Павел Зальцман - Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения

Когда ваш рот
Дарит улыбку,
Наш дерзкий взгляд
Летит под юбку.

Бросай монетку
Жадным нищим,
Засунь на минутку
Пальцы в клещи.

Всё слаще, слаще,
За пальцем руку,
Но жадно пьющий
Заходит в реку.

Трудно, трудно
Отрываться,
Пора кончать
И убираться.

Кто нас может соединить,
Чем это купить?
Разве это продается?!
Кому показывать неизмененный день?
Если б можно было туда вернуться!
Я никогда не хотел расти.
Ты, со своими переменами…

Восклицаю, возглашаю:
Приглашаю! Приглашаю!
Я рассыплю бакалею,
Ничего не пожалею.
А ты, друг, ошуюю
Угощал нас соею.
Что ж, Володя, наточи
Реки, полные мочи.
Вот для вашей лейки
Столярные клейки,
Конские кишки,
Дохлые детишки.
Проглоти/ тся, проглоти/ тся,
Не хоти/ тся, – как хоти/ тся.
Я любуюсь без конца
Цветом вашего лица.
А где у вас находится
Дева-богородица?!
А ну, Лева, расстели,
Как делают писатели.
Милые святители,
Хрена не хотите ли?

Мы на добро положим
Во весь свой рост,
Мы разуму намажем
Песка под хвост.
Мы нежности загоним
До самых кишок,
Мы красоту уроним
В ночной горшок.
Мы вмажем в души
Ситра из луж.
Мы выбьем грыжи
Из тихих душ.
Мы спустим с веры
Ее штаны.
 —
Ублюдки, воры,
Орда шпаны.

Мы вам воткнем стальной рукой
Железный нож в спину,
А вы положили на нас такой…
А я его скину.

А вы, подмявши меня за жо…,
Дадите нам звону,
А я, расставшись с своим ножом,
В свою очередь выну.

А вы… а я… а вы… А кто
Остался сбоку,
Того мы, мать его в пальто,
Убьем, собаку.

А мы вас провожали
До самых врат,
А вы нас уважали
В душу и в рот.

А вот горят хвосты комет,
А вот нисходит Мухаммед,
А вот… а вот его Дульдулю
В саду Ирам подносят дулю.
А вот забит кол в зад Амана,
А вот постройки из самана,
Нисходят звезды с небесных круч,
Восходят души сквозь горы туч.

Опять кометы,
Как в оны дни,
И днесь Ахматы,
И днесь огни.
Кто их натыкал?
Кто их возжег?
– Всё ты, владыка,
Великий Бог!
За то, взлетая на небеса,
Тебя восхвалят все голоса.
И я ликую,
И я реку:
– Ку-ку-реку!
– Ку-ку-реку!

Да, да, реку, ликуя,
Ку-ку-реку я.

Как будто вдруг мне улыбнулось что-то —
Я так был рад.
Но ведь она не виновата,
Я виноват!
Я так хотел забытой сладкой боли,
Я так… я так…
Конечно, я остался недоволен,
Что Бог – дурак.
Я целовал бы тоненькие руки,
Которых нет,
Меня царапали бы встречи и разлуки,
Жестокий след.
Но я хочу. Так сильно, что не вижу,
За что берусь.
И я иду. Всё ближе, ближе…
Отойди, брось.

Для того чтобы помочь, помочь,
Помочь хоть немножко,
Мы найдем тебя, черная, как ночь,
Кошка.
Несмотря на пробегающую
По спинам дрожь,
Несмотря на пробивающий
Рубахи дождь,
Чтоб добыть покой, покой
Для этой ночи,
Мы сдерем тебя белой рукой
С дождевой тучи.
Мы раздвинем, как цветы,
Засохшие губы —
Ну, кричи, кричи и ты,
Как мы оба.
Чтобы больше не любить,
Не кричать, не скалиться,
Нам придется обрубить
Милые длинные белые пальцы.
Нам придется засыпать тебя землей,
Набирая черные горсти.
Чтобы было больней, больней,
Мы оставим клочочек шерсти.

