Афанасий Салынский - Драмы и комедии
М и ш к а. Запомнил… это институт… Улица Бетховена, дом восемь.
Появляется Н а д я. Мишка вскакивает.
Б о р и с. Шпиона он нашел! Фильмов ты насмотрелся, парень…
М и ш к а (тихо, с ненавистью). Мотай отсюда. Ты здесь не отдохнешь, а последнее здоровье потеряешь. (Уходит.)
Н а д я (подошла ближе). Борис… уехали бы вы, правда… Еще дня три — и я тоже домой, в город. Уезжайте, Боря…
Б о р и с. Отсюда, из Кардымовки?.. Как он тут жил?.. На дебаркадере… один! Вержа перед ним… Двадцать лет… Самое худшее место, в котором мы можем находиться, — это быть в самом себе. Француз Монтень сказал эти слова три столетия назад…
Н а д я. Сердитый он был очень, Андрей Семенович.
Б о р и с. Я никогда не бывал в деревенской бане. Пойду посмотрю, как там…
Н а д я (понимающе). Иди. Я тебя подожду.
Входят А н т и п о в и Л е р а.
А н т и п о в. Мать уехала? Слушай Боб, говорят, сохранились какие-то чертежи.
Б о р и с. Я знаю.
Л е р а (как бы извиняясь). Боря, я подрабатываю в нашей областной газете. Брала интервью недавно… Боря, мне давал интервью инженер, который строит новый мост через Вержу. (Вспоминает.) Фамилия такая простая… Толстяк, с одышкой… Он говорил, что у него с Бунеевым был какой-то конфликт.
А н т и п о в. Ведь как бывает: повыдергивал из старых чертежей все лучшее, подправил — и уже строит. Вот тебе и весь конфликт.
Л е р а. Сергей, ты же его не знаешь… и так плохо о человеке!
А н т и п о в. Я не о человеке, я о человечестве, Лерочка. Боб, все-таки попробуй в этом разобраться. Дерзай, старик! Если же доведется спорить… не забывай: у тебя всегда в запасе веский аргумент — тренированные кулаки десантника. (Серьезно, даже чуть с нажимом.) Время спросит потом не с кого-нибудь, а с нас: что вы сделали, чтобы пыль равнодушия не покрывала планету? Подумай, кто это сделает за нас? Кто, если не мы?!
З а т е м н е н и е
Прошла неделя. Там же. Часы предвечерья.
Входят Н а д я и М а р я г и н. Надя несет книги Марягина и свою тетрадь для стенографирования. На скамейке, возле кольев с лаптями, развешанными для продажи туристам, дремлет О л ь х о в ц е в.
Н а д я. Не бойтесь вы свежего воздуха!
М а р я г и н (с намеком). Вам-то здесь лучше: дебаркадер весь виден.
Н а д я. При чем тут дебаркадер?! Просто на воздухе работа быстрей пойдет.
М а р я г и н. Если уж не идет, так не идет… Эта скульптура Матвея Черного далеко не мелочь, Надюша… Вы читали мою книгу о привольском восстании семнадцатого века? Вышла нынче весной.
Н а д я. Простите, не читала.
М а р я г и н. Я убежден, моя концепция… гм… о привольском восстании и Матвее Черном — единственно верная концепция. А споры вокруг скульптуры — просто мышиная возня. Почему же так трудно мне сегодня собраться с мыслями?
Н а д я. Чем вам помочь?
М а р я г и н. Вы? Могли бы… Вы всё, всё могли бы…
Н а д я. Буду стараться, Владимир Павлович. Давайте здесь. Дед нам не помешает.
О л ь х о в ц е в. Все-таки неудобно: вроде бы посторонний предмет. (Встает.)
М а р я г и н (отвел старика в сторону). Дорогой Евгений Степанович, имейте в виду: ваша библиотека для меня бесценна. Я готов дать за нее любые деньги. Неужели ж не проснется ваша коммерческая жилка?..
О л ь х о в ц е в. Если б можно было посоветоваться с Андреем Семеновичем… (Уходит.)
М а р я г и н (вслед). Все-таки я не теряю надежды.
Н а д я. Сегодня в шестнадцать тридцать был катер?
М а р я г и н. Был, кажется. (Саркастически.) Впрочем, нет, в бурных волнах Вержи произошло кораблекрушение. Пассажиров подобрало океанское судно, и только прекраснейший из них, Борис Куликов…
Н а д я (сухо). Я готова, Владимир Павлович.
