Федор Сологуб - Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли

Напрасно исчисляю годы,
Напрасно измеряю даль, –
Просторы жизни и природы
Объемлет тусклая печаль.

Черты иные или те же
Опять горят в моём мозгу,
И чаще ль смена их иль реже, –
Всё быть свободным не могу.

Я воскресенья не хочу,
И мне совсем не надо рая, –
Не опечалюсь, умирая,
И никуда я не взлечу.

Я погашу мои светила,
Я затворю уста мои,
И в несказанном бытии
Навек забуду всё, что было.

Любовь моя сладкая,
  Одинокая!
Радость твоя краткая,
  Но глубокая.

Желанный час воскресения
  Золотого огня,
Утоления, забвения
  Недужного дня.

Любовь моя сладкая,
  Одинокая!
Радость твоя краткая
  И глубокая.

Претворяются все страдания
  В сладкий, радостный яд.
О, любовь моя без лобзания,
  Нежный, таинственный взгляд!

  Медленный обычай
Жизни бледной да скупой,
Груз обрядов да приличий,
Разделяемый с толпой.

Роковое угнетенье
  Творческой мечты,
Есть в тебе и утешенье, –
  Усыпляешь ты.

  Под остриями
  Вражеских пик
  Светик убитый,
Светик убитый поник.

  Миленький мальчик
  Маленький мой,
  Ты не вернёшься,
Ты не вернёшься домой.

  Били, стреляли, –
  Ты не бежал,
  Ты на дороге,
Ты на дороге лежал.

  Конь офицера
  Вражеских сил
  Прямо на сердце,
Прямо на сердце ступил.

  Миленький мальчик
  Маленький мой,
  Ты не вернёшься,
Ты не вернёшься домой.

Не сияет весна моя.
Холодна, как луна, она.
Не звенит волна у ручья, –
У ручья не звенит волна.

Не цветут на полях цветы, –
По стеблям только яд течёт.
Ожидает лес темноты,
Из-за гор он колдунью ждёт.

И плывёт по реке ладья, –
И сидит в той ладье она,
Чародейка злая моя,
Как луна, холодна, бледна.

Моя усталость выше гор,
Во рву лежит моя любовь,
И потускневший ищет взор,
Где слёзы катятся и кровь.

Моя усталость выше гор,
Не для земли её труды,
И смотрит потускневший взор
На злые, страшные плоды!

Что говорить, что жизнь изжита,
  Истощена!
Могильной сенью не прикрыта
  Ещё она.

И даже тёмный сон могилы
  Не так глубок, –
У бледной смерти кратки силы,
  Блеснёт восток.

И всё, что жило и дышало
  И отцвело,
В иной стране взойдёт сначала
  Свежо, светло.

Обрыв из глины,
Вверху – берёза да сосна.
Река мелка, но гул стремнины
Звучит, как мощная волна.

На камнях пена,
У берега – водоворот,
А выше – в воду по колена
Забрался мальчик, рыбы ждёт.

Везде – смертельные обманы,
Но разве страшно умереть!
Уж если храбры мальчуганы,
Так нам-то, взрослым, что робеть?

Змий, царящий над вселенною,
Весь в огне, безумно-злой,
Я хвалю Тебя смиренною,
Дерзновенною хулой.

Из болотной топкой сырости
Повелел, Великий, Ты
Деревам и травам вырасти,
Вывел листья и цветы.

И ползущих и летающих
Ты воззвал на краткий срок.
Сознающих и желающих
Тяжкой жизни Ты обрёк.

Тучи зыблешь Ты летучие,
Ветры гонишь вдоль земли,
Чтоб Твои лобзанья жгучие
Раньше срока не сожгли.

Неотменны повеления,
Нет пощады у Тебя.
Ты царишь, презрев моления,
Не любя и не губя.

Мгновенное явленье красоты,
Взволнован я тобою, –
Чуть различимые черты,
Уже похищенные тьмою.

Прошла перед моим окном,
И на меня не поглядела, –
За скучным я сидел трудом,
И я уйти не смел от дела.

И как уйти, куда идти?
Нигде нельзя найти
Руководительные знаки, –
Бесчисленны пути,
Следы повсюду одинаки.

Мечи отчаянья свергаются с небес,
Наряжены чарующим сияньем,
И говорят, что древний Змий воскрес,
Что он царит и жжёт своим дыханьем.

Он сотворил, чтоб поглотить,
Он равнодушно беспощаден, –
Равно любить, равно губить
Превозносящихся и гадин.

Мечи отчаянья! Стремительное зло!
Весь свет похитивши от мира,
Ты царствуешь спокойно и светло,
И говоришь: «Не сотвори кумира!»

Никто не узнает моей глубины,
  Какие в ней тёмные сны,
    О чём.

О, если бы кто-нибудь тайну открыл,
  И ярким её озарил
    Лучом!

Не я эту долю притворства избрал,
  Скрываться и лгать я устал
    Давно.

Но что же мне делать с безумством моим?
  Я чужд и своим и чужим
    Равно.

Готов я склониться пред волей иной,
  Любою дорогой земной
    Идти.

Но строги веления творческих сил.
  Начертаны вплоть до могил
    Пути.

Всю жизнь меня медлительно томила
  Любовь к иному бытию.
Я скоро к вам, жемчужные светила,
  Направлю алую ладью.

И говорит мне тёмный голос ныне,
  Что надо жизнь перенести,
Что нет иных путей к святыне,
  Что я на истинном пути.

В душе моей затхлая мгла.
В ней древо соблазна сокрыто.
Цветенье его ядовито,
Отравлена злая смола.

Колышатся ветви, как тени,
И листья на них не шумят,
И льётся больной аромат
Печали, истомы и лени.

И если восходит луна
Над мёртвой моею пустыней,
На ветвях повиснувший иней
Осветит печально она.

Внизу же, где шепчутся воды,
Где всходит таинственный ствол,
Сидит, безобразен и гол,
Растленный хулитель природы.

Пойми, что гибель неизбежна,
  Доверься мне,
И успокойся безмятежно
  В последнем сне.

В безумстве дни твои сгорели, –
  Но что тужить!
Вся жизнь, весь мир – игра без цели!
  Не надо жить.

Не надо счастия земного,
  Да нет и сил,
И сам ты таинства иного
  Уже вкусил!

Привиденья нас боятся
Иль стыдятся, может быть,
И порою к нам стремятся,
Но не могут с нами жить.

Мы ли бешены и злобны
Иль на них печать суда?
Мы же им во всём подобны,
Кроме знака: «Никогда».