Александр Гитович - Избранное

И ночь, и ты со мной в постели
На час, подаренный судьбой,
И все не так, как мы хотели,
Как мы придумали с тобой.

И в этой тьме ненастоящей
Мне только хуже оттого,
Что третьему еще неслаще,
Что ты обидела его.

Что, проклиная жизнь ночную,
Слепой и темный мир страстей,
Теперь не спит и он, ревнуя
У фотографии моей.

А здесь, в чужой для нас кровати,
Еще пульсируют виски,
Как слабый след моих объятий,
Совсем коротких от тоски.

Такой тоски, что нет ей слова
На бедном языке людей, —
Тоски прощания ночного
С трехлетней выдумкой моей.

Консервы, ножик перочинный,
Стакан один на четверых,
Две женщины и мы, мужчины,
И лишних нету между них.

И взгляд, что так блестящ и нежащ,
И спирт, который душу жжет
И, лучше всех бомбоубежищ,
Нас от снарядов бережет.

И кто, хотя бы на мгновенье,
Осудит нас в годину тьмы, —
Как будто ночь одну забвенья
Еще не заслужили мы?

Подскажет память —
И то едва ли,
Но где-то с Вами
Мы пировали.

С друзьями где-то,
Что собралися —
Не то у Мцхета,
Не то в Тбилиси.

И там в духане
Вино мы пили
Одним дыханьем,
Как Вы любили.

И кто-то пьяный
В ладоши хлопал,
Когда стаканы
На счастье — об пол!

Все улыбались,
На нас смотрели,
А мы смеялись
И не хмелели.

С того вина ли
Пьянеть до срока?
И рог мне дали —
Я пил из рога.

Я знал, что справлюсь
С таким обрядом,
Я знал, что нравлюсь
Сидевшей рядом.

Вина ль и зноя
Мы не допили?
Война ль виною,
Что Вы забыли?

Но так легко мне
Сквозь всю усталость —
Вино, я помню,
Еще осталось.

И вижу все я
Во сне ночами —
Вино такое
Допьем мы с Вами.

Как темный сон в моей судьбе,
Сигнал, не знаю чей,—
Был на моем пути к тебе
Тот мост через ручей.

Осталось мне пройти версту,
А я стоял, курил.
И слышал я на том мосту,
Как мост заговорил:

«Я только мост через ручей,
Но перейди меня —
И в душной тьме твоих ночей
Ты злей не вспомнишь дня.

Пускай прошел ты сто дорог
И сто мостов прошел, —
Теперь твой выигрыш, игрок,
Неверен и тяжел.

Зачем к нему ты напрямик
Стремишься, человек, —
Чтоб выиграть его на миг
И проиграть навек?

Чтоб снова здесь, как я — ничей,
Стоять под блеском звезд?
Я только мост через ручей,
Но я последний мост...»

Бежит вода, шумит сосна,
Звезде гореть невмочь.
И ночь одна прошла без сна,
Прошла вторая ночь.

Я весел был, и добр, и груб
У сердца твоего,
Я, кроме глаз твоих и губ,
Не видел ничего.

И я забыл про сто дорог,
Забыл про сто мостов.
Пусть роковой приходит срок,
Я ко всему готов.

А ты не верила мне, ты,
Врученная судьбой,
Что шел к тебе я, все мосты
Сжигая за собой.

За то, что я не помнил ничего
две ночи напролет;
За темный омут сердца твоего,
за жар его и лед;

За то, что после, в ясном свете дня,
я не сходил с ума;
За то, что так ты мучила меня,
как мучилась сама;

За то, что можно, если вместе быть,
на все махнуть рукой;
За то, что помогла мне позабыть
о женщине другой;

За то, что жить, как ты со мной живешь,
не каждой по плечу,—
Пусть остальное только бред и ложь, —
я все тебе прощу.

Я бы раньше такое чудо
Из-за столика в ресторане
Далеко бы увел отсюда,
Не решив ничего заране.

А теперь я и так в восторге
И не рвусь ни в какие дали.
Укатали крутые горки, —
Слава богу, что укатали.

Ручей стихов,
Поток любви летучей,

Куда стремитесь вы,
В какую даль?

Ведь даже день,
Не омраченный тучей, —

Для вас лишь кубок,
Где на дне — печаль.

Когда, вне всяких утвержденных правил,
Ты стала мне и жизнью и судьбой,
Я гвардию стихов своих составил
И на столе собрал перед собой.

И повелел в слепой своей гордыне,
Любуясь сам их силою земной: —
Идите, воины, берите в плен рабыню,
Чтобы она повелевала мной.

Пусть это будет берег моря
И ты на берегу, одна,
Где выше радости и горя
Ночного неба тишина.

Года идут, седеет волос,
Бушуют волны подо мной,
Но слышу я один лишь голос
И вижу свет звезды одной.

Все позади — и дни, и ночи,
Где страсть лгала, как лжет молва,
Когда не в те глядел я очи
И говорил не те слова.

Но разве знал иную власть я,
Или не верить я могу,
Что выше счастья и несчастья —
Судьба двоих на берегу.

Растет и крепнет гул простора,
Блестит, несет меня волна,
Живым иль мертвым — скоро, скоро
На берег вынесет она.

И в час, когда едва заметен
О скалы бьющийся прибой,
В венце из клеветы и сплетен
Я упаду перед тобой.

Ни печки жар, ни шутки балагура
Нас не спасут от скуки зимних вьюг.
Деревья за окном стоят понуро,
И человеку хочется на юг,

Чтобы сказать: «Конец зиме, каюк», —
И — да простит мне, грешному, цензура —
Отрыть на родине Кара-Дэмура
Давно закопанный вина бурдюк.

— Он в Эриване ждет, — сказал мне друг, —
И мы его, не выпустив из рук,
Допьем до дна: губа у нас не дура.

А выпьешь да оглянешься вокруг —
И счастлив будешь убедиться вдруг,
Что это жизнь, а не литература.

Зима — она похожа на войну,
Бывает грустно без вина зимою.
И если это ставят мне в вину,
Пожалуйста — ее сейчас я смою

Не только откровенностью прямою,
Признаньем слабости моей к вину,
Но и самим вином. Как в старину,
Мы склонны трезвость сравнивать с тюрьмою

Во-первых, это правда. Во-вторых,
Не спорьте с нами: в блиндажах сырых
Мы породнились — брат стоит за брата.

А в Эривань поехать кто не рад?
Там, если не взойдем на Арарат,
То хоть сойдем в подвалы «Арарата».