Шарль Бодлер - Цветы зла

Вино скрывает грязь в любезных нам притонах,
Под шелком и под парчой,
И светят портики волшебные порой
Сквозь злато паров червленых
Его, как солнца круг во мгле вечеровой.

Дым опия раскрыл неведомые дали,
Безбрежность мечтам дает,
Вневременный кумир для страсти создает
И негу, острей печали,
В измученную грудь нам свыше меры льет.

Не стоит это всё ядов, сокрытых в зельи
Зеленых твоих очей,
Озер тех, где душа дрожит в сетях лучей…
K ним грезы толпой слетели,
Чтоб жажду утолить, в часы глухих ночей.

Не стоит это всё мучительного чуда
Соленой твоей слюны,
Дарующей душе забвение и сны
И властно ее отсюда
Влекущей к берегам безрадостной страны.

Твой взор как будто бы туманами одет;
Твой глаз загадочный, меняющий свой цвет,
То вдруг мечтателен, то грустен, то влюблен,
Ленивый отразив и бледный небосклон.

Ты как слепые дни с их теплой пеленой,
Когда сердца полны невольною слезой,
И, чувствуя в себе неведомый недуг,
Взволнованная кровь тревожит спящий дух.

Походишь ты порой на светлый край небес,
Когда горит закат сквозь пасмурных завес…
Заплаканный простор, как ярко светишь ты
Под пламенем лучей, сверкнувших с высоты.

Жена опасная, желанные края!
Твой снег и ваш мороз любить сумею ль я;
Смогу ли из зимы безжалостной извлечь
Я наслаждения острей, чем лед и меч?

Ночная кошка, словно дома,
Гуляет у меня в мозгу,
Мяуча тихо. Чуть могу
Расслышать голос я знакомый,

Так нежен он и заглушен.
Но, равнодушный иль сердитый,
В нем власть и ласка вечно слиты,
И зовом я заворожен.

Как струи, звуки те запели
На дне угрюмых дум моих,
Наполнив грудь, как плавный стих,
И веселя меня, как зелье.

Тот голос лечит боль и страх
И все содержит наслажденья.
Для самых длинных он речений
Нужды не чувствует в словах.

Нет, никакой смычок не может
Так струны сердца задевать,
Заставив их затрепетать
Столь упоительною дрожью,

Как чудный голос кошки той,
В котором, силою могучей,
Всё слито в тайное созвучье,
Как в песне ангелов святой!

Так сладко пахнет мех звериный,
Что надушил всего меня,
Когда под вечер как-то я
Его погладил раз единый.

Моя душа — ее чертог
И нераздельное владенье.
Подвластно всё ее веленью.
Она, быть может, дух иль бог.

Когда покорно обращаю
Глаза я к кошке той, чей вид
Мысль привлекает, как магнит,
И взгляд в себя я погружаю,

Мой удивленный видит взор
Огонь зениц ее зеленых,
Как фонари во тьме зажженных,
Глядящих на меня в упор.

Я рассказать хочу, волшебница младая,
О прелестях твоих, их чары воспевая,
И всех оттенках красоты,
Где слиты детские и зрелые черты.

Когда одеждами ты воздух заметаешь,
То мне медлительный корабль напоминаешь,
Скользящий прочь от берегов
Прозрачною стезей, по воле парусов.

Плечами поводя, качая шеей гибкой,
Ты клонишь голову со странною улыбкой;
Покоем царственным блестя,
Плывешь передо мной, державное дитя.

Я рассказать хочу, волшебница младая,
О прелестях твоих, их чары воспевая,
И всех оттенках красоты,
Где слиты детские и зрелые черты.

Твоя крутая грудь, в тюрьме ее атласной,
Грудь смуглая — ларец таинственно прекрасный,
Чьи створы гладкие блестят
И словно два щита сверкающих горят.

Щиты прелестные, с живыми остриями,
Ларец для сладких тайн, уставленный плодами,
Душистым медом и вином,
Всесильными, как бред, над сердцем и умом.

