Павел Зальцман - Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения

Флита флата флита флата
(Аристофан. «Птицы»)

Когда мы… да, мы, то есть не дамы,
А мы ходили биты,
Тогда вы, девы, были как совы, —
Голyбки Афродиты.

Когда вы завивали кудри,
Выматывая нервы,
Тогда вы, да, вы были мудры,
Как курицы Минервы.

И так, увы, и вы, как Евы,
Переживали драмы!
Где вы, где вы, дамы и девы?
Всё так же ли вы упрямы!?

Бежит кораблик, а мы сидим
В густом тумане, ночном, седом.
Фонарь колеблет границы круга,
Молчим, не знаем никто друг друга.

Осенний дождь залил ступени.
Мы не дадим. Мы не хотим.
Возьмемте этот серый день,
И позолотим. Позолотим.

Ты видишь, – мрак?
Падает снег
В пустое море.
Ты кто? Дурак,
В таком холодном осеннем мире.

Твой маркизет, как переплет,
Надет на голую бумагу.
Проходит около двух лет,
И вот – мы написали книгу.
Ведь мы и созданы затем,
Чтоб создавать такие сласти.
Ну что ж, давайте создадим,
Поскольку это в нашей власти,
Тоску, таинственную грусть…
Она сидела у крылечка
И плакала. О чем бы? Пусть!
Футляр. Обложка. Оболочка.
Увы, жива. И каждый час,
– Нет, это было бы жестоко, —
И независимо от нас
Вполне пригодна для восторга.
Свободна, тем и хороша.
Своя. Тебе какое дело?!
В ее глазах моя душа,
Под платьем собственное тело.
– Зачем ты злишь меня? Молчи! —
В котором капли нашей нету.
Но дело в том, что мы – лучи,
Мы – свет, скользнувший по предмету.

Мы горько слезы лили,
Выкручивали боль.
Мы пальцем придавили
Порхающую моль.

Нам стало тихо-тихо,
Нам стало как во сне.
Усталая портниха
Готовилась к весне.

Об нас звенели мухи,
Мы бились об стекло,
И прекращались муки,
Когда уже светло.

Из пыли делается мед,
Из мела делается лед,
Из мыла делается суп,
Из тела делается труп.

Когда меня бросает в дрожь,
Я выбираю острый нож
И говорю – довольно.
Когда меня кусает вошь,
Я в это место тычу нож,
И мне уже не больно.

Когда вас одолеет боль,
Друзья мои, берите соль
И сыпьте соль на рану
По чайной ложке через час —
Я это пробовал не раз
И вряд ли перестану.

Когда вас ослепляет гнев
И вы кипите, не поев,
И чересчур жестоки,
Друзья мои, берите нож
И режьте мясо на гуляш,
Как будто это щеки.

Мы покупаем за гроши
И соль, и мясо, и ножи, —
Набор от всех болезней.
Ножи! Что может быть нужней,
Ножи! Что может быть нежней,
Что может быть железней!

Какой туман над кучей крыш,
Какие лужи…
Мы трусим с облетевших груш
Сухие груши.

Мы собираем желтый лист,
Несем к сараям.
Пока он сух, пока он чист,
Мы собираем.

Мы роем из разрытых гряд
Горькую редьку.
Темно. Довольно ковырять
Пустую грядку.

Мой друг в тумане и в воде
Скитался много лет.
А я искал его везде,
А он уже скелет.

На переменчивый рассвет,
На радостный разбой,
На сумрак зим, на солнце лет
Возьми меня с собой.

Космополит, метеорит,
Возьми меня, мой друг.
А он летит, а он летит,
Плюя на всё вокруг.

На щедрый мир, на жирный пир,
На радость горьких слез
Легко меняю свой сортир —
Мерси за перевоз.

Не надо драм, не надо слез.
Постой, мой друг, постой,
Мне нужен только перевоз,
Я не такой простой.

Мой милый, вот моя рука,
Спаситель голубой.
Плыви один. Пока! Пока!
Мы встретимся с тобой.

