Ингеборг Бахман - Воистину

Слова, дракону в вас
пусть станет клеткой рот.
А воздух, впрямь, тяжел,
прокис и забродил, исходит пеной свет,
над топью черный флер — роится мошкара.

Кутит болиголов.
Разложен мех котов,
на нем шипит змея,
и пляшет скорпион.

Не приставай ко мне,
слух о чужой вине,
слова, умрите все,
в болоте — гниль на дне.

Слова, — вам быть
со мной и ждать, но и
не прозевайте: конец
драконам близок!

Не станет зверем тот, кто рыку его подражает.
Кто выдаст тайну постели, лишится любви навсегда.
Словесный гибрид служит шутке и глупого губит.

Кому охота знать твой приговор чужому?
Тебе — тогда ступай из ночи в ночь ты сам,
его нарывы на ногах влача, иди! не возвращайся.

Слова мои, ясней,
свободней, чище станьте.
Пора, пора кончать
себя беречь.

(Рак пятится назад,
крот слишком долго спит,
но точит камень бег
простой речной воды.)

Спасенье (вдох плюс звук),
приди, закрой тот рот,
чья слабость нас страшит
и нам мешает.

Приди, не откажи,
ведь столько зла нам нужно побороть.
Пока не оживит врагов драконья кровь,
сгорит в огне рука моя.
Слова, спасите же меня!

Was wahr ist, streut nicht Sand in deine Augen,
was wahr ist, bitten Schlaf und Tod dir ab
als eingefleischt, von jedem Schmerz beraten,
was wahr ist, rückt den Stein von deinem Grab.

Was wahr ist, so entsunken, so verwaschen
in Keim und Blatt, im faulen Zungenbett
ein Jahr und noch ein Jahr und alle Jahre —
was wahr ist, schafft nicht Zeit, es macht sie wett.

Was wahr ist, zieht der Erde einen Scheitel,
kämmt Traum und Kranz und die Bestellung aus,
es schwillt sein Kamm und voll gerauften Früchten
schlägt es in dich und trinkt dich gänzlich aus.

Was wahr ist, unterbleibt nicht bis zum Raubzug,
bei dem es dir vielleicht ums Ganze geht.
Du bist sein Raub beim Aufbruch deiner Wunden;
nichts überfällt dich, was dich nicht verrät.

Es kommt der Mond mit den vergällten Krügen.
So trink dein Maß. Es sinkt die bittre Nacht.
Der Abschaum flockt den Tauben ins Gefieder,
wird nicht ein Zweig in Sicherheit gebracht.

Du haftest in der Welt, beschwert von Ketten,
doch treibt, was wahr ist, Sprünge in die Wand.
Du wachst und siehst im Dunkeln nach dem Rechten,
dem unbekannten Ausgang zugewandt.

Не три глаза! Пусть истина незрима —
Держи ответ, не бойся ничего.
Она восстанет из огня и дыма
И камень сдвинет с гроба твоего.

Так постепенно прорастает семя,
В палящий зной сухой асфальт пробив.
Она придет и оправдает время,
Собой твои утраты искупив.

Ей нипочем пустая позолота,
Венки из лести, мишура хвальбы.
Она пройдет сквозь крепкие ворота,
Переиначит ход твоей судьбы.

И словно рана, изведет, изгложет,
Иссушит, изопьет тебя до дна.
И все твои сомненья уничтожит,
Одним своим значением сильна.

Неверный свет реклам. Холодный город.
На площадях широких — ни души.
В дыму и гари задохнулся голубь.
Остановись, подумай! Не спеши!

Не сосчитать багровых кровоточин.
Они давно горят в твоей груди.
Пусть этот мир обманчив и порочен,
Постигни правду, истину найди!

Schattenfrüchte fallen von den Wänden,
Mondlicht tüncht das Haus, und Asche
erkalteter Krater trägt der Meerwind herein.

In den Umarmungen schöner Knaben
schlafen die Küsten,
dein Fleisch besinnt sich auf meins,
es war mir schon zugetan,
als sich die Schiffe
vom Land lösten und Kreuze
mit unsrer sterblichen Last
Mastendienst taten.

Nun sind die Richtstätten leer,
sie suchen und finden uns nicht.

Wenn du auferstehst,
wenn ich aufersteh,
ist kein Stein vor dem Tor,
liegt kein Boot auf dem Meer.

Morgen rollen die Fässer
sonntäglichen Wellen entgegen
wir kommen auf gesalbten
Sohlen zum Strand, waschen
die Trauben und stampfen
die Ernte zu Wein,
morgen am Strand.

Wenn du auferstehst,
wenn ich aufersteh,
hängt der Henker am Tor,
sinkt der Hammer ins Meer.

Einmal muß das Fest ja kommen!
Heiliger Antonius, der du gelitten hast,
heiliger Leonhard, der du gelitten hast,
heiliger Vitus, der du gelitten hast.

