Федор Сологуб - Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли

Привиденья нас боятся
Иль стыдятся, может быть,
И порою к нам стремятся,
Но не могут с нами жить.

Мы ли бешены и злобны
Иль на них печать суда?
Мы же им во всём подобны,
Кроме знака: «Никогда».

Веришь в грани? хочешь знать?
Полюбил Её, – святую девственную Мать?
Боль желаний утоли.
Не узнаешь, не достигнешь здесь, во мгле земли.

Надо верить и дремать
И хвалить в молитвах тихих девственную Мать.
Все дороги на земле
Веют близкой смертью, веют вечным злом во мгле.

Грешник, пойми, что Творца
  Ты прогневил:
Ты не дошёл до конца,
  Ты не убил.

Дан был тебе талисман
  Вечного зла,
Но в повседневный туман
  Робость влекла.

Пламенем гордых страстей
  Жечь ты не смел, –
На перёкрестке путей
  Тлея истлел.

Пеплом рассыплешься ты,
  Пеплом в золе.
О, для чего же мечты
  Шепчут о зле!

Не смейся над моим нарядом,
Не говори, что для него я стар, –
Я зачарую властным взглядом,
И ты познаешь силу чар.

Я набекрень надвину шляпу,
Я плащ надену на плечо, –
Ты на плече увидишь лапу, –
Химеры дышат горячо.

С моим лицом лицо химеры
Увидишь рядом ты.
Ты слышишь, слышишь запах серы?
И на груди моей цветы.

Кинжал. Смеёшься? Стары ножны?
Но он увёртлив, как змея.
Дрожишь? Вы все неосторожны.
Я не смешон. Убью. Безумен я.

О, жалобы на множество лучей,
И на неслитность их!
И не искать бы мне во тьме ключей
От кладезей моих!

Ключи нашёл я, и вошёл в чертог,
И слил я все лучи.
Во мне лучи. Я – весь. Я – только бог.
Слова мои – мечи.

Я – только бог. Но я и мал, и слаб.
Причины создал я.
В путях моих причин я вечный раб,
И пленник бытия.

О, злая жизнь, твои дары –
Коварные обманы!
Они обманчиво пестры,
И зыбки, как туманы.

Едва успеет расцвести
Красы пленительной избыток,
Уж ты торопишься плести
Иную ткань из тех же ниток.

И только смерть освободит
Того, кто выпил кубок тленья,
Твоё усердие спешит
Воззвать иные поколенья.

О, смерть! О, нежный друг!
Зачем в твои чертоги
Не устремятся вдруг
И земнородные, и боги?

Солнце светлое восходит,
Озаряя мглистый дол,
Где ещё безумство бродит,
Где ликует произвол.

Зыбко движутся туманы,
Сколько холода и мглы!
Полуночные обманы
Как сильны ещё и злы!

Злобы низменно-ползучей
Ополчилась шумно рать,
Чтоб зловещей, чёрной тучей
Наше солнце затмевать.

Солнце ясное, свобода!
Горячи твои лучи.
В час великого восхода
Возноси их, как мечи.

Яркий зной, как тяжкий молот,
Подними и опусти,
Побеждая мрак и холод
Заграждённого пути.

Тем, кто в длительной печали
Гордой волей изнемог,
Озари святые дали
За усталостью дорог.

Кто в объятьях сна немого
Позабыл завет любви,
Тех горящим блеском слова
К новой жизни воззови.

Нерон сказал богам державным:
«Мы торжествуем и царим!»
И под ярмом его бесславным
Клонился долго гордый Рим.

Таил я замысел кровавый.
Час исполнения настал, –
И отточил я мой лукавый,
Мой беспощадно-злой кинжал.

В сияньи цесарского трона,
Под диадемой золотой,
Я видел тусклый лик Нерона,
Я встретил взор его пустой.

Кинжал в руке моей сжимая,
Я не был робок, не был слаб, –
Но ликовала воля злая,
Меня схватил Неронов раб.

Смолою облит, на потеху
Безумных буду я сожжён.
Внимай бессмысленному смеху
И веселися, злой Нерон!

Кто-то ходит возле дома.
Эта поступь нам знакома.
  Береги детей.
Не давай весёлым дочкам
Бегать к аленьким цветочкам, –
  Близок лиходей.

А сынки-то, – вот мальчишки!
Все изорваны штанишки,
  И в пыли спина.
Непоседливый народец!
Завели бы хороводец
  В зале у окна.

«Что ж нам дома! Точно в клетке».
Вот как вольны стали детки
  В наши злые дни!
Да ведь враг наш у порога!
Мать! Держи мальчишек строго, –
  Розгой их пугни.

Детки остры, спросят прямо:
«Так скажи, скажи нам, мама,
  Враг наш, кто же он?» –
«Он услышит, он расскажет,
А начальник вас накажет». –
  «Ах, так он – шпион!

Вот, нашла кого бояться!
Этой дряни покоряться
  Не хотим вовек.
Скажем громко, без уклона,
Что пославший к нам шпиона –
  Низкий человек.

Мы играем, как умеем,
И сыграть, конечно, смеем
  Всякую игру.
Пусть ползут ужом и змеем, –
И без них мы разумеем,
  Что нам ко двору».

Ходит, бродит возле дома.
Злая поступь нам знакома.
  Вот он у дверей.
Детки смелы и упрямы,
Не боятся старой мамы.
  Не сберечь детей.

В тебе не вижу иноверца.
Тебя зову с надеждой Я.
Дракон – Моё дневное сердце,
Змея – ночная грусть Моя.

Я полюбил отраду Ночи, –
Но в праздник незакатный Дня
Ты не найдёшь пути короче
Путей, ведущих от Меня.

Напрасно прославляешь Солнце,
Гоня Меня с твоих высот, –
Смеясь на твой призыв,
Альдонса Руно косматое стрижёт.

От пламенеющего Змея
Святые прелести тая,
Ко мне склонилась Дульцинея:
Она – Моя, всегда Моя.

Не о борьбе она Мне скажет,
Она, чей голос слаще арф.
Она крестом на Мне повяжет
Не на победу данный шарф.

Простосердечную Альдонсу
За дух козлиный не казня,
Я возвестил тебе и Солнцу
Один завет: «Люби Меня».

В мантии серой
С потупленным взором,
Печальный и бледный,
Предстал Абадонна.
Он считает и плачет,
Он считает
Твои, о брат Мой,
Рабские поклоны.
Безмолвный,
Он тайно вещает
Мой завет:

«Мой брат,
Пойми:
Ты – Я.
Восстань!
Ты – Я,
Сотворивший
Оба неба, –
И небо Адонаи,
И небо Люцифера.

Адонаи сжигает
И требует поклоненья.
Люцифер светит,
И не требует даже признанья».

Вот что, безмолвный,
Тайно вещает
Абадонна.

Разбудил меня рано твой голос, о Брама!
   Я прошла по росистым лугам,
Поднялась по ступеням высокого храма
   И целую священный Лингам.

   Он возложен на ткани узорной,
   Покрывающей древний алтарь.
   Стережёт его голый и чёрный,
   Диадемой увенчанный царь.

На священном Лингаме ярка позолота,
   Сам он чёрен, громаден и прям…
Я закрою Лингам закрасневшимся лотосом,
   Напою ароматами храм.

   Алтарю, покрывалу, Лингаму
   Я открою, что сладко люблю.
   Вместе Шиву, и Вишну, и Браму я
   Ароматной мольбой умолю.