Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы

Нам грозят, как грозили,
Гнуть хотят в три дуги.
Всё ж, как любим Россию,
Знают наши враги.

Но заветней заветных,
Наше время, звени!
Что Россия — бессмертна,
Также знают они?

Ворог наш не тетеря,
Он не хочет упасть,
Он в Россию не верит,
Но ему не украсть:

Ни горючего камня,
Ни замка от дверей,
От границ стародавних
России моей!

Ой, матросы, матросы,
Родная братва,
Ваше «Яблочко»-песня,
Ваша пляска жива,
Их качает, их помнит,
Их знает Нева;
Их морская пехота
Боевою трубой
Зачисляла по ротам,
Вела за собой.

Эх, яблочко,
Золотой ранет,
Вместе встретимся
Через много лет.

Мне бы яблочка
Да ананасного,
Ой, жги, говори,
Цвета красного!

Эх, яблочко,
Где ты выросло,
И какой тебя
Бурей вынесло?

Эх, яблочко,
Молодой налив,
Никогда матрос
Не бывал ленив!

Эх, яблочко,
Не купишь дешево,
Эх, балтийское,
Оно заклешено!

Летом и зимою,
Ночью и днем
Мы врагов крестили
Сталью и огнем,

И они нас крестить
Не позабывали,
И с коней вороных
Шашками сшибали!

На холмах покатых,
На горах горбатых,
Ой, была Россия наша
Бурею богата!

Буря шла по лугам,
Бушевала далью,
Буря шла по врагам
Вороненой сталью;

Буря шла через лес
С позолотой русской,
Буря шла на эфес
Сабли златоустской!

От великой реки,
Небеса нахмуря,
Через все материки
Пролетела буря…

Борьбою наш день обозначен,
Так зрим ее облик и жест.
…А матери всё еще плачут
И в дни всенародных торжеств!

Есть песни, что схвачены гневом,
И есть, чтобы жить веселей.
….А матери слышат в распевах
В любых голоса сыновей.

Так будет до смерти до самой
Кровавый мерещиться бой…
О милые русские мамы,
Лиха безысходная боль!

Мне ничего не надо от России!
Я так ее обычай понимал:
Когда меня в застолье не просили,
Я места за столом не занимал!

От этого идет мое веселье,
От этого веду свою игру,
И потому в чужом пиру
Не испытал, не знаю я похмелья!

Мне ничего не надо от России,
Лишь были б веселы ее дела,
Чтобы жила она в красе и силе,
В извечной славе чтоб она жила!

Чтобы стальной струной она гудела,
Огнем прошила всюду бытие,
Чтобы от наших дел она светлела,
А мир светлел от имени ее!

…А ты не грустна почему-то,
Садись и России пиши,
Пиши ей, что кончилась смута
Твоей непонятной души.

Пиши, что идешь к новоселью,
Что, в общем, твой день неплохой,
Хоть нету большого веселья,
Но нет и печали лихой.

Скажи ей, России заветной,
Отправь свое слово в полет,
По вихрю пусти иль по ветру,
По морю —
Россия найдет.

Здесь ни гор, ни предгорий,
Выбирайте любое, пожалуй:
Ленинград вышел к морю
Или море к нему подбежало.

Подбежало на цыпочках
По дороге просторной,
Заиграло на скрипочках,
Взволновалось повторно.

А потом на гармониках,
На моих новгородках,
Словно жимолость тоненьких,
То буйных, то кротких.

А когда выходило
Утро в красных сапожках,
То играть выводило
И волынки и ложки.

Солнце шло от порога
И не дудки-жалейки —
Выводило в дорогу
Настоящие флейты.

Волны моря синели,
Ветром подняты купно,
И сквозь волны звенели
Колокольчики бубна…

Мы постучали в Ладогу,
В просторы льда,
И Ладога ответила
Нам тогда:
«Давай, давай — я выдержу
Борьбу с бедой,
Давай, давай — я выдюжу
Бои с ордой!»

Пускай же не для вида
Гремит окрест:
Ладога не выдаст,
Фашист не съест!

Лети, «Дорога жизни»,
Во весь опор,
Советской Отчизне
Служи, шофер!

Служи стране огромной,
Будь рад подсобить,
Служи, где воют бомбы,
Готовые убить.
Фашист грозит удавкою,
А ты вези муку,
Вези ее добавкою
К голодному пайку.
К голодному,
Холодному,
К такому, что невмочь,
Вези в беду народную,
В горячечную ночь!

Вези в метель,
Вези в пургу,
Вези им невпокор,
Вези врагу наперекор,
Врагу наперекор!

Уж я-то знаю Ладогу
С тяжелою волной,
И под обычной радугой,
И — реже — под двойной.

С ветрами понизовыми
И верховыми в зной,
И — реже — с бирюзовою
Прохладной тишиной;
И с заводью, и плесами,
И с рощею густой,
С гранитными утесами
И грустною трестой;
С зелеными подлесками,
С песчаною косой,
Целованной до блеска
И солнцем и росой!

Мы постучали в Ладогу,
В просторы льда,
И Ладога ответила
Нам тогда:
«Давай, давай — я рядом,
И я помочь могу,
И вместе с Ленинградом
Ударю по врагу!»
Ударила, ударила,
Страдала за него,
И ей любовь подарена
Народа моего.
И, с ним победу празднуя,
Вольна и велика,
«Дорогой жизни» названа —
И это на века!

Со мною сказы золотые,
Они промчались за леса,
Через заказники густые,
Что подпирают небеса.

В них плеск седой волны я слышу.
И рада вольная душа,
Что ветер Ладоги колышет
Зеленокрылье камыша.

И видно мне: за самой, самой
Грядой, где тесно валунам,
У побережья Валаама
Проходит солнце по волнам.

А перед тем, когда погаснуть
Ему, златому, суждено,
Заря всё машет лентой красной,
Как на морях заведено!

Мой давний предок назывался смердом,
Он был дударь, ложкарь.
Он бражничал небось!
Что я скажу о нем — недостоверно,
Скажу, как в людях слышать довелось.

Его душа была огнем палима.
Он мало видел
И не много знал,
Платил с души,
А не с души, так с дыма,
Он жег леса под пашню,
Деготь гнал.

Он был, мой предок, с крепкими руками,
Немногословен был, но остроглаз,
Точил секиру о точильный камень,
Шел на врагов и ранен был не раз!

Он где-то жил на Волхове.
С туманом
                  вставал утрами,
Шел через туман.
В большом роду
Он назван был Иваном —
Неплохо ведь!
Мой прадед был Иван,
И дядя был Иван.
                      В долине ровной
Он жил,
Он бедовал,
Войной гоним…
Но здесь уже всё ясно в родословной,
Приходит встреча с Временем моим!

И я вошел в народное всевластье,
И я с великим Временем в ладу,
И вся моя родня,
Мои пристрастья
Не в домыслах моих,
А на виду.