Николай Тихонов - Полдень в пути

Где-то в душном Камеруне
Есть съедобная земля,
Сохнут там колосья втуне,
Там заброшены поля.

Там прекрасной синей глиной
Набивают люди рот
И, запив водой невинной,
Водят голый хоровод.

Но моя земля не хуже,
Чем не лакомый кусок:
Море синее на ужин,
Сосны, вереск и песок.

И не в смысле переносном
Путник жадно норовит
Уплетать холмы и сосны,
Больно вкусен этот вид!

Запивать струею чистой,
Ковш подняв над головой,
Чуть соленой, чуть шерстистой,
Темной влагой стиховой!

На улице, как на поляне,
Темно, а спички не горят,
Падучих звезд летят сиянья,
Как отсыревших спичек ряд.

Как будто там гигант нескладный
Своих шагов замедлил ход
И перед женщиной громадной
За спичкой спичку — звезды жжет,

Или с усмешкою нескромной —
Былых страстей — в полночный час
Следит за нами призрак темный
И передразнивает нас.

Всю ночь огни играют мной,
В глаза вонзая блески льдинок,
Над морем буйный дух земной
Меня зовет на поединок.

Лучом прожектора настиг
И рвется в дом слепящей птицей,
Ошибся домом ты, старик,—
Я не хочу с тобою биться!

Не притворяйся маяком,
Фортов сигналами глухими,
Я помню мертвых моряков,
Я помню все — я не таков,—
Я дал земле другое имя!

Вечер мрачен, словно инок,
И зудит, как старый овод.
Телеграфных линий ряд,
Где похожи на сардинок,
Что наколоты на провод,
Птицы малые сидят.

Птицы малые — сардинки,
Что скрипите под сурдинку
Телеграфных жалоб вы?
Что ваш коготь сердцу вынет:
Лета легкие поминки,
Мирной осени крестины,
Зелень долгую травы?

Или быстрых вьюг похмелье,
Кровожадное веселье
Наскрипели вы тягуче —
Темных кодов разговор,
И теперь вас жалость мучит,
Оттого вы так и сели
На меня смотреть в упор?

Рассказы все рассказаны
Под кленами ль, под вязами.
Дорожки все исхожены,
Следы дождями скошены.

Осеннею метелью
Все листья облетели,
И только память зелена,
И ей стареть не велено.

Давно такой хорошей осени
Моя душа не знала,
Не то чтоб в небе много просини
Иль хмури в жизни мало,—

Но всюду здесь, где осень кружится,
Сквозь темный лик осенний
Сквозит мне тонкий облик дружеский
Родным души весельем!

Сквозь ночь, и дождь, и ветер, щеки режущий,
Урок суровый на ходу уча,
Уходит лондонец в свое бомбоубежище,
Плед по асфальту мокрый волоча.

В его кармане — холодок ключа
От комнат, ставших мусором колючим.
…Мы свой урок еще на партах учим,
Но снится нам экзамен по ночам!

Над морем дым столбом стоит —
Ты думаешь найти гиганта вид,
Берешь бинокль и видишь: пароходик,
Дымит вовсю замызганный уродик.

…Так человек дымит не по тоннажу,—
Ты ищешь дел — находишь только сажу.

Обиды все и неудачи
Сложить в один мешок большой
И написать углем горячим:
«Все это звалося душой!»

И бросить в пруд, не размышляя,
Но над прудом висит печать
И надпись грозная, глухая:
«Прошу прудов не засорять!»

Закручивал Дездемоне рассказы
О войнах, путешествиях, морях,
И слушала, не подымая глаза,
Девическая синяя заря.

Лукаво улыбалась, как немая,
Глаза блестели в мира полутьму,
Дездемону еще я понимаю,
Но Мавра вот никак я не пойму!

Он отлюбил, отпьянствовал,
Отпел и отсражался,
Он клялся постоянством
Путей, какими шлялся.

До умопомрачения
Он приключенья сеял,
Такое дней верчение
Зовем мы одиссеей.

Мне же не в волнах агатовых,
В эгейской пены выческах,
Внимать словам пиратовым
Из ваших губ девических.

Вы просто в тихой комнате
Строфу на память вспомните,
И станут древних вечера,
Как будто было все вчера.

Мне снилось: листьев колесница,
Листа о землю синий стук,
Никто не мог уж веселиться,
А листья падали вокруг.

Пускай те листья были немы,—
Они звучали, как поэмы,
Но листья жили, как уста,
Чья речь сердечная проста.

Пускай еще, еще приснится
Такая листьев колесница.
Пусть будет осень хоть в аду —
Я в этот ад за ней приду!

Мне снились юность, снег,
Друзей далеких тени,
И нежность лиц во сне
Была, как снег и пенье.

Проснулся я впотьмах,
Вскочил одним движеньем,
Я вспомнил: я в горах
Пред новым восхожденьем.

Палатки узкий вход,
Закат алел громадой,
Порозовевший лед,
И грохот камнепада.

Все было наяву,
Все ощутимо грубо —
И то, что я живу,
И холод ледоруба.

И все было не так.
И все в другом порядке:
Вечерний бивуак
Под Выборгом в палатке.

И не закат горел,
А Выборга руины,
Не камнепад гремел,
А ряд орудий длинных.

Не ледоруба сталь,
Винтовки ствол морозный,
Мне юности не жаль,
Мне изменяться поздно.

В своей стране родной
Я знал покой и счастье,
И вражий надо мной
Вал огневой не властен.

Ничто не страшно мне,
И я за все ответил,
Как эти сны во сне,
Как две палатки эти.

На той дороге фронтовой
От ближних зарев снег был розов,
И лед на касках голубой
Вставал щетиною морозной.
Заледенев, на лбу коней,
Дымясь, позвякивали челки,
И на боках и на спине
Лежал узор попоны колкой.
То пота липкого струи
Замерзли, превратясь в узоры…
Все это видели твои
Льдом застилаемые взоры.

Снег взвихрив, вырвал яму тол,
В ночном лесу, в земле гранитной
Привал последний ты нашел,
Наш скромный друг неименитый.
Что в том, что дружбе году нет,
Мы счет иной ведем сердцами,
И поднял командир планшет
Окаменевшими руками.
Пока стоявшие вокруг
С тобой прощалися по-братски,
Занес на карту он, как друг,
Твой бугорок земли солдатской.
И кони тронулись опять,
Таща орудья в снежной пыли,
Опять хрипеть и громыхать
В ту ночь, когда тебя убили.

В ту ночь я видел, что и ты.
Такой же лес, дорогу, пушки,
Весь мир походной маеты,
И вьюгу, словно повесть, слушал.
Как будто повесть о тебе,
Простую, русскую, ночную,
О долге, родине, судьбе…
…С нее свой завтра день начну я.