ваш.

Плотью заводов народных
Пахнет от складок зари.
В воду огни свои морды,
Золото пьют фонари.

Вот почему в твоем храме
Вонь от исусовых ран,
И тяжело номерами
Дышит всю ночь ресторан.

В мантильи черной строк, в мантильи
В последний час ко мне приди,
Чтоб губы жгучий снег схватили
На куполах твоей груди.

Забьется жизнь в мельчайшей вене,
Закат свою раздует медь…
Я вечность буду петь мгновеньем,
Ту вечность, чья улыбка – смерть.

Простите мне за образ грубый,
Кого тошнит от слова: слизь.
Как члены, вытянулись трубы,
Кирпичной кровью налились.

Сочатся плотью дымовою,
Как факелы труда, горят
И бешено гудками воют,
Когда распластана заря.

Поглубже негров из Бразилии
До мути звезд, до их кишки
Накрашенную высь пронзили
Чумазые материки.