Ю. Богомолов - Стихи

Я мало знаю о войне.
Хотел бы знать. Но, знаю мало.
Отец мой долго воевал,
Но ничего не рассказал.

Благодарю, всесильный Отче,
За мой семиметровый храм!
Он светел. Он закрыт ветрам.
В нем хорошо и днем, и ночью.

Еще нет признаков безумья.
Еще не весь исчерпан срок.
Но жизнь, как девочка бегунья,
Мчит, под собой не чуя ног.

В старости предметы теряют важность.
И горизонт сужается в точку.
Обыденным становится то, что было страшным,
А невидимое приобретает прочность.

В старости одиночество не тяготит и не давит,
Как старая обувь, которая удобна и разносилась.
Человек отходит от дел, вычислений и правил,
А новый день воспринимает, как милость.

В старости уже не нуждаешься в черновике.
И выбрасываешь в мусорное ведро старые тетради.
Идти осталось недолго и хочется идти налегке,
Не думая о том, впереди ты идешь или сзади.

В старости не ловишь журавля. Хороша и синица.
Взгляд уже не улавливает многочисленные лица.
А душа, которая прежде была не нужна,
Выходит на первый план. И только она и важна.

В старости хочется немного измениться,
Поэтому, не будучи виноват, спешишь извиниться.
Жалеешь детей, кошек, бродячих собак
И редких знакомых, живущих за просто так.

В старости не веришь в жизненные драмы
Потому, что есть только одна важная дама.
И она смотрит на тебя серьезно и пристально.
Одинаково смотрит. На бомжа и министра.

Открыто в прошлое окно.
А в мир иной – открыты двери.
Сквозняк, как красное вино,
Бодрит. Пока, по крайней мере.

Уже не ходят поезда
От станции «воображение».
Но даль небесная чиста
И облака, как перья.
И нету горечи обид.
И запоздалых сожалений.
И внешность, после превращений,
Приличный обретает вид.

Смятенье. Долгие раздумья
О погибающей стране.
И легкие шаги безумья
Уже заметные родне.

Он никому из нас не верит.
Когда сосед к нему стучит,
Он крепче запирает двери
И осуждающе молчит.

В старости не желаешь говорить красиво,
Понимая, как мало значит слово.
Деревенька. Облако. Слива.
Осень. Две недели до Покрова.

Чем старше мы, тем тяжелей весна.
Мы рады ей, скорее, по привычке.
От жизни получив по счету и сполна,
Теперь шипим, подобно отсыревшей спичке.

В старости не поможет никакая больница.
Помогает доброта. Даже и в узких границах.
Даже и в людях некрасивых, неблизких, неродных
Ничего другого не видишь. Только этот штрих.

Хоть сладка водица –
Губы горечь пьют.
Хоть легка дорога –
Ноги не идут.

Осенний ветер нас торопит
Дни нашей жизни перебрать.
Тома волнующих историй
Сжимает в тонкую тетрадь.

Под старость сужена дорога.
И, как домашнее задание,
В конце житейского урока
Предоставляется страданье.
Как способ взять высОко ноту
В тени беспечного досуга,
Как отклоненье от народа
И отхожденье друг от друга.

Как жара тяжкое дыханье,
Что опаляет наши лица…
И на пороге угасанья
В нас и иголка не вонзится.

Мне показали список дней моих.
Он был так короток, как стих.
Дорога с горочки вела
И даль звенящая плыла.

Давно знакомы мы с собой,
Но о себе мы мало знаем.
И, даже отправляясь в мир иной,
Как будто бы не сами умираем.

Осенний ветер листья крутит
Нас тянет за собой. Бежать.
Но, тягу лучше придержать:
Она – обманщица по сути.

Мы в старости совсем, как дети,
Некстати проявляя прыть,
Изводим всех, кого ни встретим.
Кого ни встретим, учим жить.

То мы бодримся и смеемся,
То плачемся сверх всяких мер,
А надо будет – подеремся.
И запоем не в свой размер.

И лишь, когда мы засыпаем,
Когда на равных явь и сон,
Другие мысли прилетают
Из неразведанных сторон.

