Валентин Катаев - Избранные стихотворения

Я во всем и все во мне.

Раз я во всем и все во мне,

Что для меня кресты решеток —

В моем единственном окне —

Раз я во всем и все во мне.

И нет предела глубине,

А голос сердца прост и кроток:

Что для меня кресты решеток,

Раз я во всем и все во мне.

Сквозь решетку втянул сквознячок

Одуванчика легкий пушок,

Невесомый, как тайный намек.

Удивился пушок и сквозной

Над столом закачался звездой,

И повеял прохладой степной.

Но в окно потянул ветерок

За решетку табачный дымок,

А с дымком улетел и пушок.

О, этот день и с моря холод вещий.

Пустое небо, стынь и леденей.

Чем пальцам ног от холода больней,

Тем блеск стекла уверенней и резче.

Деревьев черных сомкнутые клещи

Стоят, обледеневши у корней,

И неподвижны в комнате моей

Как бы из камня сделанные вещи.

За голубыми стеклами балкона

Проносятся пурпурные знамена —

Там рев толпы и баррикады там…

А я лежу забытый и безногий

На каменных ступенях Нотр-Дам —

Смотрю в толпу с бессильною тревогой.

Всему что есть – нет имени и меры.

Я вне себя не мыслю мир никак.

Чем от огня отличен полный мрак?

Чем разнится неверие от веры?

Кто говорит, что грани звездной сферы

Есть вечности и бога верный знак?

Пока мой глаз их отражает – так!

Но мертв зрачок – их нет, они химеры.

Мир – это я. Случайной мерой чувства,

Миражами науки и искусства

Я мерю все глубины бытия.

А нет меня?.. О, сердце, будь холодным,

Будь до конца спокойным и свободным.

Так говорю на грани смерти я.

На узкие доли

Персидскую дыню разрезав,

Блестит поневоле

Слезами восторга железо.

Нежнее сафьяна

Шафранная кожица дыни,

И сладостью пьяной

Лежат семена в середине.

Постой и покуда

Душистые доли не трогай,

У полного блюда

Помедли с молитвою строгой.

Настанет же время

Попробовать дивную дыню,

И высушить семя,

И выбросить кожицу свиньям.

Когда в моей руке, прелестна и легка,

Твоя рука лежит, как гриф поющей скрипки,

Есть в сомкнутых губах настойчивость смычка,

Гудящего пчелой над розою улыбки.

О да, блажен поэт! Но мудрый. Но не тот,

Который высчитал сердечные биенья

И написал в стихах, что поцелуй поет, —

А тот, кто не нашел для страсти выраженья.

Всю неделю румянцем багряным

Пламенели холодные зори

И дышало студеным туманом

Заштилевшее Черное море.

Каждым утром по узкой дороге

Мы сбегали к воде, замирая,

И ломила разутые ноги

По колено вода ледяная.

По морщинистой шелковой мели

Мы ходили, качаясь от зыби.

И в стеклянную воду глядели,

Где метались ослепшие рыбы.

Из широкой реки, из Дуная

Шторм загнал их в соленое море,

И ослепли они, и, блуждая,

Погибали в холодном просторе.

Били их рыбаки острогою,

Их мальчишки ловили руками.

И на глянцевых складках прибоя

Рыбья кровь распускалась цветами.

Садовник поливает сад.

Напор струи свистит, треща,

И брызги радугой летят

С ветвей на камушки хряща.

Сквозь семицветный влажный дым

Непостижимо и светло

Синеет море, и над ним

Белеет паруса крыло.

И золотист вечерний свет,

И влажен жгут тяжелых кос

Той, чьих сандалий детский след

Так свеж на клумбе мокрых роз.

Громовым раскатом смеха,

Гулом пушечного эха

Стонет море по обрывам

Однотонным переливом.

В мутной зелени вскипая,

Льется кипень снеговая

И рисует в буйной влаге

Айвазовские зигзаги.

Берег пуст. Купальни смыты.

Только там, где сваи вбиты,

Тянут волны вместе с тиной

Тело мертвого дельфина.

Пшеничным калачом заплетена коса

Вкруг милой головы моей уездной музы,

В ком сочетается неяркая краса

Крестьянской девушки с холодностью медузы.

С ней зимним вечером вдвоем не скучно нам.