М а р я г и н. Последние фразы… прочтите, пожалуйста…
Н а д я. «Мне думается, обращение к материалу истории не должно связывать фантазию художника». Точка. «И все же…»
М а р я г и н. Та-ак… (Диктует.) «И все же те крупицы сведений относительно Матвея Черного, которыми располагает историческая наука о нашем крае, вряд ли дают художнику право трактовать…». (Поморщился.) Боже мой, какой суконный пошел слог… «право», «трактовать»…
Н а д я (привычно). «Право трактовать…»
М а р я г и н. Зачеркните все это. (Диктует.) «Современный взгляд художника на исторический материал предполагает прежде всего…»
Н а д я. Простите, вы заторопились. Повторите.
М а р я г и н. «Современный взгляд художника на исторический материал предполагает прежде всего объективную зоркость по отношению к главному, определяющему в данном отрезке истории. «Сотри случайные черты», — сказал поэт…». Нет, не идет. Жвачка. Солома какая-то. Вот вы скажете свое «повторите» — и все мысли сразу куда-то вылетают.
Н а д я. Обычное профессиональное выражение — «повторите».
М а р я г и н. Я не сплю уже несколько ночей.
Н а д я. Владимир Павлович, вы будете диктовать?
М а р я г и н. Хорошо, считайте, что я диктую.
Н а д я (иронически). Буду считать. Время стенографистки оплачивается.
М а р я г и н. Сегодня ночью я смотрел на себя вашими глазами…
Н а д я. Это не записывать?
М а р я г и н. …молодыми, беспощадными глазами…
Н а д я. Владимир Павлович, не надо.
М а р я г и н. Вы так спокойны…
Н а д я. Закалка, Владимир Павлович. Извините, профессиональная закалка. Мне примерно раз в месяц кто-нибудь обязательно объясняется в любви.
М а р я г и н. «Кто-нибудь»!
Н а д я. Вот я прихожу к вам домой и к другим. Сидишь, работаешь наедине. Скажешь раз-другой «повторите», а дядечка вдруг на колени бац! Или прямо целоваться лезет. Опасная профессия. Стюардессы, официантки, стенографистки — это в представлении некоторых легкая добыча. Лишь бы купить наше расположение, побольше дать на чай…
М а р я г и н (про себя). Безумец… Барабан с квасом…
Н а д я. Продолжим диктовку?
М а р я г и н. Нет. (Увидел, что Надя нахмурилась.) Но вы-то что нахохлились?
Н а д я. И не думала, Владимир Павлович.
М а р я г и н (желая восстановить духовный контакт). Помните, вы как-то похвалились, что у деда в сундуках сохранились старинные деревенские наряды? Показали бы мне… Я ведь свои исторические очерки всегда немножко беллетризирую. Очень хочется увидеть эти платья не в музее, а на живой прелестной женщине…
Н а д я. Владимир Павлович, я не манекенщица, я стенографистка.
Слышен шум причаливающего катера.
Я свободна? (Взбегает на дебаркадер, кричит, подражая Мишке, в жестяной рупор.) Рыжий! Пиво привез?!
На дебаркадере появляется Б о р и с К у л и к о в с тремя большими картонными папками в руках.
Б о р и с (очень устал, недоволен собой, мрачен). Привет. (Вошел в каюту, положил папки на свою койку. На другой лежит Антипов.)
Н а д я (в каюте). Это что у тебя?
Б о р и с. Большие картонные папки.
Н а д я. А что в них?
Борис не отвечает.
А н т и п о в (встает с раскладушки). И на челе его высоком отражалось… душевное смятение.
Б о р и с (резко). Откуда смятение?!
А н т и п о в. Отдых, называется… Умчался в город, пропадал там целых три дня… Надя соскучилась.
Б о р и с (Марягину). Владимир Павлович, что же вы — Надя скучала.
Н а д я. Владимир Павлович! Хотите, сейчас буду вам платья показывать? (Выходя из каюты, оглянулась на Бориса.) Спешите на демонстрацию старинных женских нарядов, вход бесплатный — для всех!
О л ь х о в ц е в (появляется). Ох, шальная девка…
А н т и п о в. Так чем же ты занимался в городе?
Б о р и с. Пойду посижу со стариком Ольховцевым… Ей-богу, в его равнодушии к окружающим есть что-то джентльменское!
А н т и п о в. Иди.
Б о р и с. Нет-нет, и ты со мной.
А н т и п о в. А-а! Боишься оставить меня наедине с этими папками?
Б о р и с. Смекалистый мужик. Вытряхивайся, я запру дверь на замок. (Выпроводив Антипова, выходит сам, запирает дверь.)
А н т и п о в. Ты меня интригуешь, Куличок.
Появляются т у р и с т ы, молодые ребята и девушки.
Т у р и с т к а (выбирает лапти). Ой!.. Сколько за эту пару?
