Константин Ваншенкин - Прикосновенье

Свободою пахнет весна.
Отчетливей звуки трамвая.
Деревья очнулись от сна.
Друг друга с трудом узнавая.

Светился окошками дом
Над черной рекою бульвара.
Все было пустынно кругом,
И только влюбленная пара,

Ведя разговоры свои
Под этой безлиственной сеныо,
Сидела на спинке скамьи,
С ногами на мокром сиденье.

Солнце плавит лед на речках синих…
Помирились мы.
Кое-где еще снежок в низинах
После той зимы.

Затопляя вешние угодья,
Странно широка,
Мутная еще от половодья,
Катится река.

И вдали, по самой серединке,
Мой ныряет взгляд.
А в крови оставшиеся льдинки
Тоненько звенят.

Дышали блики теплые, дневные,
Легко пронзая тюлевую сеть.
На тумбочке твои очки цветные,
Как бабочка, готовая взлететь.

Зеленые их стекла трепетали,
В них возникали клеточки окна
И облачко в той уменьшенной дали,
Что над землею, собственно, одна.

Весь в переплетном золоте и в лаке,
Таинственно светился книжный шкаф.
Дом жил в глухом зеленом полумраке,
Как в глубину ушедший батискаф.

Мне было так тревожно и приятно
Сидеть и ждать тебя и, как во сне,
Смотреть на перепутанные пятна
Листвы и солнца — рядом на стене.

И, словно бы какая-то другая,
Забыв свои привычные дела,
Зеленый свет рукою раздвигая.
Ты с волосами мокрыми вошла.

Ты двигалась уверенно и смело,
Прошла, на миг окошко заслоня,
И, волосы расчесывая, села,
Сквозь их завесу глядя на меня.

Качнулась и раскололась
Снов тоненькая гряда.
Меня разбудил твой голос,
Был свежий он, как вода.

И, счастлив невольным счастьем.
Что ты навсегда со мной,
Я слушал его с участьем
Из комнатки за стеной.

В нем все меня занимало —
Был утренний, чистый он…
А я не любил, бывало,
Чтоб мой прерывали сон.

Еще я смотрю беспечно,
Шагаю густой травой…
Хочу одного: чтоб вечно
Будил меня голос твой.

Всходит по ступенечкам —
До чего мила! —
Аккуратно веничком
Ноги обмела.

На крючок повесила
В угол пальтецо,
Посмотрела весело
Прямо мне в лицо.

— Перестань ты хмуриться, —
Тихо говорит, —
Погляди, на улице
Белый снег валит.

Любила его, молодого?
Любила. Но, боже ты мой,
Как вспомнится все это снова,
Так ей это странно самой.

И если б он сгинул когда-то,
Еще не успев ничего.
Она бы чуть-чуть виновато,
Но все же забыла его.

Любила его, молодого?
Конечно. Но много сильней
Любила его, не другого,
Она по прошествии дней.

И сердце больнее стучало,
Чем в те отдаленные дни,
Когда намечалось начало
Провидческой этой любви.

Любила его, молодого?
Любила. Ждала — не дыша.
Но только была не готова
Для полного счастья душа.

Ближе, ближе… И вот с высоты корабля —
Как деталь из реестра —
Золотые увидел внизу кренделя
Духового оркестра.

Ближе, ближе… И вдруг — словно ждал это век —
На причальной полоске
Всю ее, как во сне устремленную вверх,
В незнакомой прическе.

Поверил вашей строчке,
И даже не одной, —
Как верят малой дочке
И женщине родной.

Иное в бездну канет,
И вообще вранье…
А эта не обманет,
И верится в нее.

Проснемся первого января
На той планете,
Где елка бросила якоря,
А на паркете
Как бы мерцание янтаря
При зимнем свете.

Все ново в этот начальный миг —
И запах елки,
И корешки наших старых книг
На книжной полке,
И в утренних волосах твоих
Две-три иголки.

Все ново, ты и сама нова —
Прохлада кожи.
Твои проснувшиеся слова
Так непохожи
На те, что были назад дня два,
Что будут позже.

А снег и свет, что глядят в окно
На наши стены, —
Все это было уже давно,
Все неизменно,
Но неожиданности полно
Одновременно.

Пусть новым будет весь новый год,
Как в день рожденья,
Пусть рядом с нами всегда идет
Без принужденья,
Нас обновляя, как в поздний тот
Миг пробужденья.

Моментальная вспышка сирени,
Что сверкнула почти как гроза,
Положила лиловые тени
На стекло, на платок, под глаза…

Стройное зданье построив
Воображеньем своим,
Женщины любят героев
И поклоняются им.