Кудахчет колесо как будто бы наседкой,

И тени быстрых спиц мелькают по углам,

Крылами хлопая под шум и рокот редкий.

О чем нам говорить? Я думаю, куря.

Она придет, глядя, как в окна лепит вьюга.

Все тяжелей дышать, и поздняя заря

Находит нас опять в объятиях друг друга.

1.

Зимы-коровы бок рябой

Раздался и потек.

Гвоздями пляшет под трубой

Стеклянный кипяток.

По лунным кратерам, по льду

В игрушечных горах,

Как великан, скользя, иду

В размокших сапогах.

Блестит чешуйчатый ручей

(На миг свежо ногам!),

И скачет серый воробей

По рыхлым берегам.

И среди пляшущих гвоздей

Гляжу не вверх, а вниз.

А ты, ходящий по воде,

По облакам пройдись!

2.

Еще у женщин поступь козья,

Но ботиков-зверьков следы

Уже наполнили полозья

Прохладой сахарной воды.

И в зеркалах салонных дома,

Где дворники в стекло влиты,

От звона воровского лома

Откалываются пласты.

И сруб-ковчег, простые сани

Везут по ростепели лед

Кусками северных сияний

С географических широт.

А вечера еще перечат:

Кто победит и правда чья?

И вновь бубенчики лепечут

На сетках сонного ручья.

Надоели доктору студенты,

Надоели шумные пирушки,

Надоели тайные свиданья

И девичьи нежные глаза.

И пошел он с пуделем скитаться

По горам, морям и городам.

По горам кочует вечным жидом,

По морям – летающим Голландцем,

По столицам знатным иностранцем —

И бесценен бесконечный путь.

Много видел он в своих скитаньях,

Много стран чудесных посетил:

Танцевал на свадьбе в Барселоне,

В Индии охотился на тигров,

Увлекался гейшами в Хоккайдо

И новеллу в Риме сочинил.

Год за годом, век за веком те же

Перед ним постылые дороги,

Те же замки, горы и харчевни,

Океаны, реки и моря.

Много это или мало – вечность?

Для обычной жизни это очень мало,

Для волшебной это слишком много,

Но для сердца, проданного черту,

Миг и вечность все равно ничто.

Так и брел, рассеяно скучая,

С палкою дорожной и сумою.

Черный пудель перед ним вертелся,

Лапы клал на грудь его и лаял

Так язвительно и ядовито,

Что язык из пасти извивался,

Как у геральдического льва.

Ах, проклятый пудель-оборо́тень.

Все что видел по дороге доктор —

Океаны, острова и замки,

Города, гостиницы и женщин —

Помнил все, затем, что был бессмертен, —

Но нигде поэта не встречал —

Подлинного гения-поэта.

Лишь однажды доктор улыбнулся,

Встретившись с мечтательным поэтом

На эвксинском диком побережье

В час прибоя среди брызг и скал.

В архалуке. С чубуком вишневым,

На груди скрестивши гордо руки

Он стоял, взволнованный и смуглый,

Прямо в брызги повернув лицо.

– Тысячу сердечных извинений,

Что, не будучи знакомым с вами,

Я прервал уединенье ваше

И осмелился заговорить.

Я скитался много лет по свету,

Но нигде поэта не встречал

Гениального. Не вы ли этот

Неизвестный миру гений?

Как зовут вас?

– Пушкин…

Над ржаною папахою хаты

Васильковое небо цветет.

В нем курчавые ходят ягнята

И разливчивый ветер поет.

И спешит белокурое стадо

Под холодное пенье кнута,

По щетине озябшего сада,

Мимо церкви и мимо креста.

И разлуки печальные слезы

По ресницам Оксаны текут

На платок, где зеленые розы

По пунцовому полю цветут.

Тесовые крыши и злые собаки.

Весеннее солнце и лень золотая.

У домиков белых кусты и деревья,

И каждое дерево как семисвечник,

Где каждая свечка – зеленая почка,

И каждая почка – зеленое пламя,

И быстрая речка, блестя чешуею,

Бежит за домами по яркому лугу.

А в маленьких окнах – жестянки герани,

Трещат канарейки и рдеют бутоны,

И всё в ожиданье чудесного мая —

От яркого солнца до розовой пыли.

О, светлая прелесть далеких прогулок,