Когда одеждами ты воздух заметаешь,
То мне медлительный корабль напоминаешь,
Скользящий прочь от берегов
Прозрачною стезей, по воле парусов;

А ноги стройные, сквозь легкие воланы,
Мечтанья жгучие влекут красой желанной,
Как две колдуньи, что, во мгле
Скрываясь, месят яд губительный в котле.

Рукам твоим легко бороться с силачами,
И жмешь любовника их светлыми тисками,
Как будто хочешь ты, средь нег,
В груди запечатлеть его черты навек.

Плечами поводя, качая шеей гибкой,
Ты клонишь голову со странною улыбкой;
Покоем царственным блестя,
Плывешь передо мной, державное дитя.

Дочь моя, сестра,
Нам бежать пора
В дальний край, покуда можем,
И средь долгих нег
Наш окончить век
В царстве, на тебя похожем.
Солнца влажный луч,
Средь унылых туч,
Мне навеет те же грезы,
Что твои глаза,
Словно бирюза,
Светло-синие сквозь слезы.

Там всё мир и красота,
Роскошь, нега и мечта.

В комнате твоей
Мебель прежних дней
Отражала б свет лучистый.
Розы дальних стран,
Сладкий их дурман
И курений дым душистый,
Лепка пышных зал,
Глубина зеркал
И востока блеск и дрема,
Всё бы нам тайком
Нежным языком
Говорило, что мы дома.

Там всё мир и красота,
Роскошь, нега и мечта.

На воде, вдали,
Дремлют корабли,
Вечные друзья скитаний.
Им назначил Рок
Целью их дорог
Утолять твои желанья.
Солнечный заход
Слоем ровным льет
На столицу и каналы
Злато и сирень,
И волшебный день
Засыпает в славе алой.

Там всё мир и красота,
Роскошь, нега и мечта.

Раскаянье, увы, с годами всё живей!
Оно ворчит и скалит зубы,
И кормим мы его, как мертвецы червей,
Как гусениц лист горький дуба.
Раскаянье, увы, с годами всё живей!

В каком вине, в струях каких смертельных зелий
Потопим древнего врага,
Кому пиры и кровь еще не надоели,
Чья месть упорная долга?
В каком вине, в струях каких смертельных зелий?

Колдунья мудрая, скажи, коль можешь ты,
Душе, богами позабытой,
Как раненый солдат, кого средь темноты
Задели тяжкие копыта,
Колдунья мудрая, скажи, коль можешь ты,

Тому несчастному, кого и волк и ворон
Уж сторожат, застыв окрест,
— Солдату бедному, — ужель он не достоин
Могилу получить и крест,
Тот умирающий, над кем уж реет ворон?

Возможно ль осветить тьму мутную небес
И разорвать густые тени,
Чернее копоти, в которых день исчез
И меркнут звездные селенья?
Возможно ль осветить тьму мутную небес?

Надежда, свечкою горевшая, задута
В таверне; темен уж порог;
Луна не светит нам, и не найдем приюта,
Устав от тягостных дорог.
Горевшая свеча уж Дьяволом задута.

Колдунья, знаешь ли тоску души слепой,
Грехам которой нет прощенья,
И ведома ли боль, пронзившая стрелой
Грудь, бывшую ее мишенью?
Колдунья, знаешь ли тоску души слепой?

Непоправимое прогрызть зубами хочет
Нам душу, терем уж пустой,
И целый день оно фундамент зданья точит,
Как рой термитов за стеной.
Непоправимое прогрызть нам душу хочет.

Я видел иногда в театрах городских,
Где громко музыка играла,
Как фея тьму кулис грозящих и глухих
Зарей чудесной зажигала.
Я видел иногда в театрах городских

Златого Ангела с прозрачными крылами,
Кто был сильнее Сатаны,
Но сердце, уж давно покинутое снами,
Театр, в котором все должны
Вотще ждать Ангела с прозрачными крылами.