Уилли РАССЕЛ - ВОСПИТАНИЕ РИТЫ
З а д у м ы в а е т с я.
Фрэнк, вы же знаете, что такое культура, мировая культура? Ведь даже если человек регулярно ходит слушать оперы и всё такое — это же ещё не называется «культура», верно?
ФРЭНК. Верно.
РИТА. Ведь на самом деле культура — это образ жизни человека, так? Ну так вот, у нас вовсе нет культуры.
ФРЭНК. Ну, разумеется, есть.
РИТА. Это вы о чем? О так называемой «пролетарской культуре»?
ФРЭНК. Ну…
РИТА. Да читала я про это, но наблюдать в живом виде не приходилось.
ФРЭНК. А вы оглянитесь вокруг себя.
РИТА. Да я только и делаю, что оглядываюсь, однако никакой культуры не обнаруживаю. Я только вижу пропащих людей, живущих на антидепрессантах с единственной мыслью: день прошёл — и хорошо. Но им такого никогда не скажешь, они же, видите ли, гордые. Они совершенно убеждены, что с культурой у них всё в порядке, особенно когда они сидят в пабе и лакают из пластиковых стаканчиков своё любимое пиво.
ФРЭНК. Ну, в этом нет ничего плохого, коль скоро сам процесс доставляет им удовольствие.
Во время следующего монолога РИТЫ — ФРЭНК постепенно откладывает в сторону свои бумаги и слушает её со всё большим вниманием.
РИТА. Никакого удовольствия этот «процесс» им не доставляет. Потому что в нём нет смысла. Они любят вспоминать прошлое, когда шла война, или когда им надо было биться за каждый кусок хлеба, и за каждую тряпку, и за крышу над головой. И у них загораются глаза, потому что тогда в их жизни был этот самый смысл. А теперь — что ж, у всех есть хороший дом, все сыты, и денег тоже достаточно, и вроде всё в полном порядке, но в глубине души они по-прежнему ощущают, что чем-то обделены. Это как будто болезнь, о которой все знают, но предпочитают не говорить, делают вид, что ничего не происходит, что всё в норме, и даже убийства, жестокость, сожжённые дома вроде бы неизбежны. Но ведь на самом деле тут что-то не так. А хуже всего что все, кто как бы должен отстаивать наши интересы, ну эти из «Дейли миррор», и «Сан», и телевизионщики, и из профсоюзов, — чему они нас учат? Зарабатывайте деньга, ничего другого. Но нам не нужно ещё больше денег, ни мне, ни многим другим. Ведь невозможно до бесконечности скупать новые шмотки и всё прочее. Но профсоюзы советуют нам заколачивать больше денег, а в газетах и по телевидению всё время рассказывают, на что их лучше потратить, и вроде всё о'кей, все здоровы, и никакой болезни и в помине нет.
ФРЭНК разворачивает свой стул так, чтобы видеть Риту.
ФРЭНК (помолчав). А почему бы вам не заняться политикой?
РИТА. Политикой? Да идите вы, я ненавижу политику. Я просто рассказываю вам о том, что вижу вокруг. А сюда я пришла, чтобы наконец всё понять. И то, что вы мне рассказываете, ну про литературу, театр, это придаёт мне силы. И потом я живу с мыслью, что через неделю приду сюда снова. Сегодня Денни пытался не пустить меня к вам, предлагал пойти в паб, с ним и его дружками. То, что я бываю у вас, вызывает у него лютую ненависть, знаете, как у наркомана, не контролируемую. Люди ведь вообще не терпят, если кто-то делает попытку «вырваться из стаи». Я же после наших занятий становлюсь сильнее, именно это Денни так пугает.
ФРЭНК. «Лишь установить связь».
РИТА. Ой, только не надо снова про этого динозавра Форстера.
ФРЭНК. «Лишь установить связь». Вы разве не поняли, о чем вы мне сейчас рассказывали?
РИТА. Как о чем? О своих домашних делах.
ФРЭНК. Да, конечно, но при этом вы связали воедино: и ваши платья, и телевидение, и «Дейли миррор», и наркоманию, и вашего мужа.
РИТА. Верно.
ФРЭНК. Ну, теперь дошло?
РИТА. Ну — а у этого вашего Форстера — там-то как устанавливается эта связь?
ФРЭНК. Очень просто. Благодаря авторской иронии.
РИТА. Да ну? И всего-то?
ФРЭНК. Именно.
РИТА. Так что же вы мне этого сразу не сказали?
ФРЭНК. Конечно, я мог вам сказать с самого начала. Но человек значительно лучше понимает, если доходит до всего сам.
РИТА (искренне). Какой вы умный!
ФРЭНК. Прямо жуть! А теперь вернёмся к «Пер Гюнту».
РИТА. Хорошо, будь по-вашему.
Раскрывает книги и начинает что-то писать.
