Илья Сельвинский - Избранная лирика
Фарисею идеал не нужен:
Бог ли, черт ли — он и там и тут.
Значит, нетрудящийся бездушен,
Значит, и бездушие не труд.
И затем еще одно, пожалуй…
Хочется сказать мне иногда!
Красота берет свое начало
В одухотворенности труда.
Все, на что я, мастер, посмотрю,
Приобщается великой тайне:
В мире все, чего коснется труд,
Обретает душу и дыханье.
Видишь мрамор? Это просто кальций.
Химия. Породистый кристалл.
Но коснулись этой глыбы пальцы
И Венерой вышла красота.
Так во всем и всюду. Пусть природа
Часто безупречно хороша,
Но волнует глубже труд народа,
Потому что труд и есть душа.
Как ни скорбно ивы нынче пели
Под плаксивый дождика мотив,
Но рыдание виолончели
Трогательней всех плакучих ив:
Все слилось вот в этой струнной гамме,
И недаром, выходя из нот,
Дерево с плакучими ветвями
На концерте под дождем поет.
Кстати, ивушку задевши краем,
Я скажу при всей любви моей:
Мы ведь сами иву наделяем
Женственностью наших матерей,
Мы ведь сами заставляем плакать
Равнодушный дождик иногда,
А без нас — ведь это только слякоть,
Попросту холодная вода.
Отчего, когда глядим на волны,
Видим вечность и судьбу людей?
Отчего, почуя ветер вольный,
Чувствуем мы свежесть наших дней?
Отчего пургу зовем "седою",
"Шепот" слышим там, где камыши?
Оттого, что втайне красотою
Мы зовем полет своей души.
Что способно вызвать это чувство,
То красиво. В этом суть искусства.
Но ведь чувство зреет век от века.
Красота с развитьем заодно.
Где предел полету человека,
Вырастать которому дано?
Кандалов распиливая звенья,
Покоряя за верстой версту,
Мощные народные движенья
Всюду открывают красоту.
Даже то, что не было красиво,
Вдруг в большой неповторимый час,
Грянув о сердца, как об огнива,
Полымем охватывает нас.
Если есть на свете божество
Это труд и чудеса его.
Древле сделав зверя человеком,
Все мечтанья обостряя в мысль,
Труд ведет историю по вехам
Поступью железной в коммунизм,
И под ритмы поступи железной,
Ощущая труд, как волшебство,
Вырастает пламенный и честный
Век душа народа моего.
1946
Отчизна
Два чувства равно близки нам
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
А любовь к отечеству была
Любовью к дедовским могилам,
Любовью к славе, что плыла
Над краем бесконечно милым,
Любовью к матери своей,
Что вечно сердцем настороже,
Которая для сыновей
Чем сгорбленнее, тем дороже.
Ты за нее костями ляг!
Ты за нее — сквозь ураганы!
Но родина не только шлях,
Где дремлют скифские курганы.
Ее культура не музей,
Она не вся в наследье предка
Она в делах твоих друзей,
С отцами спорящих нередко.
Умей в грядущее взглянуть
И в нем найти отчизну снова,
Чтобы твоя дышала грудь
Не только дымкою былого.
Нам все былое по плечу,
Все, что оставили века нам!
Да, дед высок. Но я хочу,
Чтоб сын мой вырос великаном.
Держась за дедово древко,
Не опьяняй же дремой сердце.
Как прошлое ни велико,
Как мы ни чтим его бессмертье,
Но века завтрашнего зов
Могущественнее, чем тризна.
Не только край твоих отцов.
Но край твоих детей — отчизна.
1948
* * *
"Все девки в хороводе хороши…"
Все девки в хороводе хороши,
Здесь кажется красавицей любая
Вон ту расцеловал бы от души!
Но вытащи ее на свет: рябая.
Не так ли и строка стихотворенья?
Вглядишься — не звучна и не стройна,
Вернешь ее стихиям — и она
Вся пламя, вся полет, вся вдохновенье!
1949
* * *
"Не верьте моим фотографиям…"
Не верьте моим фотографиям.