Остынь, дружок, твой бег – по кругу.
Года в секунду пронеслись.
Господь берет тебя на руку
И тихо опускает вниз.

Твоя иссохла оболочка.
Нога не оставляет след.
В шкафу затеряна сорочка
(В ней появился ты на свет).

И полно, друг мой, балагурить,
Изображая сил прилив.
Всем неприятен старый дурень,
К тому же, если он труслив.

Не лучше ль, не глотая слога,
Не отводя, не пряча глаз,
Поговорить спокойно с Богом,
Хотя бы, в самый поздний час.

Среднерусский пейзаж, замороженный в окна.
Пруд с тяжелой и темной водой.
Постой!
Посиди хоть немного
Далекая,
Мокрая
Спой.
Платок свой потрепанный
Развяжи.
Останься.
Скажи.
Почему, как две капли с ветки
Упали твои глаза?
Света, света.
Хочешь сказать.
Хочешь в Африку
К зебрам.
К огромным слонам.
Хочешь шляпу белую
Носить по утрам.
А тебе подсовывают
Вместо ярких огней
Поцелуи дешевые
Полупьяных парней.

В глухом городке на пустынном вокзале,
Где несколько женщин усталы и нервны,
Где пылью покрыты витрины буфета,
Где двое скучающих в шашки играли,
В глухом городке на пустынном вокзале.

На двух поездах, что так долго стояли,
И снег обметал белой сыпью вагоны,
И бил их легонько туда, под уклоны,
Где прежде они тормозами стонали.

Мы рядом с тобой на высокой платформе
Боялись и ждали от снов пробужденья.
Как нищий, впервые просящий, звон денег,
Как солнца луча предрассветные тени.

Раздался гудок. Поезд ожил. И время закончилось.
Не хватает билета. Один. Не хватает билета.
Так приходят от счастья к немыслимой жизненной
точности
Расставаний, пожатий, прощаний, ответов.

О чем ты думала, о чем ты думала, о чем ты думала?
О чем кричала ты, о чем ты думала, о чем ты думала?
Такая легкая, такая пестрая, такая легкая.
Все ниже ростом ты, все ниже ростом ты,
все ниже ростом ты.
Стучат колеса в такт, стучат колеса в такт,
стучат колеса в такт.
Ты уплываешь в мрак, колеса веслами, ты уплываешь
в мрак.
И ярки фонари, так ярки фонари платформы-острова.
И слышен чей-то крик, не твой и даже твой –
не твой, так поздно уж…

В глухом городке на пустынном вокзале,
Где несколько женщин усталы и нервны,
Где пылью покрыты витрины буфета,
Где двое скучающих в шашки играли
Шел медленный снег…

Небо самолетным серебром изрезано, как лоскут
                                                         парчи.
Пчелы цветам рассказывают басни.
Девочка за стенкой пальчиком стучит
По клавишам утреннее «Здрасьте».

Приторные флоксы курят в окно.
Мальва одевается в белые юбочки.
Запишем условие:» Это нам дано».
Вопрос такой: «Что же получится?»

Здесь в плеске прудов усталых,
В аллеях старых берез
Частица тех слов осталась,
Которые он произнес.

И дуб, зацепившись веткой
За край паутины лесной,
Как выстрел внезапный и меткий
Звучал в тишине ночной.

Седые мохнатые звезды,
Как прежде светили во мгле
И тайной пропитанный воздух
Туманом стелился к земле.

Здесь дух его мощный витает
Средь рощ и некошенной ржи.
Окликнешь – и он отвечает.
Посмотришь вокруг – ни души.

Из глубины веков,
Из глубины дверей.
Из коих никогда,
Из коих никогда
Никто не выходил
Вдруг выплыла и встала
Вдруг встала, словно был ей
Один лишь этот путь.
Глаза наверх глядели.
Послушная висела
Молочная луна..

И в серую прозрачность
Твоих раскрытых глаз
Входило полнолуние.

И сон тебе был в тягость,
И друг тебе был в тягость,
И на песке мерцали
Холодных ног следы.

Несильная досада,
Несильная досада
На собственную слабость
Или на то, что небо
Сливается с тобой.