В облачке сладкого дыма,
Благоразумью не в лад,
Их награждают, помимо
Официальных наград.

Все из единого теста —
Солнечным днем, как одну,
Медь полкового оркестра
Разом кидает к окну.

Любят во всю свою силу,
Зная прощаниям счет,
Старших, с кем все это было,
Юных, кого это ждет.

Нежно целуя курсанта,
Смутно жалеют его,
Подозревая, что сам-то
Не понимает того.

Истины жизни усвоив,
Веря в планиду свою,
Женщины любят героев.
Тех, что не только в строю.

Спросишь — и вымолвит сухо,
Что выбирает сама
Сильных величием духа,
Сердца и просто ума.

Перед собой-то не скроем:
Хоть мы и ведаем страх,
Хочется все же героем
Выглядеть в женских глазах.

Ну, вот и окончание разлуки.
Густеющего неба полоса.
Привет вам, губы ждущие и руки,
Поклон вам, полустанки и леса.

Холодного заката полыханье,
И к дому открывающийся путь.
Чем дольше вы задержите дыханье,
Тем глубже вам захочется вдохнуть.

Начну с того, как по дороге вешней.
Сверкающей и залитой водой,
Вернулся я, заметно повзрослевший
И в то же время очень молодой.

Себя на свете чувствующий прочно,
Прошедший земли все и города,
Вернулся я, еще не зная точно,
Идти ли мне учиться. И куда?

Но если мама попросту пугалась,
Что вдруг женюсь я в возрасте таком,
То год спустя она остерегалась,
Чтоб не остался холостяком.

— Ну что ты все за книжку да за книжку?
Ведь этак вечно будешь одинок.
Гляди, у Коли Зуева — мальчишка,
А Коля помоложе ведь, сынок…

А я смеялся: — Не было заботы! —
И, закурив, садился в стороне,
Как будто знал особенное что-то,
Доподлинно известное лишь мое.

Но я не знал (и в этом было дело),
Как любят настоящие сердца.
Я был самоуверен до предела
И не был откровенен до конца.

Я делал вид, что мне неинтересно
С девчатами встречаться при луне,
А между тем мне было б очень лестно
Узнать, что кто-то тужит обо мне.

Но потому, что деланно-привычно
Не замечал вокруг я никого,
Мне вслед смотрели тоже безразлично
Студентки института моего.

Однажды, помню, с тощею тетрадкой
Я в институт на лекции пришел.
Был ясный день, и я вздохнул украдкой,
Садясь за свой нагретый солнцем стол.

Косясь на белобрысую соседку,
Которую, признаться, не любил,
Я не спеша тетрадь придвинул в клетку,.
Потом проверил, хватит ли чернил.

Мигнул друзьям, устроившимся рядом,
Успел подумать: «Завтра выходной», —
И в этот миг я вдруг столкнулся взглядом
С веселой однокурсницей одной…

Мы много раз встречались с ней глазами,
Но равнодушны были до сих пор,
И лишь теперь почувствовали сами,
Что не случайно глянули в упор.

Как будто вдруг, заметно еле-еле
Великий врач коснулся наших глаз,
Чтоб мы в одно мгновение прозрели,
Заметив, сколько общего у нас.

Увидел я: не нужно быть искусным,
Стараться красноречьем покорить.
С ней и веселым можно быть, и грустным,
С ней, как с самим собою, говорить.

А все, что было свойственно мне раньше,
О чем пришлось мне нынче рассказать,
Весь тот налет мальчишества и фальши
Хоть не исчез, но начал исчезать.

И это было как столпотворенье,
Как в полночь — свет ликующего дня,
Достойное Филатова прозренье,
Внезапно поразившее меня.

Упала с глаз мешающая сетка,
И яркий мир предстал передо мной,
И даже белобрысая соседка
Мне показалась милой и смешной.

Влюбленная в заслуженных артистов,
Она сидела около окна,
Вся сплошь в таких веснушках золотистых
Как будто впрямь на улице весна…

Быть может, раздавались за стеною
Звонки трамваев, чьи-то голоса.
Не слышал я. Сияли предо мною
Почти родными ставшие глаза.

Раздумье их, улыбку и слезу их
Я так пойму, я так смогу им внять,
Как даже твой хваленый Коля Зуев
Не смог бы, мама, этого понять.

Произносил красивые слова я
И в школе, и порою на войне,
Едва ли даже смутно сознавая,
Какие чувства кроются во мне.

Прошедшая дорогою военной
Была нелегкой молодость моя.
Но тут я глубже понял жизни цену
И смысл того, что мог погибнуть я.