Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

уснуть хочу я до конца веков – у-
став небесным и земным обрядом –
между тобой на миг уснувшей ряд-
ом и тиканьем на столике часов

дни мои – я в них вселяю страх:
взгляд мой мертв мертвы мои сло-
ва
ночью я лежу в твоих руках: ты
зовеш целуеш этот прах рядом с
мертвым трепетно жива
грееш телом холод гробовой жжош
дыханьем ребра сжатый рот
без ответа чорный и прямой я ле-
жу и гулкой пустотой надо мною
ноч моя плывет
и уносит пустотой ночной точно
чорные венки водой год за годом
и встает пуста
память тьмой омытая – зимой так
пуста последняя верста на пути
в обещанный покой.

я топчу по дороге посевы вагоне-
тки вдоль Вислы веду – вдохнове-
нья земные и гневы приучаю бич-
ами к труду: но ни сонца ни кр-
ыльев ни евы я на землю свою
не сведу
только ночью себя вспоминая в
наступившей пустой тишине – по з-
емле отошедшего рая я блуждаю: в
забытой стране в том холмистом в
том облачном крае где награда о-
бещана мне.

не научившись быть вполне земным
я не умею быть ещо жестоким: мои
слова оглушены высоким – неулови-
мым тающим как дым
на этот кров – наш тесный шаткий
дом не ринутся мои слова обвалом:
хотят светить прозрачнящим огнем
возвышенным в униженном и малом
горевшее то тускло
то светло
косноязычное от сновидений
тело
ты никогда справляться не умело
с тем что в тебе клубилось и р-
осло.

наш чай безоблачный
который пьем
размешивая с утренним лучом
над тенью уличной бездонной щели
и за окном на камне городском
напоминанье:
голос птиц и – ели

и белая тяжолая луна
плывущая над пустотою сна
касаясь краем каменным постели
и в непрозрачной пустоте окна
прозрачные безвесные недели

о наш воздушный
наш
непрочный дом
где между дверью зеркалом окном
ломая руки бродит жизнь со стра-
хом
стоит в окне боясь взглянуть на-
зад
и где идет вдоль стен
бесшумным взмахом
нелиственный недвижный листопад

пусть говорят что не из скудных
крошек
случайного и чорствого даянья
насыпана походная землянка
скитальческой и безымянной жизни
что из высоких музыкальных мыслей
возведено таинственное зданье
в котором дух великий обитает –
д о м
буквами написанный большими

адам скиталец бесприютный – тело
о как же чает это прозябанье
простого деревянного уюта
который ветер ледяной обходит
написанного с маленького д
пусть шаткого пусть временного
дома

в тростнике
где лодка нас упругая качала
на непонятном людям языке
мы начинали нашу реч сначала
наш бесконечный тайный разговор
твой длительный прохладный синий
взор
в котором мысли плыли облаками
на мне покоился

и долго с этих пор
я слышал музыку гремевшую над
нами
в тот час среди небесных ледников
(мелодии небесного движенья)
в пиле звучащей и на кухне в
пеньи
чугунного созвучия горшков

и долго с этих пор немые знаки
таинственные наши письмена
я различал в неровностях окна
начертанных лучом луны на мраке
и в трещинах змеящихся стены
в сплетенных на руках надутых
жилах
на камнях сыростью изрытых на
могилах
на волнах взрытой плугом целины

на травах огненных земного ложа
опустошонный оголенный лежа
совлекшийся одежд веков религий

израненный колючими стеблями
весь раскаленный сонцем и ветрами
расплавленными в огненном эфире

я как бы слышал отзвуки глухие
обрывки возгласа напевного из
книги,
богами распеваемой на пире

с тех пор сновидцем став во сне
блуждая
по рощам облачным я вижу: Гималаи
огромный стол божественных пиров
за ним гиганты в образе богов
я узнаю в волнении оттуда
их ликий круг: один с улыбкой –
Будда,
он Иисусу книгу подает
раскрытую ее читает тот
поет раскачиваясь заложив страни-
цу
за ним нагнувшись гладит голуби-
цу
весь знойный Кришна – дальше
Ляотсе
седой младенец но внимают все
его смиренному молчанью – –
различаю
я даже дымный силуэт Шаддая
в конце стола
священный аромат
в мой сон восходит в мой духов-
ный сад
курятся мудростью нетленной
Гималаи

вдыхая сонца золотистый прах
они лежат пасясь на берегах
богов потомки – горды кругороги
какими чтил их нынешний феллах

их льется кровь на бойнях зной дороги
их выменем натруженным пропах
но царственны и милостивы – боги
в движениях замедленных в делах

они жуют земное пламя – травы
(земля горит зеленою травой)
пьют воздух головы закинув голубой

чтоб претворив в себя дыханье
славы
нас причащать нетленного собой –
молочной жертвой жертвою кровавой

О камни сонцем раскаленные в вас
много
тоски по дымным первобытным дням
когда подобны были вы огням:

в творенья час там в дуновеньи
бога
в мир открывая облачную дверь
гремя из тьмы сверкали
а теперь

лежите вы покорно под ногами
лицо вам стершими и мир уже над
вами
колесами скрежещет и гремит

и сонце усмиренное в эфире
уже не пляшет, как на древнем пире
в ярме у времени под свист бича
спешит

по циферблату дней благополучных
над тишиной полей хлебами тучных
где серп кровавый осенью звучит

но накаляясь в золоте зенита
смирением источенные плиты,
травой из трещин пламенно дыша

лучитесь мудрой теплотой и лаской
на всех бездомных жмущихся с опа-
ской
кому опасны имя и душа.

в час одинокий серый гость:
от груза согнутая трость
в руке – на лбу как змеи жилы
невидимой но явной силы
вокруг телесности венец
вошол как в жизнь входил отец
с библейским правом: опустился
на стул и вот в его ногах
я смертный темный отразился
в небесных дымных плоскостях

над жизни хладною золою
ладони голубиный взлет
и я небритою щекою
к сей ласке пахнущей смолою
и синей свежестью высот