Ринат Валиуллин - Стихи для гурманов 2

– Страх только перед временем,
оно равнодушно и бесчеловечно:
сколько бы ты его ни ждал,
сколько бы оно ни приходило,
ты знаешь, что оно рано или поздно уйдёт.
– Люди меня пугают больше, чем время:
некоторые из них не уходят,
даже когда уже ничего не держит.

Я на диване
тру глаза
за окном дубак чешет седую грудь,
мне никуда не надо.
Первым встал сон,
куда он в такую рань
ушёл.
Я продолжаю лежать,
но без него это каторга.

Кого-то сажают на электрический стул,
меня – на диван,
я ворочаюсь,
как будто дали десять минут
выразить богу
последнюю просьбу
перед подъёмом,
с надеждой ещё уснуть
он разбивает её окончательно,
встаю
в беспорядке,
сонная.

Печаль –
вот что делает тебя привлекательной,
и стоит только взгрустнуть,
как тысячи глаз слетаются на хрустальный мёд
разлакомиться на мысли:
«Утешу! А вдруг повезёт».

– Иногда хочется залпом,
как водку.
– Тогда придётся закусывать кем-то,
не все годятся для поцелуев,
мне ближе молодое вино
цедить понемногу глоточками.
– Значит, вам важен процесс,
а мне – послевкусие.

Вы знаете, что мне пришло на ум?
Телеграмма,
анонимная,
я не знаю, от кого
несколько строчек,
жестких и честных
о том, какой я
и какие вы.
Трудно поверить,
но похоже на правду,
я выгляжу ужасно на этом клочке бумаге,
вы тоже, между прочим.

Каждый вечер одна и та же телеграмма,
не мог понять, кто мне пишет,
искал, допытывался,
пока однажды ночью
не услышал,
как сердце
отбивало многоточие…

– Вроде закрыто всё:
страница в контакте
дверца, окно и форточка –
как вы ко мне вошли?
– Через сердце.

Если ты любишь её…
Будь готов, что в любой момент тебя могут послать,
даже не имея на то веской причины,
это всего лишь значит, что ближе тебя нет никого.
Будь готов бесконечно быть рядом,
если ты любишь её.
Будь готов остаться один на всю ночь без секса
в голодной постели.
Будь готов, что этой же ночью тебя разбудит
телефонный звонок —
она может сказать всё, что угодно.
Будь готов это выслушать,
слух твой должен быть абсолютным,
всё, что нужно женщине от любимого
в такой ситуации —
трепетное сочувствие,
если ты любишь.
Будь готов, что она соберётся вдруг от тебя уходить —
это всего лишь проверка,
насколько сильно ты влип, и нужно ли
продолжать спектакль,
в котором она постоянно ревнует —
ревность – не что иное, как часть её тела, зачастую.
Будь готов к молчаливому утру,
к холодному кофе взглядов.
Будь готов незаметно поднять её настроение
путь к сердцу женщины усеян капризами,
их просто нужно исполнить,
самый главный из них —
будь щедрым, наглым и даже бесстыжим,
искренним в чувствах.
Будь готов беспрестанно
целовать её в шею и ниже.

Сколько бы я ни жал на выключатель —
солнце не гасло,
сколько бы я ни прыгал —
не доставал до неба,
сколько бы я ни шёл —
я не мог прийти,
сколько бы я не думал —
я не мог быть умнее мозга.
Однажды я не пошёл в школу,
и школа пришла сама,
мысленно,
о вкусах не спорят,
но иногда я чувствую, как меня едят мысли,
значит, я не только разумный,
но и съедобный.
Когда я уснул,
они отстали,
значит, спящий я не такой вкусный,
когда я нажал на включатель —
луна исчезла.

День рожденья,
трубы уже горят
в кране нет воды,
в горле не осталось слов,
говорю сердцем:
всё, что вы сказали хорошего,
я сожрал,
тем, что ещё скажете,
запью.
Весел, лиричен, пьян
почти два года,
неравнодушен к словам,
стихи… О чём они?
Я не знаю
(в лучшем случае —
о нелюбви к самому себе,
в худшем – к вам),
точно только то,
что они мне даруют жизнь,
она то удивительна,
то хренова.
Да вы это и сами глотаете,
но тем интереснее,
я буду (как и вы)
жить,
пить,
бросать пить,
курить,
ненавидеть,
искать,
любить,
снова и снова.

