Лидия Алексеева - Горькое счастье: Собрание сочинений

Маленький лазурный скарабей
Под стекольным холодом музея.
Сколько черных бездыханных дней
В саркофаге ждали скарабея,

Чтобы день пришел, и грянул свет,
И в ладони варварской, случайной
Понял он: ему возврата нет
В мир, лишенный мудрости и тайны.

Он дешевой пуговкой лежит
Под стеклом — и грубый, и чудесный, –
Но читать старательный петит
Никому о нем не интересно.

У вечерних присев ворот,
Жизнь, тяжелый клубок забот.
Из усталых рук уронить, —
И одну лишь распутать нить:
Шелковинку зеленых дней.
Что прошли по душе моей,
Что связали меня петлей
С этой злой любимой землей.

Всё, во что мы верили, не верили,
Что любили, знали, берегли, –
Уплывает, словно на конвейере,
С кровью сердца и с лица земли.

Или это мы летим неистово,
Или это нас волна несет?
Так порою отплывают пристани,
А стоит идущий пароход.

Вот выпал снег – и растаял.
Вот жил человек – и умер.
И чья-то лодка пустая
Толчется в прибрежном шуме.

Но к ней не придет хозяин –
Уплыл он в страну иную.
Лишь небо светло зияет,
Не видя печаль земную.

Я – первый серый щебет,
Зажженная скала,
И мне навстречу – в небе
Два розовых крыла…

Но вот по веткам брызнет
Пытливым солнцем день,
И упадет от жизни
Отчетливая тень, –

И камнем будет камень,
И я – какой была,
И просто облаками
Два розовых крыла.

Конец томительного дня,
Пустой молчащий дом.
Кто это смотрит на меня?
Кто в зеркале моем?

Не я, о нет, – я выше их,
Глядящихся в упор:
Я тот, кто видел и постиг
Немой их разговор.

Я спала, как серый мрамор в глыбе, —
Мысль невоплощенная Твоя:
Ты меня резцом из камня выбил,
Для отдельной жизни изваял.

И раскрылось мраморное око,
И увидело, что мир — вовне, —
Я сотворена. Я одинока.
Я свободна. Что же страшно мне?

Ветер, облака уже не братья,
И земля — не мой родимый дом…
Не оставь теперь меня, Ваятель,
В первом одиночестве моем!

Замкнулся день благословенным кругом
Земных своих чудес:
Всё розовее облако над лугом
И всё чернее лес.

Кто, райским пламенем над ночью рея,
Зовет и ждет меня?
«Уйди от ночи, поднимись скорее
До моего огня!»

Но на плечи прохладные ладони
Мне сумерки кладут:
«Нет, не уйдешь, не убежишь погони, —
Мы тут, мы тут!»

Мы крошки с Божьего стола,
Осколки первой тайны —
Все наши жизни и дела
Так странны и случайны.

Но как, беспомощно любя,
К Тебе вернуться снова?
Как вылупиться из себя,
Из зеркальца кривого?

Забыть, что в нем отражено,
Разбить земные меры
И снова стать с Тобой одно
В огне плавильном веры?..

Здесь, в саду таинственном Твоем,
Я, как лист на дереве осеннем,
Вся дышу последним тихим днем,
Но ползут длиннеющие тени…

Скоро ветер колыхнет, шурша,
Сад ночной и, не противясь даже,
Лист увянувший, моя душа,
Подлетит к ногам Твоим и ляжет.

Длинная тень убегает по лугу,
Лугу вечернему, золотому.
Утром мы обе с ней были молоды, –
Нынче устало шагаем к дому.

Тень на крыльцо поднялась и падает,
Словно сломилась своей любовью.
Я подожду – если будут рады ей,
Тоже вернусь под родную кровлю.

То сверкнет, то затонет
Черным боком скала –
Плеск прозрачных ладоней
О нее без числа:

Приливают упруго,
Отступают, журча, –
Три столетья – и угол
Стал круглее плеча.

Семь столетий – и выем,
Крабу влажный навес:
Им не к спеху, стихиям,
Им не надо чудес.

Да, безнадежность – тоже утешенье:
Покой и легкость, нечего терять.
И только сердца теплое биенье
И под рукой послушная тетрадь.

А целый мир могуче и покорно
Цветет в моем распахнутом окне,
И созревает, и роняет зерна,
И прорастает песнями во мне.

Слоятся дыма голубые складки,
Опал костер, мерцает рыхлый жар, –
Но подметенных листьев отпечатки
Еще хранит осенний тротуар.

Сгорело всё, что эта жизнь дала мне,
Подметено. И пепел сер и чист.
И лишь стихов прозрачный след — на камне
Запечатленный лист.

Собирать слова, как в поле маки,
Что зовут и тех, кто не искал?
Нет, в подводном пробираясь мраке,
Отрывать, как ракушки от скал, —

Чтобы в окровавленных ладонях,
Задыхаясь, вынести на свет:
Даже если их никто не тронет.
Даже если в них жемчужин нет.

Согреться — да не знаю, где бы…
Лишь снега синяя верста
Да замороженного неба
Оранжевая пустота

Вдруг первый огонек селенья
И запах дыма и костров, —
Как первый вздох стихотворенья,
Еще не слышащего слов…

Слова клубятся где-то выше,
Еще их темных, не прочесть…
Пусть над окном не видно крыши,
Но, если светит, крыша есть.

Украдкой море удалилось,
От черных скал отведено,
Для всех — на милость и немилость —
Открыв обманутое дно,

Брожу. Ракушки ноги колют.
В корытце каменном вода.
Лежит в теплеющем рассоле
И задыхается звезда.

Слова – как лужи, гнилью пахнут.
Мой дар — ты жив или не жив?
И ты глазам земли распахнут,
Как иссякающий залив.

И блекнут водорослей пятна.
И сохнет мелкий водоем…
О, как мы все волны обратной,
Воды животворящей ждем!

Из моего дыханья
И радуги сквозной
Он круглым колыханьем
Взлетает надо мной.

И ветер изобильный
Несет его, маня,
От блюдца пены мыльной,
Соломинки, меня…

Земные путы эти
На миг, но превозмог.
Прими, высокий ветер,
Мой самоцветный вздох!