Троллейбус подан. Окурок брошен
На вашу осень, на ваш снежок.
Зал ожидает: «Просим! Просим!»
Какая бездна! Какой прыжок!

Гулянье ночью безрезультатно.
На то и осень, на то и ночь.
Махнем на это. Пошли обратно,
Слезами горю не помочь.

Всё разложено по ящикам,
Всё разбросано в снегу.
Набираю соли за щеку
Так, что больше не могу.

Подбираю то, что падает,
Опускаю на кровать.
Это дико, то, что радует,
Начиная умирать.

Семафор роняет руки,
Разлетаются флажки.
За полями лягут реки,
Голубые ремешки.

Изогнувшимся вагонам
Будет брошен дымный мяч,
По сияющим прогонам
Понесутся тени вскачь.

Промелькаем, прогрохочем
По зеленой тишине.
Тише… тише… дело к ночи,
Огоньки бегут в окне.

Та же станция мелькает.
Тот же дом. Тот же сад.
Сносит, сносит, уплывает.
Всё назад, всё назад.

 —

Утро. Дружные вагоны,
Пробегающий парад.
Золоченые погоны
То в тени, то горят.

Вдруг проносится береза,
Белый жар, свежий лед.
Скачут звонкие колеса.
Всё поет. Всё поет.

Час. Два. Четыре.
Пять часов.
Ночная тишина.
Удары капель.
Бой часов.
Зеленая луна.
Глубокий снег.
Свободный вздох.
Высокая стена.
Пришедший дух.
Великий Бог.
Ночная тишина.

Мы видели часами
роман:
Над морем нависает
туман.
За спуском начинается
порт.
В тумане намечается
борт.
По набережной шаркает
трап.
Под килем пробирается
краб.
Уходит в воду
мокрый канат.
Корма взлетает.
Капли звенят.

Была погодка свеженовата.
Оставив дома кашне и плед,
Я шел куда-то, я шел куда-то,
Может, веселый, а может, нет.
Я шел по стрелкам, я шел по веткам,
Мимо молочниц, мимо планет.
Всё это, может, казалось сладким,
Может, казалось, а может, нет.

Над нами вместо тишины
Висят чужие люди.
По небу плавает луны
Кусок в ночной посуде.

Позорно девкам молодым
Болтаться с удобреньем.
Нам с Богом стыдно. Мы глядим,
Глядим с неодобреньем.

Мы гадаем, гадаем, бросая то так,
То эдак,
И поднимаем платок как белый флаг,
Ах, напоследок!

Такой платок, который так
Пригоден для лучших штук,
Который только такой чудак,
Как я, кладет под утюг.

Платок, цветок, росток – растяни,
И вместо платка будет две простыни,
Что неплохо даже
В смысле продажи.

Как же могло случиться,
Что в него приходится мочиться,
То есть я хочу сказать —
Вместо того, чтоб на нём вышивать
Многоцветные розы,
Капать в него и собирать
Незаметные слезы!

Но может ли случиться и так, —
Ах, как этому поверить, —
Что этот самый крылатый знак, —
Необычайный выверт, —

Раскроет, как занавес, нам вход,
Наконец, в заповедник,
Где куча благ, где добрый Бог,
И я – наследник!

Мы готовимся к отплытью
Целый год. Целый год.
Но, подвергнутый заклятью,
Замер флот. Замер флот.

О, жестокие планеты,
Наложившие запрет!
Ветру нету, ветрунету,
Вертунету, вертунет.

Вы от нас хотите жертвы
Каждый час. Каждый час.
Воскресите же из мертвых
Сами нас. Сами нас.

Глаза наши смелы,
Летят из них стрелы.
Колите Бога,
Он недотрога.
Бог просыпается,
Гроза рассыпается.
Вздымайтесь, тучи,
В синие кручи.

Хватит, хватит строгостей!
Флот красивый, трогайся!
В брызгах, во влаге
Щелкайте, флаги!

Голубые ветры веют,
Надувают паруса.
Явственеют, явственеют,
Явственеют чудеса.