Константин Арбенин - Зимовье зверей

Комод. Патефонная злая игла.
Тифозно-иконная комната. Фуга.
Где ты была? Когда ты была,
Сестра милосердия (в скобках — подруга)?

Плохая писклявая плоская твердь —
Кровать, на которой всё разом зачато:
Волхвы и желания, голод и смерть,
Друзья и враги, сыновья и внучата.

И запах клопов — будто запах духов.
Бедовые платьица, примусы, слоники.
Басовый аккорд фисгармонных мехов.
Кресло в морщинах. Стихи и поклонники…

А год безымянный, безвременный век.
Война — не война, но тоскливо и вьюга.
И там за стеклом — молодой человек
И всё еще девочка (в скобках — подруга).

* * * Нет, это — не вальс,
Это — то, что я сделал для Вас
На обратном пути.
Нет, это — не вальс,
Это — несколько скомканных фраз
Вместо слова «прости».

Нет, это — не вальс,
Это — просто печальный рассказ
С несчастливым концом.
Да, это — не вальс,
Это — жизнь ангажирует нас
С равнодушным лицом.

Счёт, дайте мне счет!
Наплевать, что кругом всё течет
И срывает мосты.
Льёт ночь напролёт,
И чугунные львы у ворот
Поджимают хвосты.

Гром, водоворот —
Невозможно движенье вперёд,
Если память жива!
Счёт, дайте мне счёт!
Я сбиваюсь, а время не ждёт
И качает права.

Раз-два-три,
Раз-два-три,
Раз-два-три, раз —
Это — не танец,
Нет, это — не вальс.
Нечто кичёвое,
Нечто никчёмное
Снова пытается выманить нас.
Раз-два-три,
Раз-два-три,
Раз-два и три —
Видишь — любуйся,
Не видишь — смотри:
Пары танцующих,
Тройки гарцующих,
Птички, синички, скворцы, снегири…

Легче, плавнее, уютнее, тише —
Тот, кто уснул, всё равно не проснётся.
Тот, кто проснётся, увидит афиши
И по весне в самокрутку свернётся.

Тот, кто размешан живою водою,
Выплеснут в лужу и предан забвенью.
Я отправляюсь в леса за тобою,
Чтобы успеть к твоему возрожденью.

Я исполняю заказы и даже
Тайно беру чаевые и сальдо.
Я выставляю всё на продажу —
Подлость, как искренность, — универсальна.

Сальные линии, плотные тени,
Тонкие талии, меткие руки —
Вальс — идеальное изобретенье,
Чтобы продлить долгожданные муки.

Лист, падает лист…
Слышишь сверху таинственный свист? —
Это — время пришло.
Лист падает в лист…
Если в силах еще, оглянись
И — дождем о стекло!

Лист, падает лист…
Я давно уже не оптимист,
Я себя опроверг.
Вниз, все-таки вниз…
Я вальсирую вниз,
А ведь мне так хотелось наверх!..

Раз-два-три,
Раз-два-три,
Раз-два-три, раз —
Это — не танец,
Нет, это — не вальс.
Нечто кичёвое,
Нечто никчёмное
Снова пытается выманить нас.
Раз-два-три,
Раз-два-три,
Раз-два и три —
Видишь — любуйся,
Не видишь — смотри:
Пары танцующих,
Тройки гарцующих,
Птички, синички, скворцы, снегири…

Нет, это — не вальс,
Это — то, что я сделал для Вас
На обратном пути.
Нет, это — не вальс,
Это — несколько скомканных фраз
Вместо слова «прости».

Да, это — не вальс,
Это просто печальный, печальный,
Печальный рассказ…
Нет, это не вальс,
Это — раз-два-три, раз-два-три,
Раз-два-три, раз-два-три, раз…

Смирись со мной, мой бледный друг,
И не дрожи листом.
Мой козлоногий серый глюк
С сиреневым хвостом,

Живущий скрипами в полу,
Скользящий по стене,
Вчера на жизненном углу
Ты повстречался мне.

Ты был в цивильном пиджаке
И клетчатых штанах,
И линии в твоей руке
Предсказывали страх.

Я подмигнул тебе, а ты
Мне пригрозил хвостом
И медленно уполз в кусты,
Спугнув чужой фантом.

А я искал тебя всю ночь
И, сбившись с задних ног,
Вдруг понял: горю не помочь!
И стал я одинок.

