Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы

Тогда со смертью были мы на «ты»,
Ведь к нам она ходила часто в гости,
Она летала к нам через фронты,
Была хозяйкой на любом погосте.

О, как мы ненавидели ее,
Когда, стуча костлявою рукою,
Она вселялась в наше бытие,
Как тварь, нигде не знавшая покоя.

Но, время, как товарищ нам ответь,
Ты помнишь всё, и ты не позабыло,
Как, выстояв, мы победили смерть,
Как мертвецам за нас не стыдно было.

Мне кажется, полезнее
Предупредить ребят,
Что нет чинов в Поэзии,
А впрочем, как хотят,

Как видят, так и думают,
А думать не хотят —
Пусть тянут жизнь угрюмую,
На мой, конечно, взгляд!

На мой незлой и опытный.
Тревожно бытие,
С полемикою хлопотно,
А всё ж беру ее.

Беру ее в свидетели
И за руку веду.
«Спасибо, благодетели!» —
За вас поклон кладу.

А я-то нынче с песнею,
Веселой и ручной,
С лесами, и полесьями,
И с заводью речной.

Мне кажется, полезнее
Предупредить ребят,
Что нет чинов в Поэзии,
А впрочем, как хотят!

Где б я ни был,
Я слышу, как гремит Ленинград
Медью, цинком, железом и камнем,
И шагами гвардейцев, что идут на парад,
И широкою песней морской и заздравной.

Где б я ни был,
Я вижу, как грустит Ленинград,
Он идет по безлюдью, простор атакуя,
Он, любимый, встает за гранитом оград,
По убитым солдатам безмерно тоскуя.

Где б я ни был,
Я знаю, как живет Ленинград,
Город мой вдохновенный, в работу влюбленный,
Полномочный глашатай, несущий плакат,
Агитатор отменный,
Восстанья огнем озаренный.

Я говорю вам просто, по-хорошему.
Мне душу задевает боль утрат.
Давайте памятник поставим лошади,
Что хлеб везла в блокадный Ленинград.

И в полынью свалилась, бедолага,
И дикий ветер стон ее разнес,
А черный ветер черным флагом
Накрыл ее,
А сердце сжег мороз!

И страх, и жуть цвели в такой картине,
Метелил снег, гремели груды льда,
А голова гнедка была на льдине,
В глазу стеклянном замерла звезда.

И холодел мороз от ветра злого,
И в полынье шипел водоворот,
А рядом шлем валялся ездового
В снегу,
В метели,
Также вмерзший в лед!

Кто мне скажет,
Из какого сплава
Отлита иль выкована Слава?

Сплава нет такого.
Ну так кто ты?
Сердце, закрывающее доты,
В стороне озерной иль заречной?
Это что — мгновенье
Или вечность?

Что такое слава Ленинграда?
Это буря первой баррикады,
Это стяг ее, горящий ало,
Мужество, какого не бывало!

О России говорить не буду,
Ведь Россия вся подобна чуду!

Я живу, Россией окруженный,
В голубых озерах отраженный,
Я хожу в лесах и перелесках,
Солнцем зацелованных до блеска!
                Солнышко, гори, гори,
                Шире окна отвори,
                Золоченые,
                Точеные,
                Где скачут снегири!
                Снегири, не снегири —
                Просто алый блеск зари
                Ты России
                Самоцветной,
                Не считая,
                Подари!
Я живу, Россией окруженный,
Красотой ее завороженный:
                Полями, полями,
                Еще соловьями,
                Младыми руками!
Ох и руки, молодые руки,
Не дадут мне помереть от скуки,
То жарой охватят, то ознобом,
Оживят и вытащат из гроба!
Я живу, Россией окруженный,
Солнцем, красным солнцем обожженный,
                И кому-кому,
                А ей виднее,
                Где светлею я,
                А где темнею!
                Приходите, гости,
                Через новый мостик,
                Гости на́ гости —
                Нам для радости!

Ой, моря мои и реки
Преглубокие,
Я иду себе, иду
Да поокиваю.
Просто так говорю,
То ль от радости,
По-онежски, по-пинежски
Да по-ладожски,
Да по-ладожски, да по-олонецки,
Пахнет слово землей,
Коль наклонишься!
Наклонись, поклонись
Здесь и около…
Я иду себе, иду
Да поокиваю.
И тоску и грусть гоню,
Ну их к дьяволу,
Вижу кисть костяники,
Красной ягоды.
Наклоняюсь к ней и рву —
Ох и красные,
Костяника, земляника —
Распрекрасные!
Сразу падаю в траву
Да в зеленую,
В ту густую мураву,
В ту миленую.

О тебе я думаю
В краю любом,
Я веду мечту мою
В отчий дом,
Тот, что видел всюду,
Чем живу,
Век не забуду,
Россией зову!
Свет мой вечерний,
Свет дневной,
Летний,
Весенний,
Ты со мной.
Мой в травах росных,
С Невой,
С Днепром,
Мой светоносный
Отчий дом,
Мой, где присяга
Жива моя,
Мой с красным стягом,
Как заря!

Под бурей шалой,
Под ветром тяжким
Матросы в сонме крутых снегов,
Вскричав:
«Нас мало,
Но мы в тельняшках!»,
Оскалив зубы,
Шли на врагов.
Подобный буре, темнее тучи,
В бушлатах черных катился вал,
«Ура» вскипало,
И снег колючий
Нейтральным не был,
А воевал!
И волны дыбились ледовито,
Не затихал над долиной гром.
А после памятник из гранита
Был создан нами на месте том,
Где в буреломе
Под ветром тяжким
Матросы в сонме крутых снегов,
Вскричав:
«Нас мало,
Но мы в тельняшках!»,
Оскалив зубы,
Шли на врагов…

Нагло вороги лезут,
Не легко с ними биться.
Ни огня, ни железа
Ленинград не боится!

По зеленым предместьям
Рыщут жадные волки.
Ленинград — город-песня,
Он не может замолкнуть.

Он поднялся, геройский,
И пошел ратным шагом,
И несметное войско
Разметал по оврагам.

Там, где никнул осинник,
Злую свору откинул,
И глядела Россия
На него, исполина.

Поглядела весенне,
Всё вокруг ликовало,
И такого веселья
На Руси не бывало!

Кто с Волги, кто с Камы,
Кто с Дона —
Раздольны России края.
А я говорю из Кобоны.
«А где, брат, Кобона твоя?»

«А где, — отвечаю, — в России,
Шумят заповедно леса.
Из блеклой нечаянной сини
Спокойны ее небеса.

Шумит верболоз и осинник,
Черемуха плещет в окно,
Густою всесильною синью
Пронизано море одно.

Мои августовские звезды,
Их росчерк вошел в бытие,
Мой синью пронизанный воздух,
Мое это море, мое!

Мне видно, как в вольном просторе,
Глубокие очи смежив,
Заснет это синее море,
На звезды волну положив…»