Все фото на свете — ложь.
Да, я не выгляжу графом,
На бурлака не похож,
Но я не безликий мужчина.
Очень прошу вас учесть:
У меня, например, морщины,
Слава те господи, есть;
Тени — то мягче, то резче,
Впадина, угол, изгиб
А тут от немыслимой ретуши
В лице не видно ни зги.
Такой фальшивой открытки
Приятелю не пошлешь.
Но разве не так же в критике
Встречается фотоложь?
Годами не вижу счастья,
Как будто бы проклят роком!
А мне иногда ненароком
И правду сказать случается,
А я человек с теплынью.
Но критик,
на руку шибкий,
Ведет и ведет свою линию:
"Ошибки, ошибки, ошибки…"
В стихах я решаю темы
Не кистью, а мастихином,
В статьях же выгляжу схемой
Наперекор стихиям:
Глаза отливают гравием,
Промахов гул нестихаем…
Не верьте моим фотографиям:
Верьте моим стихам!
1953
* * *
"Не я выбираю читателя. Он…"
Предоставьте педагогику педагогам.
ЛенинНе я выбираю читателя. Он.
Он достает меня с полки.
Оттого у соседа тираж — миллион.
У меня ж одинокие, как волки.
Однако не стану я, лебезя,
Обходиться сотней словечек,
Ниже писать, чем умеешь, нельзя
Это не в силах человечьих.
А впрочем, говоря кстати,
К чему нам стиль "вот такой нижины"?
Какому ничтожеству нужен читатель,
Которому
стихи
не нужны?
И все же немало я сил затратил,
Чтоб стать доступным сердцу, как стон.
Но только и ты поработай, читатель:
Тоннель-то роется с двух сторон.
1954
Прелюд
Вот она, моя тихая пристань,
Берег письменного стола…
Шел я в жизни, бывало, на приступ.
Прогорал на этом дотла.
Сколько падал я, подымался,
Сколько ребер отбито в боях!
До звериного воя влюблялся,
Ненавидел до боли в зубах.
В обличении лживых "истин"
Сколько глупостей делал подчас
И без сердца на тихую пристань
Возвращался, тоске подчинясь.
Тихо-тихо идут часы,
За секундой секунду чеканя,
Четвертушки бумаги чисты.
Перья
дремлют
в стакане.
Как спокойно. Как хорошо.
Взял перо я для тихого слова…
Но как будто
я поднял
ружье:
Снова пламя! Видения снова!
И опять штормовые дела
В тихой комнате буря да клики…
Берег письменного стола.
Океан за ним — тихий. Великий.
1957
Мамонт
Как впаянный в льдину, мамонт,
Дрейфую,
серебряно-бурый.
Стихи мои точно пергамент
Забытой, но мощной культуры.
Вокруг, не зная печали,
Пеструшки резвятся наспех.
А я покидаю причалы,
Вмурованный в синий айсберг;
А я за полярный пояс
Плыву, влекомый теченьем:
Меня приветствует Полюс,
К своим причисляя теням.
Но нет! Дотянусь до мыса,
К былому меня не причалишь:
Пульсирует,
стонет,
дымится
Силы дремучая залежь…
Я слышу голос Коммуны
Сердцем своим горючим.
Дни мои — только кануны,
Время мое — в грядущем!
1958
* * *
"Не знаю, как кому, а мне…"
Не знаю, как кому, а мне
Для счастья нужно очень мало:
Чтоб ты приснилась мне во сне
И рук своих не отнимала,
Чтоб кучевые две гряды,
Рыча, валились в поединок
Или петлял среди травинок
Стакан серебряной воды.
Не знаю, как кому, а мне
Для счастья нужно очень много:
Чтобы у честности в стране
Была широкая дорога,
Чтоб вечной ценностью людской
Слыла душа, а не анкета,
И чтоб народ любил поэта
Не под критической клюкой.
1959
Человек выше своей судьбы
Чтоб ни случилось — помни одно:
Стих — тончайший громоотвод!
Любишь стихи —
не сорвешься на дно:
Поэзия сыщет, поймет, позовет.
Живи,