Я разозлился на тебя,
А ты ответил мне тем,
Что, искренне по мне скорбя,
Вернулся насовсем.

А нынче снова мы враги,
Хоть в чём-то и родня.
Ты съел вчера мои носки —
Ты оскорбил меня!..

Вот так вот за большим углом
Овального пути
Стоит печальный бог Облом
С усмешкой на груди.

Вчерашний покой,
стучащий, как гной,
исчез.
И жуткая ночь
слезает, как скотч,
с небес.

Но ты уже спишь и не видишь Луны,
Тебе уже снятся свободные сны,
В которых нет той,
что разбила святой
союз,

Той, ради которой ты был взаперти,
Которую тщетно пытался найти,
А после — спастись,
ей посвятив
свой блюз.

Солидный медляк,
написанный для
неё.
В котором и текст,
и музыка — всё
твоё.
Солидный медляк,
исполненный для
друзей,
В котором и текст,
и музыка — всё
о`кей.

В кармане твоём
с крестом медальон
и файв.
И стрелки часов,
как плечи весов, —
всё в кайф.

Но что же ты медлишь! Очнись же скорей!
Тебя ждёт толпа у закрытых дверей.
Средь мокрых ресниц
в выражении лиц —
тоска.

Тебя больше нет, но ведь это секрет —
Они еще ждут, что в окне будет свет!
Пусть дом твой закрыт,
но ведь где-то звучит
пока

Солидный медляк,
написанный для
неё.
В котором и текст,
и музыка — всё
твоё.
Солидный медляк,
исполненный для
друзей,
Пьянящий, как мак,
гнетущий, как мрак…
О`кей.

Твой призрачный мозг
рассыпчат, как воск,
и смят.
Но это обман,
ведь ты — меломан,
мой брат.

Она ещё бродит по проседи крыш,
И мы её видим, но ты уже спишь.
И всё, как всегда,
и лишь эта беда
с тобой.

Не надо, не стоит распугивать муз —
Пускай прозвучит твой решающий блюз,
Пусть — хоть пара шагов,
но зато без оков!
Не стой —

Один — как другой,
Но ведь ты не такой,
Ты же споришь с судьбой
И нарушаешь покой,
Ты презираешь устой,
И мы идем за тобой
За то, что ты в доску свой,
Но что сегодня с тобой?
Ты как будто немой!
Рот скорее открой
И немедленно спой
Им свой

Солидный медляк,
написанный для
неё.
В котором и текст,
и музыка — всё
твоё.
Солидный медляк,
исполненный для
друзей,
В котором и текст,
и музыка — всё
о`кей.

Жила на свете птица с руками вместо крыльев —
Случилось уродиться такому вот изъяну.
Все родственники птицы летали в изобилье,
А здесь — и клюв, и перья, а руки — как у обезьяны!

Назвали птицу выпью, и выпили за здравье,
И в лучшем зоопарке ей отвели клетушку,
А возле изголовья повесили заглавье:
Мечтами птицу не кормить, не то найдете в клетке тушку!

А птицу так и тянет летать,
У птицы той крылатая мать,
У птицы той летучий отец,
А она сама —
Будто нет ума —
Не может летать — и всё!
Не может летать…

Пришёл на помощь птице какой-то академик,
Ветеринар безродный с оплывшими глазами.
Пришёл на помощь птице отнюдь не ради денег,
А по иронии судьбы он тоже бредил небесами.

Он взял кататься птицу с собой на самолёте,
И вот они взлетели, и вот земли не стало.
А птица беспокойно ведёт себя в полёте,
А птица смотрит ввысь и ввысь, а птице мало, мало, мало!

А птицу так и тянет летать,
У птицы той крылатая мать,
У птицы той летучий отец,
А она сама —
Будто нет ума —
Не может летать — и всё!
Не может летать…

Но вдруг — memento mori! — но вдруг случилось горе!
Ветеринар отвлекся и даже не заметил,
Как птица, прыгнув в небо, упала камнем в море
И распугала хищных рыб своею благородной смертью.

И академик плакал, мешая слёзы с пылью,
Но чей-то мудрый голос сказал: «Себя не мучай.
Коль приключилась птица с руками вместо крыльев,
То где-то есть и человек — безрукий, но зато летучий!»

А птицу так и тянет летать,
У птицы той крылатая мать,
У птицы той летучий отец,
А она сама —
Будто нет ума —
Не может летать — и всё!
Не может летать…