Мне понравилась фотография пустоты,
будто она сама снимала глаз фотографа,
в то время как он сидел в своей камере,
так как знала, что он хотел увидеть,
и принимала эти черты.
Она позировала,
но вот ей надоело,
она оставалась сама собой,
как он ни старался,
как ни путешествовал,
как ни выставлял ракурс, фокус, штатив —
пустота.
Отчаявшись он так и назвал свою выставку,
пустые комнаты висели на стенах
люди заглядывали туда,
обнаруживая свою пустоту.

– Я хотела быть твоей тенью.
– Я твоей пустотой.
– Я твоим междометием.
– Я твоей головной болью.
– Значит сама собой.
– Даже твоей изменой,
но с другими не получалось.
– Я – Отелло.
– Я не хотела бы Дездемоной.
– Тогда о других даже не думай:
ты моя форма,
я – твоё содержание.

В чае плавает кухня.
Я с тобой занимаю её пространство
до самых краёв,
волнуется, выплескиваясь,
в игры непостоянства —
это и есть любовь.
Сердце выползло из Красного моря на берег,
за собой оставляя кровавый след,
его личное необходимо присутствие,
иначе не верят
в то, что я от любви ослеп.
Я не вижу стрелок часов,
время остановилось на время,
оно ненавидело счастье,
ждёт,
ожидало меня, как и стены,
им захотелось в этом месте остаться,
когда я уже был в другом.

– Чёрт,
не хотела к вам притрагиваться.
– Як вам – тоже.
– Вы – другое дело,
вы – мужчина,
ваша кожа
так на диван похожа,
который я давно хотела купить в прихожую.

Я заменил сигареты на алкоголь —
получилось довольно неплохо.
Снова я смотрю на тебя и вижу,
что ты не одна,
вместо дыма
скорого исчезновения —
теперь бокал наполненный
в профиль.

Он называл её:
«Ты моя маленькая гениталия»,
когда она проплывала рядом,
обнажённая,
в летнем платье
или в банном халате,
в толщах воды
трёхкомнатного аквариума,
разрезая изящным светом
пространство
меж кораллов из кресел, диванов, шкафов.
«Ты моя маленькая гениталия»,
ей это нравилось
даже больше, чем он —
взрослый, сильный, могущественный.
Одну вещь она знала точно,
которая её вдохновляла –
старость ей не грозит,
рядом с ним
она никогда не станет большой.

– Зачем ты напялила их на себя?
– Что?
– Мужские заботы.
– А кто, если не я?
– Мужчины,
пусть это будет кто-нибудь.
– Кто-нибудь где-нибудь как-нибудь!
Я
здесь
одна,
должна быть счастливой.
– Никому ты ничего не должна,
если любима.

Это утро не такое, как все —
в нём слишком много цемента.
Я пошёл пешком на работу,
едва проснувшиеся глаза домов
таращились одноцветно.
Этот день, как лицо, не загримировать,
ему не почистить зубы,
не намазать кремом от сухости,
причёсываю ногами уличную прядь,
плотский человек из плоскости.
День, одолжи мне вечер
до следующей зарплаты,
я ещё платёжеспособный —
сделаю из него немое кино двадцатых,
трогательное и нервное.
Надену на себя бар,
положу губы в стакан,
влезу во взгляд какой-нибудь женщины…
Мне приятна атмосфера такая –
примитивная и бесконечная.

Два года мы беспробудно пили кровь
друг другу,
и когда протрезвели,
я поняла, кто он такой,
он выпь ел из сна,
в котором я всё ещё торчала,
и я поняла, кто он такой,
насколько глубок.
Вы спросите, почему мы вдруг бросили пить?
Я отвечу:
рано или поздно все бросают
последний взгляд,
кости (в землю),
курить, слова,
камни в чужой огород,
друг друга.
И всё, что вы бросите,
уже никто не поймает,
если не подберёт,
уже никто не сможет
поймать от этого кайф,
даже я.

Однажды в зеркало посмотрев,
я не увидел отражения,
мне надо прийти в себя,
тук-тук.
– Здравствуйте, моё тело,
я вернулся,
здесь жил когда-то,
но вышел несвоевременно.
– У вас есть доказательства,
документы с фотографией,
свидетели вашей отлучки?
– Нет, я вышел в период атомного
распада отношений
с любимой… замки поменяла, сучка.
– Можете изложить на бумаге?
– Пожалуйста, вот письменное объяснение.
– Вы вышли один из себя?
– Нет, со мной ещё было моё терпение.