ФРЭНК возвращается к чтению студенческих работ, не замечая, когда РИТА заканчивает свой труд. Она же, захватив с собой стул, своё сочинение, и книги, перемещается к столу Фрэнка. Поставив стул рядом с его столом, РИТА наблюдает за тем, как ФРЭНК работает.
ФРЭНК (поднимая глаза). Ну, как дела?
РИТА. Готово.
ФРЭНК. Написали?
РИТА протягивает Фрэнку своё сочинение.
(Читает вслух). «Пытаясь преодолеть трудности, связанные с постановкой «Пер Гюнта», я бы поставила его на радио, потому что, как говорил сам Ибсен, он писал его как пьесу для чтения, не предназначая её для театра. И если бы во времена Ибсена существовало радио, то он бы поставил «Пер Гюнта» именно там».
ФРЭНК поднимает глаза на Риту; у неё на лице сияющая улыбка.
З а т е м н е н и е.
Картина пятая
ФРЭНК сидит на своём вращающемся стуле. РИТА стоит рядом с книжными полками.
ФРЭНК. Ну, что ещё случилось?
П а у з а.
Ей-богу, всё это становится несколько однообразно. Когда вы появляетесь в этой комнате, вы готовы делать всё, что угодно, только не работать. Нельзя ли попросить вас приходить более собранной? Где ваше сочинение?
РИТА (уставившись в окно). Его нет.
ФРЭНК. То есть вы его не написали?
РИТА. Я сказала только, что его нет.
ФРЭНК. Вы что же, потеряли его, что ли?
РИТА. Его сожгли.
ФРЭНК. Сожгли?
РИТА. Да, вместе со всеми книгами Чехова, которые вы дали мне почитать. Денни обнаружил, что я снова принимаю таблетки; я сама виновата, оставила на видном месте рецепт. И тогда он сжёг все мои книги.
ФРЭНК. Ничего себе!
РИТА. Мне очень жаль, я постараюсь купить вам другие.
ФРЭНК. Да я вовсе не о книгах. Чёрт с ними, с книгами.
РИТА. Ну почему он не хочет, чтобы я училась? Он так себя ведёт, что вы небось подумали, будто у меня завёлся любовник.
ФРЭНК. А что, разве нет?
РИТА медленно отходит к полкам с книгами и, остановившись около библиотечной стремянки, начинает машинально крутить её в руках.
РИТА (глядя на ФРЭНКА в упор). Нет. Можно подумать, что у меня есть на это время. Мне бы с собой разобраться, а уж от всего остального — увольте. Да и никто мне не нужен. Ведь я как раз начинаю узнавать саму себя — и знаете, Фрэнк, это, действительно, потрясающе. Может быть, в моих словах есть доля эгоизма, но на сегодняшний день всё, что мне нужно, — это то, что я открываю в себе. И поэтому я совершенно не собираюсь вешаться на шею какому-нибудь мужику, потому что мне тут же придётся забыть о себе и заниматься исключительно его особой.
ФРЭНК. Может быть, ваш муж считает меня вашим любовником?
РИТА. Ну прямо. Вы мой учитель, я ему так и сказала.
ФРЭНК. Так вы рассказали ему обо мне? Интересно, что же вы ему говорили?
РИТА (садясь). Ну я — это — я пыталась ему объяснить, что благодаря вам у меня как будто появилось новое дыхание. Что вы отдаёте мне всё, что имеете, ничего не ожидая получить взамен.
ФРЭНК. И что же он на это ответил?
РИТА. Ничего. Потом я на минутку вышла из комнаты. А когда вернулась, то увидела, что он сжёг все мои книги, и записи, все абсолютно. Я сказала, что у тебя должно быть случилось размягчение мозгов, ну даже если у меня появился любовник, книги-то жечь зачем? Чехов уж точно тут ни при чем. Он ответил: «Ты думаешь, я решил, что ты путаешься с иностранцем?»
ФРЭНК (помолчав). Ну и что вы собираетесь теперь делать?
РИТА. Ну что, куплю вам новые книги, потом ещё раз напишу сочинение.
ФРЭНК. Я хотел сказать, как вы собираетесь дальше жить с вашим мужем?
РИТА (вставая во весь рост). А я ему прямо сказала: «Ну ладно, проехали, всё равно книги сгорели, но если ты только дотронешься до моего «Пер Гюнта» — убью».
ФРЭНК. Так прямо и сказали?
РИТА. Вот прямо так!
ФРЭНК. Вы его любите?
РИТА (помолчав). Я иногда вижу, как он на меня смотрит, и я знаю, о чем он думает в этот момент: не может понять, где та девочка, на которой он когда-то женился. Иногда он даже приносит мне подарки, думает, что с их помощью сможет заставить её вернуться. Но она не вернётся, её больше нет, она ушла навсегда, а вместо неё появилась я.