Platz unsren Bitten, Platz den Betern,
Platz der Musik und der Freude!
Wir haben Einfalt gelernt,
wir singen im Chor der Zikaden,
wir essen und trinken,
die mageren Katzen
streichen um unseren Tisch,
bis die Abendmesse beginnt,
halt ich dich an der Hand
mit den Augen,
und ein ruhiges mutiges Herz
opfert dir seine Wünsche.

Honig und Nüsse den Kindern,
volle Netze den Fischern,
Fruchtbarkeit den Gärten,
Mond dem Vulkan, Mond dem Vulkan!

Unsre Funken setzten über die Grenzen,
über die Nacht schlugen Raketen
ein Rad, auf dunklen Flößen
entfernt sich die Prozession und räumt
der Vorwelt die Zeit ein,
den schleichenden Echsen,
der schlemmenden Pflanze,
dem fiebernden Fisch,
den Orgien des Winds und der Lust
des Bergs, wo ein frommer
Stern sich verirrt, ihm auf die Brust
schlägt und zerstäubt.

Jetzt seid standhaft, törichte Heilige,
sagt dem Festland, daß die Krater nicht ruhn!
Heiliger Rochus, der du gelitten hast,
о der du gelitten hast, heiliger Franz.

Wenn einer fortgeht, muß er den Hut
mit den Muscheln, die er sommerüber
gesammelt hat, ins Meer werfen
und fahren mit wehendem Haar,
er muß den Tisch, den er seiner Liebe
deckte, ins Meer stürzen,
er muß den Rest des Weins,
der im Glas blieb, ins Meer schütten,
er muß den Fischen sein Brot geben,
und einen Tropfen Blut ins Meer mischen,
er muß sein Messer gut in die Wellen treiben
und seinen Schuh versenken,
Herz, Anker und Kreuz,
und fahren mit wehendem Haar!
Dann wird er wiederkommen.
Wann?
Frag nicht.

Es ist Feuer unter der Erde,
und das Feuer ist rein.

Es ist Feuer unter der Erde
und flüssiger Stein.

Es ist ein Strom unter der Erde
der strömt in uns ein.

Es ist ein Strom unter der Erde,
der sengt das Gebein.

Es kommt ein großes Feuer,
es kommt ein Strom über die Erde.

Wir werden Zeugen sein.

Спелые тени падают со стен,
Лунный свет побелил потолок, зола
ледяного вулкана ветер морской впустила.

В объятьях прелестного юноши
спят берега,
плоть твоя о моей вспоминает,
верность храня с тех пор,
когда корабли
покидали причал и крестами мачт
смертный наш грех
осеняли.

Ныне все штольни пусты,
они ищут, но нас не находят.

Воскресаешь ли ты,
воскресаю ли я,
за воротами мрак,
в море гаснет маяк.

Утром катятся бочки
навстречу воскресным волнам
мы выходим на берег
по соленым следам
моем, давим ногой виноград,
чтобы было вино
утром на берегу.
Воскресаешь ли ты,
воскресаю ли я,
вздернут кат на забор,
в море тонет топор.

Ведь однажды наступит праздник?
Выстраданный тобой, святой Антоний,
выстраданный тобой, святой Леонард,
выстраданный тобой, святой Вит.

Место — нашим мольбам, место — молящимся,
место — музыке, радости — место!
Быть простыми мы научились,
мы — хор цикад,
пьем, едим,
тощие кошки
трутся о наши столы
до самой вечерней мессы,
я держу тебя за руку
взглядом,
и спокойное смелое сердце тебе
в жертву приносит желанья.

Детям — мед и орехи,
рыбакам — полные сети,
плодородье — садам, вулкану —
луну, луну — вулкану!

Наши искры легко пролетают границы,
ракеты скручивают ночь
в колесо, прочь уплывает
процессия темных плотов,
уступая время истокам,
медленным ящерам,
травам хмельным,
нервным рыбам,
оргиям ветра и страсти
горы, — на нее натолкнулась
набожная звезда, стукнула в грудь
и развеяла по ветру.

Будьте стойки, святые безумцы,
твердь пусть знает: вулкан не молчит!
Святой Рох, выстраданный тобой,
о, выстраданный тобой, святой Франц.

Уходящий пусть наполнит шапку
ракушками, собранными летом,
бросит в море и едет прочь
с развевающимися волосами,
только пусть он бросит в море стол,
за которым ужинал с любимой,
из стакана выплеснет вино
тоже в море,
хлеб свой скормит рыбам,
каплю крови в море впрыснет,
нож свой в волнах закалит как должно,
в туфли сложит
сердце, якорь, крест
и едет прочь
с развевающимися волосами!
Он вернется.
Когда?
Не спрашивай.

Под землей есть огонь,
и он чист как вода.

Под землей есть огонь,
закипает руда.

Под землей есть поток,
в нас втекает беда.

Под землей есть поток,
прах сгорит навсегда.

Идет великий огонь,
идет по земле поток.

Нам быть в зале суда.