А я считал, что видно только нам,
А это были Божьи шутки,
А мы с тобой ходили по холмам,
А ты сама тянула руки.
А что их может заменить?
Куда деваться?
Идти. Бежать. Ногами шевелить,
Ногами двигать. Забываться.

Эй! Ну же, выходи!
Бог в душу, Саваоф!
– Пей, кушай, не нуди,
Будь весел и здоров.

Что же, Боже, ты не мог?!
Нет силы в бороде?
Бог ты или не Бог?
Где ты? Или нигде?

Нет, громкая дыра
У Господа в волосах.
– Был у нас позавчера
Разговор на небесах.

Когда темно, когда на небе тучи
И долгий дождь, и мокрый мрак,
То нам с тобою вместе даже лучше,
Мой милый друг.
Но если свет сияет в каждой луже
И солнце лезет за порог,
То без тебя мне только вдвое хуже,
Мой лютый враг.

Я рождаюсь, я лежу, высокий мир надо мной.
Дайте, дайте луну, дайте лошадь, дайте чайный сервиз
из витрины.
Дайте море и лодку, дайте голых купальщиц, так как я
не только земной,
А также ножи, чтоб втыкать в спины.

Это наша, наша земля, наш веселый вечерний снег.
Он для нас выдает красоты в добавление к туалетам.
Мы протягиваем обе руки, мы собьемся в поисках с ног,
Даже если придется искать по ночам с пистолетом.
Но когда нам намнут бока,

Мы устанем валять дурака, —
А витрины всё так же искрятся,
Мы с тобой, мой скромный друг,
Запоем, что над нами Бог,
И начнем притворяться.

– Любите ли вы мёд?
– О, да!
– Но от него бросает в пот.
– Не беда!
– А как у вас, простите, стул?
– Нормальный.
– Тогда я вас прошу за стол,
За стол пасхальный.

Нехорошо, когда калека
Изображает человека.
Нехорошо, когда урод
Не умирает, а живет.

Когда над головой занесен нож,
Не отрывай, не трогай, не тревожь.
Мне кажется, я вижу, что у нас
Глаза не отрываются от глаз.

Когда они находят и, дрожа,
Вонзаются, как лезвие ножа,
Так вот что я, так вот что я скажу:
Не прикасайся к этому ножу.

У вас на небесах есть мировой блат,
Для вас и на земле растет густой сад.
Пора подкинуть бы чего-нибудь и мне.
Как говорят в порту: гиб мир айн кус брот.

Вы у Господа рабы,
Вы несли ему дары,
Он оплачивал труды, —
Рафаэли! Рафаэли!

Камень сыпется с лопат,
Расцветает Божий сад,
Зреет пьяный виноград, —
Не успели… Не доели.

Что касается до нас,
Мы напрасно тянем нос,
Зря сверкает жадный глаз
В ожидании получки.

Нет, не те у нас сады.
Не растут у нас плоды.
Мы растим одни цветы
Да прекрасные колючки.

Благосклоннейшие скалы,
Мутные волны.
Что тяжелый, то тяжелый,
Но зато – полный.

Убрала, подмела,
Мерси нищему уюту.
Нет, нет, не мила,
К чёрту бедную каюту.

Полный ящик серебра,
Желтые монеты.
Сыпьте на пол со стола
Прочие предметы.

Сыпь на пол, не жалей,
Что любил с голода.
Вот, вот на столе
Сладкое золото.

Мы плачем горькими солеными слезами
Над золотыми волосами.
Над этой нежной и румяной кожей
Мы плачем тоже.

Над душным запахом духов и пудры, —
Ах, я не твердый, —
Над этим безразличным, глупым,
Упрямым и живым трупом.

Но мы хотим, но мы хотим снова,
Чтоб оживляло наше слово,
Чтоб улыбались наши мысли,
Чтоб руки гладили и висли.